Японский кассетник в Советском Союзе был несбыточной мечтой. Фото с сайта www.wikipedia.org
Время службы в составе Ограниченного контингента советских войск в Афганистане запомнилось мне не только рейдами по души «духов» и подготовкой к ним – читай напряженной боевой учебой. Но и вполне мирными буднями, в которых были минуты своеобразного отдыха на фоне горных отрогов и выжигаемых солнцем малотравчатых пустынь.
ДВЕ РАДОСТИ В АФГАНИСТАНЕ
Рассказывают, что еще в петровские времена пригласили как-то прусского посла в русской бане попариться. На свою беду тот согласился. И оходили его веничком, как на Руси водилось с незапамятных времен, до самых косточек. Там, в парилке, он дух и испустил (то ж только про русских говорят, что им пар костей не ломит, вон души не гонит). С тех пор пошла поговорка: «Что русскому хорошо, то немцу – смерть». В Афгане тоже поговорку сложили (в рифму): «Две радости в Афганистане – письмо да баня». Письма – отдельная тема, здесь поведаем о «второй радости».
Афганская мовь (так называли бани в глубокой старине, а еще – мыльня, влазня) – это увлекательная «своя» ипостась той боевой жизни. Баню имела каждая часть Ограниченного контингента советских войск и постоянно ее модернизировала. Вспоминая некоторые из мылен, до сих пор удивляешься, как – при отсутствии цивилизации и не просто дефицита, а дикого отсутствия подручных средств – мы имели шикарные уголки отдыха, ни в чем не уступающие современным платным саунам, а порой и превосходящие их! «Протопи ты мне баньку!..» И протапливали!..
В 1986 году, согласно доброй воле генсека Горбачева, из нашей дивизии выводили в Союз досрочно два полка – зенитно-ракетный (не жалко: слава богу, у душманов не было авиации) и танковый (жалко: еще пригодился бы).
В день икс на аэродроме высадился целый десант западных журналистов: чтобы по возвращении в свои страны расписали все честь по чести: не лукавит Москва – выводит свои войска из-за Пянджа. С борзописцами и телевизионщиками прибыли и иностранные офицеры миссии ООН. После торжественных проводов со слезами расставания на глазах у выводящихся зенитчиков и танкистов и «шурави», еще остающихся «за речкой», умилившихся этой картинкой «забугорных» гостей пригласили на праздничный ужин.
Наша шикарная баня, находящаяся рядом со штабом дивизии, замечательно вписывалась в «десертную» программу этого чревоугодия и была уже «на парах». VIP-персон в ней встречали не в первый раз – схема была отработана столь накатанно, что аж до скользкости. Ответственным за влазню на общественных началах отменно трудился проверенный прапорщик, который мог дать любую консультацию по жару-пару, да и по желанию разомлевающих задорно поддать такового; в его обязанности входило и «принеси-подай».
После продолжительного банкета выяснилось, что после застолья с соответствующими возлияниями «принять еще и парок», чтобы он таки поломил косточки, изъявляют желание только трое – ооновский офицер из северной нейтральной страны и два наших старших офицера; остальных виночерпие уже сморило.
Вообще-то истинные ценители парка да веничка считают, что баня и алкоголь – вещи совершенно взаимоисключающие друг друга, но нашей троице добровольцев оное «равноотталкивание» весьма удалось совместить. Отдыхала компания аж до рассвета!..
А ближе к обеду в часть заявился очень усталый полковник из вышестоящего штаба и потребовал открыть баню. Ничего не объясняя, он, как Крамаров в бессмертной кинокомедии про Ивана Васильевича, ползал по полу и заглядывал под лавки, обшарил и ступени палатей. «Да где ж она может быть?» – все повторял. Наконец выяснилось, что вчерашне-нынеутрешний иностранный наблюдатель потерял кокарду. ЧП! Баню вдоль-поперек и по диагоналям еще раз обшарил сопровождавший полковника начальник штаба полка. Ек, как говорят туркмены, – пусто. Скандал!
Но не злой же дух банник ее прикарманил!.. Вспомнили о банщике, срочно за ним послали. Прапорщик прибежал – ноги в руках, запыхавшийся. Еще подбегая, стал всех успокаивать. Доложил, что лично видел, как, несмотря на возражения нашего офицера, ооновец вручил тому свою кокарду – в подарок в знак глубоко уважения. Полковник поразмыслил что-то про себя, мотнул головой, после чего исчез и больше не появился. Звонков тоже не последовало. Значит, все обошлось.
Сгорая от любопытства, мы выслушали подробный рассказ банщика о том, как все случилось с этой чертовой кокардой. После нескольких тостов и посещений парилки хорошо захмелевший и более чем раздобревший иностранный военный наблюдатель сознался нашим, что он является… шпионом. К огромному удивлению прапорщика, на наших офицеров это не произвело ни малейшего впечатления: шпион и шпион, мало ли, бывает. Потом саморазоблачившийся начал приглашать советских офицеров к себе в гости – «В Нигер… в Нидер… ну, в эти ихние… в общем, в Голландию». Получив ответ, как в другой памятной гайдаевой комедии, что «уж лучше вы к нам», он немного успокоился. Но в конце «банного сеанса» все-таки снял с берета ооновскую кокарду и упорно (если не сказать навязчиво, настырно) презентовал ее. «Ладно, утром верну!» – рассмеялся наш офицер, вынужденный принять подарок.
Действительно, «что русскому хорошо, то викингу…» Благо не запарился насмерть, как тот пруссак-дипломат в мове Петра Первого!
ОБМЕН ПОДАРКАМИ
В середине 1980-х, когда в Советском Союзе уже всем было ведомо, что в Афганистане идет война, к нам со всей страны стали поступать различные посылки и передачи – как от организаций и предприятий, так и от частных лиц.
В политотделе 40-й армии (штаб ее дислоцировался в Кабуле) им сразу же присвоили статус «комсомольских подарков» и занялись распределением. Как считалось, распределение это было самым что ни на есть справедливым. Например, комплект аппаратуры и музыкальных инструментов для вокально-инструментального ансамбля от завода «Уралмаш» – кабульскому полку связи.
Десять телевизоров львовского завода «Электрон» – мотострелковому полку, ближайшему к штабу и политотделу армии.
Контейнер сигарет «Ява» – снова «своим» – отдельному батальону охраны.
Несколько десятков пар кроссовок и спортивных костюмов – опять же «себе» – комендантской роте армии.
Тем же, кто подальше от Кабула, – подарки попроще: нечего расслаблять части и подразделения в условиях боевой обстановки!
Нашему не «придворному» мотострелковому полку досталось несколько обыкновенных посылочных ящиков из далекого сибирского поселка. В сопроводительном письме директор школы писала: «Дорогие вы наши! Узнав, что зимой в горах Афганистана очень холодно, мы решили связать вам шерстяные носки. Вязали не только ученицы, но и родители. Высылаем сто пар. Носите на здоровье, не мерзните и побыстрее возвращайтесь домой. Мы вас очень любим и ждем!»
Перечитывали это трогательное до слез послание несколько раз.
Носки раздали на построении наиболее добросовестным солдатам.
Командир и замполит полка обратились к комдиву, и в соседнем полку дивизии разыскали прапорщика, который был родом из мест, откуда пришла посылка. Ему была поставлена задача: убыть в Ташкент в служебную командировку, сдать какие-то ящики с ненужным имуществом, а затем в течение двух недель посетить родные места и заехать в ту школу, поблагодарить директрису, а по возможности и всех остальных вязальщиц. Прапорщик, просидевший больше года на сторожевой заставе в горах в более суровых условиях, чем древние спартанские воины, был на седьмом небе от свалившейся на его голову удачи. Он постоянно бегал за замполитом полка и задавал вопросы:
– А как же виза? У командировочных она открывается всего лишь на неделю.
– У вас по приказу комдива будет на месяц.
– А если я за это время не успею сдать имущество?
– Не беспокойтесь, и это решено. Примут вне очереди.
– Вы мне подарков дали много, как я их через границу провезу?
– Вас будет провожать секретарь парткома полка. На аэродроме в Шинданте он найдет людей, раздаст им вещи, и вам их после прохождения таможни вернут. И еще. Он вам написал выступление минут на пять – выучите наизусть и не болтайте лишнего. Успеха!..
От имени личного состава нашего полка прапорщик подарил школе двухкассетный японский магнитофон, несколько десятков кассет с популярной музыкой диско и целый чемодан различных неведомых в тех краях безделушек. Там были в шоке!.. Взирали на все это с широко открытыми глазами и ртами. Раздачу даров вояжер пытался сопроводить так и не выученной речью, которой внимали так, как если бы говорил какой-нибудь кумир миллионов. После нее директриса только и смогла произнести:
– И это все – нам?! Правда?!
Тут надо сделать пояснение, поскольку с той поры прошли уже десятилетия, и многие подробности быта той «эпохи дефицитов» подзабылись. Японский двухкассетник в СССР был «второй несбыточной мечтой» после видеомагнитофона – и в самой Москве, а уж в глубинках такой даже просто увидеть у кого-то, полюбоваться на него в витрине «комиссионки» – уже было счастьем. А уж услышать, как он «классно играет»!.. Поэтому немудрено, что в сибирском поселке, затерявшемся за лесами за долами, испытали шок от афганских даров боевого прапорщика. Учителя и ребята воспитывались в духе атеизма, а так бы его точно приняли и за посланца высших сил, щедро одарившего школу манной небесной.
…И ПАУЧОК КАК ВЕРБЛЮЖИЙ ХОРЕОГРАФ
Когда я отправлялся в Афганистан, старший товарищ, уже вернувшийся оттуда, напутствуя меня, сказал:
– Жаль, что ты там обезьян уже не увидишь. Когда мы входили, они у нас чуть ли не в каждом батальоне жили – ради прикола. Теперь их советские войска истребили.
Прибыв «за речку» на новое место службы, я с радостью узнал, что слухи о поголовном убое приматов явно преувеличены. «Ради прикола» их продолжали держать если не в каждом батальоне, то через один. А «приколов», с ними связанных, было действительно много – все не опишешь.
Да и вообще мы жили среди экзотической, многим ранее неведомой живности. Даже местные коты и собаки имели тут свои исключительные особенности. Всем нам было в диковинку, что афганские Васьки и Мурки на «кис-кис-кис» абсолютно не отзывались – только на «кша-кша-кша». К псам тоже были нужны подходы с учетом их «мусульманского менталитета».
В военных городках быстро селились горлицы – горные голуби. Такие же, не без «святой» наглости непоседы, как и их северные сизые сородичи, «вестники мира» наших городов и весей.
С наступлением ночной темноты на охоту стадами выходили местные ушастые ежики, которые, как и наши из средней полосы, не бог весть как боялись людей. «Заячьи» уши им были нужны не только для того, чтобы слышать, но и для нормального теплообмена; выглядели с ними зверьки очень забавно.
В казармах и офицерских модулях сразу же обживались афганские тараканы. То вам не какие-нибудь с ноготь рыжие прусаки. Эти брюхастые зверюги достигали размеров пальца и могли летать. Ужас!
Самым массовым местным транспортом были ослы. Животные эти отнюдь не глупые, как принято думать, а выносливость их не может не удивлять. Без еды и воды они, как и верблюды, могли обходиться несколько дней, при этом с легкостью тягали тюки немаленькой грузоподъемности, причем не только «по горизонтали», но и в крутую гору.
А однажды довелось увидеть караван верблюдов, гарцующих по дороге, как цирковые лошади на арене. Дивясь, наблюдали это бесплатное представление на лоне природы. Когда караван остановился, спросили афганцев, что бы это значило? Нам объяснили, что верблюды почувствовали самого ядовитого паука в мире – каракурта. Этот едва видимый глазом восьмилапый может одним укусом мгновенно убить и верблюда, и лошадь (то вам не капля никотина!). Опасны были и черные скорпионы, тарантулы и фаланги. Наши медики присылали в войска всякие рекомендации, как уберечься от всей этой ядовитой нечисти. Но и с ними, бывало, развлекались: помещали их в банку и подбрасывали им какую-нибудь мелкую живность, веселясь от прогнозов и «ставок», что с ней сейчас станется…