Ашулук в ПВО обязателен,

У зенитчика должна быть моментальная реакция на неожиданные изменения обстановки. Кадр из фильма «Ключи от неба». 1964

В шесть утра на запасных путях станции Мары в Туркмении стоял «под парами» воинский эшелон. Несколько купейных и общих вагонов соответственно для офицеров, сержантов и солдат, вагон-ресторан, грузовые платформы. На боевые стрельбы в Ашулук вместе с преподавателями и переводчиками учебного центра войсковой ПВО отправлялась ливийская зенитно-ракетная бригада.

СЛОЖНЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛ

До полноценной бригады, способной самостоятельно решать боевые задачи, ей, конечно, предстояло еще пройти «дистанцию огромного размера». По количеству личного состава, это был скорее отдельный дивизион, а по качеству – «сложный человеческий материал» с низким общеобразовательным уровнем, отсутствием необходимого опыта и слаженности. Преподаватели и мы, переводчики, делали все возможное, а часто и невозможное, чтобы научить наших подшефных работе на современной технике, преодолевая изъяны их базовой подготовки.

Если фраза Николая Васильевича Гоголя о том, что «редкая птица долетит до середины Днепра», еще может вызвать у современного читателя некий скепсис, то сомневаться в том, что редкий офицер-зенитчик не прошел через Ашулук хотя бы раз в жизни не приходится. На полигон, открытый еще в 1960 году на левом берегу Волги между Волгоградом и Астраханью, десятилетиями съезжались со всей страны те, кому доверено стоять на защите мирного неба Родины. В Ашулуке они проходили проверку на боевое мастерство. Как бы пафосно это ни звучало, здесь им вручали те самые «ключи от неба». Многие, наверное, еще помнят фильм с таким названием, снятый о воинах ПВО в начале 1960-х годов.

В Ашулуке стреляли и учившиеся у нас иностранцы. Для них, как и для нас, тех, кто их учил, это тоже было непростым испытанием.

Большинство офицеров уезжали в Ашулук в приподнятом настроении. Кроме всего прочего, это была возможность прервать цепочку будней, сменить обстановку. Переводчиков назначили старшими вагонов, где ехали ливийские «нижние чины». «Свободные от вахты» расслаблялись, предаваясь в том числе преферансу. Оказавшиеся «в минусах» должны были угощать шампанским всю компанию.

НА ОБЛУЧКЕ

Через двое суток, преодолев Каракумы, эшелон прибыл в Ашулук. Было раннее утро, когда мы выгрузились из вагонов и пересели в ожидавшие нас автобусы и крытые брезентом грузовики. Свет фар выхватывал из темноты задний борт идущей впереди машины и мелькавшие перед колесами положенные стык в стык поверх колеи металлические плиты с отверстиями. К полигону подъехали уже на рассвете. На фоне синеющего неба виднелись силуэты нескольких четырех- и пятиэтажных общежитий для командированных офицеров, одноэтажные постройки клуба, столовой, котельной. Ничего лишнего. Только самое необходимое для жизнеобеспечения полигона.

К нашему приезду в Ашулуке уже развернулся полк, который все почему-то называли «московским», хотя дислоцировался он далеко от столицы. На матчасти этого полка, оснащенного зенитно-ракетными комплексами «Квадрат», нам и предстояло стрелять. Теперь вместе с преподавателями марыйского центра, учить ливийцев боевому мастерству будут и офицеры полка. С моей группой работает командир батареи Саша. Оказывается, мы с ним оба из Москвы, с Хорошевки. Он жил ближе к «Беговой», я – к «Полежаевской».

В кабину СУРНа (Станция управления, разведки и наведения. – Р.М.), рассчитанной на четверых, втискиваемся всемером. За спиной операторов разведки и наведения устроился Саша. Он тренирует ливийцев отыскивать на экране радара цели, захватывать и вести их, определяя азимут, высоту, скорость, отсекать от помех. Рядом с ливийским командиром батареи наш преподаватель. Где-то между ними нахожусь я, сдавленный со всех сторон, перевожу. Наш механик-водитель гуляет «на улице». Ему просто не хватило места.

В начале марта в Ашулуке еще лежит снег, и температура опускается до –15, а то и 20 градусов, зато внутри СУРНа парилка. Ревет газотурбинный двигатель, гудит и греется аппаратура, капли пота градом катятся по лицу и спине. Сбрасываем с себя бушлаты, кители. Комбат Саша – тот вообще оголяет торс. Часа через два прерываемся на перекур. Распаренные вылезаем на мороз.

И так каждый день. С утра до обеда занятия в поле, куда добирались на крытых грузовиках минут за 30–40 по раздолбанной полевой дороге. Потом перерыв на обед и – снова в поле. Тренировки, развертывания, свертывания…

Во время непродолжительных маршей забираюсь, опять же по причине тесноты в кабине, на «облучок» СУРНа – над гусеницей есть такой небольшой выступ. Это почти штатное место переводчика во время передвижения батареи, довольно удобное, надо только покрепче держаться рукой за раму ограждения. Идет гусеничная машина плавно, почти как лимузин, только под носками сапог завораживающе мелькают, сливаясь в сплошную ленту, отшлифованные до «серебра» траки гусеницы.

По выходным в клубе для ливийцев крутили кино. Наличие столовой согревало душу. После «подножного корма», которым приходилось довольствоваться в Мары офицерам-«холостякам» и прикомандированным, результаты труда местных поваров казались шедеврами кулинарного искусства. На этом фоне разбитое стекло в окне нашей комнаты в общежитии, которую мы заткнули чьим-то лишним бушлатом, – сущий пустяк.

Среди работников местного общепита была одна, по-своему выдающаяся личность. Звали ее Дюймовочкой. Она не обижалась. Молодая, ей еще не было и 30, и очень полная женщина, слыла заядлой преферансисткой. Редко кому удавалось ее обыграть. Офицеры спорили за право сразиться с ней. Мало того что она безошибочно просчитывала любые комбинации, ей еще фантастически везло. При «ловленых» на мизере двух мастях, она открывала прикуп с парой нужных семерок.

КЛЮЧ НА СТАРТ

Чем ближе стрельбы, тем больше волнуются наши питомцы. У некоторых ливийских командиров, особенно у тех, кто должен был поворачивать «ключ на старт» и давить кнопку «пуск» во время стрельб, будут от напряжения трястись руки.

И вот, наконец, наступил день «Д». Развернулись на позициях батареи, закрутились-завертелись антенны-«бабочки», прозванные так за сходство с легкомысленным насекомым, провернулась вокруг оси ощерившаяся штырями антенна-«штанга»…

Наша батарея должна была стрелять третьей по счету. Метрах в 300 от нас раздался хлопок. В небо уходила ракета, следом – другая. Уходили круто и не по прямой, а чуть рыская, как бы нащупывая в воздухе путь к цели, словно умные натасканные на зверя собаки. Несколько секунд – и они уже за густыми облаками. Попали они в цель или промазали, ответ теперь может дать только радар. Позже объявили, что первая батарея отстрелялась на отлично. Теперь очередь за второй. Но что-то у них там пошло не так, почти как у Льва Толстого, когда начальство предполагает одно, а баталия развивается совсем по другому сценарию. Неожиданно с КП проходит команда – стрелять нам. Двумя ракетами.

Один ливийский оператор цель видит, определяет ее скорость, азимут, высоту, все у него идет пока нормально, а вот другой все не может эту цель «захватить».

– Ну, давай же, давай, – тихо повторяет комбат Сашка, словно эти слова должны помочь ливийцу. Вот, наконец, цель захвачена. Теперь ее взяли на автоматическое сопровождение. Куда бы она ни повернула, головки самонаведения ракет на пусковых установках, что развернулись веером вокруг СУРНа, будут автоматически за ней следовать. Попытается супостат уйти влево и выше – туда же нацелятся ракеты.

– Теперь ключ на старт, – говорит преподаватель.

Я перевожу, но ливийский старлей и без меня понимает, что надо снять прозрачную крышку и вставить в прорезь под ней ключ. За несколько месяцев и арабы, и наши преподаватели уже запомнили, что «мифтах» означает «ключ», а «пуск» звучит как «итлак» и многое другое.

– Ты только еще раз ему скажи, – теперь уже ко мне обращается наш офицер, – что стреляем двумя ракетами с разных пусковых. Пусть не волнуется и не жмет сразу две кнопки, иначе ракеты, не долетев до цели, уничтожат друг друга, а еще лучше придерживай его за руку, на всякий пожарный…

Ливийский командир кивает головой: «Би зоз саварих. Вахид-тнейн» («Две ракеты на раз-два»).

Беру его руку в свою и аккуратно поджимаю пальцы ливийца, оставляя на свободе указательный, которым он и будет давить сначала одну кнопку «пуск», и через пару секунд – другую. Чувствую по руке, парня колотит озноб от волнения.

Раздается команда: «Пуск!» Палец ливийца давит нужную кнопку. «Вахид-тнейн – раз-два», – хором произносим мы, и снова его рука вместе с моей жмет другую нужную кнопку.

Нам, закупоренным в СУРНе, не слыхать грохота, с каким сходят с двух разных пусковых установок с небольшим интервалом ракеты. Теперь все внимание на экраны радара. Секунды проходят со скоростью черепахи. На экране вдруг возникают какие-то помехи, еще секунда, другая…

– Цель поражена! Переведи, – с улыбкой говорит мне офицер.

ЖАЛО «ОСЫ»

Через шесть лет я снова оказался в Ашулуке. На этот раз вместе с иорданцами, которых учили работать уже не на «Квадрате»–«Кубе», а на более современном, более компактном и мобильном комплексе «Оса». Уровень подготовки, особенно у офицерского состава, был выше, чем у ливийцев.

Вместе с нами в Ашулуке стреляла еще одна бригада ракетчиков – из совсем далекого Мозамбика. По «легенде», зенитчики-африканцы должны были на предельных дистанциях прикрывать от воздушного противника некий стратегический объект знаменитыми «Волгами», или знаменитыми 75-ми комплексами. В свою очередь, «наши» иорданцы, вооруженные «Осами», прикрывали как мозамбикцев, так и другие объекты от прорвавшегося на близкие подступы противника.

Первыми стреляли посланцы Черной Африки. Траектории их ракет проходили почти над нашими головами. Первого хлопка, возвещавшего о сходе ракеты с пусковой установки, никто не слышал, наверное, потому, что не ожидал. Только мелькнула в воздухе какая-то тень, да раздался сиплый рев, смешанный как будто с гулом огромной печки с отличной тягой. Потом с интервалами в несколько минут над нами на высоте метров 20–30 стали проноситься ракеты. Длинные сигары с заостренным носом, они летели почти параллельно земле, выплевывая из сопла пламя вместе с небольшими ошметками несгоревшего топлива.

Где-то за барханами, отделятся и упадут вниз сначала первая, потом вторая ступени ракеты. А третья, несущая боевой заряд, будет по-прежнему мчаться вперед, чуть пошевеливая рулями на задних кромках небольших крылышек, похожих на хищные акульи плавники. Она наберет бешеную скорость и сумасшедшую высоту, чтобы в смертельном рандеву поразить цель. Ровный рокот ракетных двигателей, их неукротимая сила и державный полет гарантировали «спокойствие наших границ», уважение и авторитет в мире. Сильных в этом мире всегда уважали и будут уважать, слабых – презирали и будут презирать и унижать.

Еще через несколько минут в дело вступили иорданцы. Наша батарея стреляла второй. Все прошло штатно. Без особых проблем цель определили, захватили и «влупили» по ней двумя ракетами. Сидя в задраенной наглухо боевой машине, мы слышали, как наверху с небольшим интервалом дважды грохнуло – открылись крышки контейнеров у нас «на крыше», и из них стартовали ракеты. Секунды две-три их было видно на экране телевизора, потом они исчезли за густыми облаками, а еще через какое-то время слабой зарницей полыхнуло далеко в небе. И сразу же оператор доложил, что отметка от цели на радаре пропала.