Где ты теперь, Бармуль

Кавказское застолье богато разнообразием. Фото с сайта www.ekhokavkaza.com

– Эй, парень, ты военный городок спрашивал?

Это мне. Это я спрашивал. Перегретый солнцем Закавказья львовский автобус с номером 141а остановился на площадке для разворота. Я с трудом вытащил через переднюю дверь свой чемодан, большую дорожную сумку и небольшую спортивную сумку, что висела через плечо. Еще плохо соображая, что и как, шагнул к домику КПП. После двух бессонных ночей – в Сочи на пляжных лежаках и на скамейке в сквере и в Тбилиси на скамейке в зале ожидания, проведенных в компании моих однокурсников, также получивших предписания прибыть в части ЗакВО, выглядел я не лучше пережеванного капустного листа. Дежурный по КПП, взглянув на мое удостоверение и предписание, куда-то позвонил, но внутрь КПП не позвал и сесть не предложил.

ВСТРЕЧА

Солнце уже набирало силу. Стоя на нагревающемся асфальте автобусной остановки, я стал осматриваться по сторонам. Все равно всю дорогу от тбилисского автовокзала и до самого разбудившего меня окрика я просто проспал и ничего не видел. Забор части уходил вдаль, что налево, что направо. Уже в десятке метров от КПП колыхался, шурша подсохшими стеблями, камыш… Самый настоящий камыш, что растет по болотам. Вдоль отрезка дороги, что привел автобус к воротам части, торчали редкие чахлые кустики. На фоне яркого безоблачного неба, километрах в семи-восьми возвышались трубы какого-то явно химического производства – над одной, что была повыше и потолще, висело облако серого дыма, а из другой, что была тоньше и торчала из ажурных металлических конструкций, так и вовсе вился дым ядовито-желтый. Словно там выпускали в атмосферу чистый хлор.

Я уже стал привыкать к этому воздуху. Нагретый южным солнцем он впитывал в себя все, что это солнце смогло выпарить из окружающих растений, земли, воды. И здесь в отличие от утреннего Тбилиси в этом нагретом воздухе носилось что-то терпкое – оно шуршало камышом, листьями тополей, стоявших за высоким забором части. От камышей попахивало болотом…

Дверь КПП отворилась, на пороге стоял старший лейтенант – помощник дежурного по части, что было понятно из надписи на красной повязке на рукаве.

– Это ты к нам служить?

Получив в ответ утвердительный кивок, старлей махнул рукой:

– Пошли, коменданта общаги уже известили, я провожу. Сегодня воскресенье. Сам понимаешь, народ отдыхает.

Подтверждая его слова, из распахнувшихся ворот, постреливая глушителями, выехали три или четыре мотоцикла. Старлей помахал кому-то из мотоциклистов рукой. Не в моих привычках лезть с расспросами, но тут не удержался:

– А куда это они так дружно?

– Здесь не особо много мест – озеро Джандаргёль, это туда, – махнул рукой старлей, – а если подальше, то это на Тбилисское море или на Гамбори – это уже туда. – Его рука показала противоположное направление.

Мы некоторое время шли молча, справа стояли двухэтажные жилые домики, слева снова пошел уже невысокий забор, за которым угадывались казарменные здания, спортгородок и прочее – непременная атрибутика воинской части.

Дорога уперлась в естественное украшение каждого военного городка – памятник вождю. За ним был небольшой сквер. Слева открылся стадион с футбольным полем.

– Там у нас клуб.

Ага, это сооружение за сквером из такого же светло-бордового камня, как и все жилые дома, которое мне напомнило здание бывшего германского посольства на Исаакиевской площади Ленинграда, и есть клуб.

Старлей, взяв на себя обязанности экскурсовода, продолжал меня посвящать в реалии военного городка:

– Это первый городок, это второй, там столовая, там магазин, но сегодня не работает, тут детский садик, тут музыкальная школа…

– Даже музыкальная школа есть?! – Мое удивление было неподдельным.

– Есть и музыкальная, а вон там десятилетка. Сюда дети съезжаются из соседних деревень учиться. И из джандарской части своих привозят.

– А что за часть?

– ОСНАЗ, в принципе то же, что и мы, только в армейских интересах.

– Идем-идем, а как-то познакомиться не удосужились… Меня Владимиром зовут.

– Я помню. Дежурный по КПП доложил. А меня Бармуль.

– Не понял. Бармуль – это фамилия такая?

– Это скорее прозвище или псевдоним. А вообще я Саша Романюк. Я из двухгодичников. Нас с Копосовым из Ташкента сюда кинули после института радиотехнического. Скоро обратно. Два года как с куста.

– А как это, еще двух лет не прошло, а ты уже старший лейтенант?

– Так по положению нам через год уже звание накинули. Это вам, кадровым, до следующей звездочки два года коптеть. Ну, вот уже и пришли – это Шанхай.

– Почему Шанхай?

Ряд одинаковых двухэтажных домов никак не ассоциировался с китайским городом.

– Тут одно время все дома были отданы под общаги строителей части. Сам понимаешь, что тут было. Вот и прижилось – Шанхай.

ОБЩАГА

Мы подошли к одному из домов. Посчитав количество мотоциклов, стоящих на дорожке перед домом, я задал уж совсем простой вопрос.

– А эти кони чьи?

По бокам крыльца, словно изваяния у барского дома, стояли два мотоцикла «ИЖ-Планета Спорт» с оранжевыми баками, тут же притулилась одна «Ява» и один «Чезет». Еще около десятка экземпляров молочно-голубой окраски представляли собой славное семейство мотоциклов Ижевского завода, они отличались друг от друга только количеством цилиндров – то есть «Планеты» с одним «горшком», «Юпитеры» – с двумя. Подойдя к самому скромному представителю этого двухколесного стада – мотороллеру, скромно прятавшемуся за кустом, Бармуль выдал:

– А они тут все общие. Сами хозяева иногда путают. Ездят на чем попало.

Из-за угла здания показалась женщина, и Бармуль тут же передал меня под ее опеку. Комендант выдала комплект белья, открыла одну из комнат, предупредила, что в середине дня со смены придет ее обитатель Витя Колыхалов, а пока можно поспать на этом вот диванчике. Душ в конце коридора. Сил моих достало только на то, чтобы вымыться и упасть на диван.

Витя разбудил меня, начав шебуршать в шкафу. Познакомились, и он снова меня огорчил тем, что столовая, где готовит тетя Феня, по воскресеньям не работает. Тем не менее поесть сможем – у Сани Дронова в крайней комнате народ уже сидит.

За столом сидели человек шесть и усиленно жевали пучки травы, набирая ее с большого подноса. Также досылались в рот куски яичницы и ломти хлеба, который, как я уже выяснил, по-местному зовется пури. Типичное застолье холостяков дополняли стаканы, куда из канистры объемом литров в пять наливалось вино. Непривычный к такому употреблению зелени я сжевал несколько листиков петрушки, потом того, что назвали кинзой, потом цицмат и регани. Меня всячески поощряли, заявляя, что все это очень скоро войдет в привычку. Обед плавно переходил в ранний ужин.

ПЕРВАЯ ГИТАРА ЧАСТИ

Прошло несколько месяцев, все вошло в нужную колею, но Бармуль, очевидно, проникнувшись ко мне симпатией, решил взять надо мной шефство в смысле знакомства с местными барышнями. Я уже знал, что Бармуль счастливо женат на старшей дочери начальника политотдела. Как он сам изволил выразиться – «хорошая оказалась женщина, сытая». Что он под этим понимал, я так и не стал уточнять. Младшая дочь, сестра его жены ходила в девушках на выданье. Сравнивая старшую и младшую, я посчитал, что Бармуль определился верно. Теща его, в девичестве носившая украинскую фамилию Галота, вызывала весьма созвучные ассоциации, и младшая унаследовала свойства фигуры от матери. Здесь термин «сытая» был уже недостаточен.

Воскресенья продолжали оставаться условно постными днями, когда забота о регулярности питания становилась заботой самих обитателей общежития офицеров и прапорщиков, где мне уже выделили большущую отдельную комнату. Я оброс необходимым инвентарем, чтобы самому себе готовить, ни у кого не беря напрокат кастрюлю или сковородку. То, что Бармуль – первая гитара части, я узнал не сразу. В одно из очередных холостяцких воскресений в одной из комнат мы собрались, как уже и повелось, поесть, попить пива или вина. Но тут по мановению волшебной палочки в двери нарисовался Бармуль с женой и гитарой.

То, что это был волшебный вечер, который мы запомнили надолго, это даже не стоит говорить. Все давно забыли о еде и питье, гитарные аккорды забрали все внимание. Тексты Галича, Высоцкого, Никитина, Дольского, Ахмадуллиной и еще кого-то, кого я тогда не знал, объединили нас в одну большую дружную семью. Кто-то подтягивал вполголоса, не мешая Бармулю, некоторые песни пелись сразу всеми хором.

Скоро предстояло проводить Бармуля и его земляка в Ташкент. Они оставались в кадрах, но переводились поближе к своим родительским семьям. К этому расставанию мы хорошо подготовились. Бармуль и Серега Копосов добыли отличной говядины, большой котел и наготовили узбекского плова. А за день до этого уже на моем мотоцикле мы с Бармулем поехали за выпивкой. Целью была хорошая чача домашнего приготовления. А это можно было без опаски купить только в немецкой части поселка Гардабани. Старичок и старушка, открывшие нам, тотчас откликнулись на нашу просьбу. Бармуль принял из рук хозяина стопочку «на опробование», одобрительно крякнул, выпив, и достал деньги. Старушка же вынесла из дома лактометр, который однозначно указал нам крепость напитка в 53 градуса.

Отмечание прошло в два дня. Съесть весь котел плова и выпить всю ядерную чачу за один вечер мы не сумели. Второй день, а точнее, вечер из посиделок с песнями плавно перешел в развлечения в стиле спецназа. Метание штык-ножа в деревянные рамы балкона завершилось поисками улетевшего в кусты оружия.

Но свято место пусто не бывает. Вместе со мной служить в эту же часть той же осенью прибыли два выпускника Краснознаменного института – Коля Онищук и Петя Бронников. И в общежитии зазвенели уже три мастеровитые гитары. Порой казалось, что и пиво, привезенное очередным засланцем на мотоцикле, и принесенное кем-то вино не делают атмосферу наших посиделок теплее. Можно было просто сидеть, пригревшись, наслаждаясь звуками гитарных струн, запахами акаций, доносившимися через раскрытые окна, чудесными стихами.

РАЗНЫЕ СУДЬБЫ

Годы развели нас по разным частям, городам. Много позже, уже после распада державы, в мою часть прибыл служить Витя Колыхалов. Но здоровье он подорвал основательно. Его очень быстро не стало. А тогда не было ничего проще, как договориться с Витей, чтобы он забрал тебя из Гардабани через пару часов, сесть в последний проходивший в ту сторону автобус, заказать в шалмане у Гурама, что стоял прямо над арыком, вкуснейший кебаб и бутылку дешевого, но вкусного вина «Давид Гареджи», и наслаждаться журчанием водных струй, негромкой турецкой музыкой, которую все время слушал через приемник хозяин шалмана, наблюдать, как солнце медленно садится за перевал, за которым находится и Тбилиси, и вся остальная цивилизация. И не было надежней места, чем за спиной у Вити на его «Иже». Он всегда привозил кого-то, кто садился со мной за недопитую бутылку вина и продолжал мой праздник.

Нелепо погиб в Подмосковье под колесами шального водителя Петя Бронников. В прошлом году ушел из жизни Коля Онищук, закончивший службу преподавателем в институте правительственной связи в Орле. Уезжая в Ленинград, я устроил вечер, и по моей просьбе Петя Бронников и Коля Онищук записали мне на магнитофон целую катушку песен. Слава богу, жив и здоров в Калининграде еще один исполнитель песен под гитару Володя Житков. Собственно, потому я помчался на своей машине в Калининград, чтобы увидеться с теми, с кем довелось служить и дружить тогда, в 1970-х. Своими учителями в готовке плова, который я научился делать, по отзывам всех пробовавших, достаточно хорошо, я всегда называю «людей из Ташкента», именно оттуда приехал к нам в Закавказье служить и Володя Житков, туда уехал служить Бармуль. Есть в Пскове еще один наш товарищ – Саша Дронов, в чьей комнате и состоялось самое первое для меня наше холостяцкое застолье. А вот где теперь искать Сашу Романюка – нашего Бармуля?