Испытание стихией

Военный переводчик Коля Красовский проштрафился на работе за границей и «для дальнейшего прохождения» был отправлен в столицу среднеазиатской советской республики. По прибытии туда он сразу снял комнату в большом частном доме, принадлежавшем молодой русской женщине, врачу здешнего санатория.

Дом был деревянный, добротный, с отличной баней и подвалом, забитым первосортной снедью. Его окружал фруктовый сад, а в конце участка, у забора, резвилась домашняя живность – куры, кролики, поросята. Присматривали за всем многочисленные родственники хозяйки, жившие по соседству и периодически собиравшиеся для работы и отдыха то у одного, то у другого.

На семейных торжествах они накрывали роскошный русско-азиатский стол, за которым Коля с удовольствием выпивал и закусывал, а также развлекал публику песнями под гитару, чем наглядно иллюстрировал строки Высоцкого: «А что не пить, когда дают? А что не петь, когда уют и не накладно?»

Коле было хорошо в этом дружном, трудолюбивым семействе, построившим для себя приятную, благополучную жизнь вдали от России. Здесь он не волновался за здоровое и вкусное питание – оно присутствовало всегда и в большом количестве. Правда, Коля налегал в основном на жидкую продукцию вроде домашнего вина и самогона, а потому сохранял идеальный вес.

Родственники хозяйки полюбили его за веселый нрав, эрудицию и увлекательные рассказы о заграничной жизни, которые пользовались в то время особым интересом. И когда квартирант предложил домовладелице руку и сердце, вся ее родня ликовала. Это случилось вскоре после рождения у них очаровательного мальчонки, удивительно похожего на Колю.

Женитьба не внесла изменений в его повседневную жизнь. Коля не знал, что делать со свалившимся на него хозяйством, и из всех надворных построек по-прежнему посещал лишь баню и туалет. Однако он охотно выполнял мужскую работу, которую ему поручали. Речь шла о несложных столярно-плотницких работах, разгрузке угля, переноске воды и уборке мусора, чаще всего за собой.

В серьезные хозяйственные дела Коля не лез, благодаря чему они оставались в полном порядке. Зато он взвалил на себя организацию раутов с участием его приятелей и подруг жены. Благо дом и приусадебный участок позволяли принимать единовременно по три десятка гостей. Для чего использовались всевозможные поводы – от государственных праздников до семейных.

Одним из них стал день рождения Коли. Его коллега Иннокентий предложил жарить шашлыки и, внося посильную лепту в наполнение стола, раздобыл по госцене заднюю часть свиньи. В автобусе он держал ее на коленях и бережно обнимал руками, чтобы не уронить.

Иннокентий застал именинника за очень важным занятием: Коля стоял у накрытого в саду стола и как настоящий, заботливый хозяин пробовал все выставленные напитки – покупные и домашние вина, коньяк, водку, самогон и даже морс. Бутылок и графинов было много, и Коля уже порядком утомился. Иннокентий посоветовал:

– Завязывай! Тебе еще гостей встречать!

Вдвоем они отправились на задний двор за мангалом. В это время там кипела жизнь: домашних животных выпускали погулять, и Коля в своих роскошных фирменных шмотках выглядел нелепо среди кур и поросят. Здесь он передвигался, как по минному полю, высоко задирая ноги и прыгая, дабы не ступить лакированным ботинком в свежий помет или в лужицу поросячьей мочи.

Иннокентий поступил мудрее – облачился в настоящее спортивное кимоно и шлепал по двору босиком. Он не имел никакого отношения к восточным единоборствам, но отдыхать любил именно в этом наряде. К концу мероприятия кимоно обычно имело такой вид, будто его обладатель провел долгий бой в партере.

Подъезжавшие гости сразу включались в работу: одни рубили дрова, другие разводили огонь, третьи резали мясо, хлеб и овощи. Попутно дегустировали аперитивы и легкую закуску. Желающие парились в бане, то и дело выбегая в сад в простыне, чтобы отдышаться и глотнуть чего-нибудь освежающего.

Стол ломился от славянских и восточных закусок. Рядом с дунганской фунчозой стояли маринованные грибы с луком и пупырчатые соленые огурцы. Острая, переложенная стручками перца корейская капуста соседствовала с обычной квашеной. Жареные баклажаны громоздились в окружении перченой моркови, наструганной длинной оранжевой лапшей.

Соленые помидоры лоснились красными боками с прилипшими к ним смородиновыми листьями. Розовый от свекольного сока чеснок лежал в отдельной плошке. Нарезанная и политая подсолнечным маслом селедка была усыпана репчатым луком и обложена вареной картошкой. А посреди стола высилась стопка румяных лепешек в обрамлении ломтей черного хлеба.

Розовые куски мяса, перемешанные с луком и душистым перцем, мариновались в огромном казане и выглядели аппетитно даже в сыром виде. В воздухе пахло овощами, фруктами и зеленью.

Стоя в тени под виноградными лозами, гости увлеченно общались, смеялись и выпивали. Коля с гордостью демонстрировал всем ажурную беседку в саду, дровяной сарай и навес над крыльцом, которые, по его словам, он «сконстролил собственными руками». Все искренне удивлялись его успехам, хорошо зная Колю.

Вскоре сочное мясо, нанизанное на длинные, как шпаги, шампуры, уже шипело на мангале, источая пряный аромат. Горячая закуска дала новый импульс веселью. Шутки перемежались с тостами, бокалы и стаканы звенели, испытывая друг друга на прочность, еще минута, другая, и начались безудержные танцы.

Веселились до глубокой ночи. Первым упал именинник, за ним и остальные, кому было далеко добираться до дома.

Утром всех разбудил голос хозяина, исходивший со двора.

– Совсем осатанели! – громко возмущался Коля. – Погром устроили?!

Народ вывалил из дома и обомлел: навес над крыльцом завалился, крыша дровяного сарая рухнула, а ажурная беседка просто рассыпалась.

– Это… не мы… – неуверенно пролепетал Иннокентий.

Через минуту выяснилось, что в этом сейсмически активном районе произошло землетрясение. К счастью, обошлось без жертв. Высокие здания раскачивались, но устояли, и лишь убогие творения Коли не выдержали удара стихии, чему, впрочем, никто не удивился.