Владимир Галахов Звали его Александр Иванович, он был из тех ветеранов части, которые делали ее историю с момента ее создания вплоть до новейшего времени, когда в командование вышли люди, которые не были на той Великой войне, не знали ее звуков и запахов, не прошли голода и холода блокадных дней. Александр Иванович все это испытал сполна. Продолжая уже после ухода в запас жить в нашем военном городке, он оставался активным членом сообщества рыболовов и охотников. Собственно, с него началось мое приобщение к этому азартному и увлекательному делу. Задумав стать охотником, я к нему обратился за советами по выбору ружья.
Пройдя все формальности, получив его рекомендацию для вступления в коллектив охотников, я наконец обрел полновесный статус действующего члена и право участвовать в облавных охотах на лося. До этого были выезды на открытие сезона на водоплавающую дичь. Навыки стрелка обрели новое качество. Совсем не просто после привычки стрелять по неподвижной мишени наработать навык выбирать упреждение по подлетающей, уходящей или летящей мимо дичи. Особенно, если это стремительно набирающая скорость утка, спасающая свою жизнь, или с бешеным темпом маневрирующий, как порой казалось, сразу во все стороны бекас. Отбив себе бок, руку и плечо мощной отдачей моего «Зауэра», я понял, откуда взялось в русском языке довольно странное слово «снайпер». Охота на бекасов у законодателей классических ее правил – англичан получила наименование «снайпинг» от английского же названия этой верткой птички-«снайпа» – бекаса. Готовясь к осенне-зимней охоте на лося, я приобрел себе и охотничий нож, без него никак нельзя. Потратив 11 рублей, получил изделие с рукояткой из дешевой пластмассы. А за такие деньги тогда едва ли можно было купить что-то толковое. Сталь клинка на поверку оказалась мягковатой.
Уже на охоте я познал многие ее трудности. Кто тогда был удачлив и завалил первого «моего» лося, за давностью лет не припомню. Сначала пришлось вытаскивать тушу к дороге. Затем приступили к ее разделке. Сказать, что процесс этот малоэстетичен, пожалуй, недостаточно. Особой брезгливостью я никогда не отличался, но на первых порах действительно только помогал, чтобы не портить шкуру, которую надо было снять аккуратно. Александр Иванович тогда мне и попенял, что я сторонюсь этой не особо чистой работы. «Присматриваюсь, чтобы не испортить чего…» – нашелся я с ответом. И уже через пяток минут включился в это дело полностью. Потом было много добытых лосей. Разделывать приходилось и ножами, и с применением топоров. Но вот ножик мой «садился» уже на половине туши. Приходилось подправлять лезвие прямо на месте на взятом с собой оселке.
На всех охотах, где мы с Александром Ивановичем оказывались рядом на номерах или в загоне, мне всегда удавалось заслужить от него одобрение и даже похвалу. Это было приятно. В его поведении я всегда отмечал некоторую сдержанность и осторожность. А потом и вовсе оказалось, что мы привязались друг к другу. Наверное, что-то общее нашлось в наших характерах. Судьба так распорядилась, что к тому времени я уже потерял отца, а он пережил смерть младшего сына.
Один из эпизодов, которые происходили с нами и вокруг нас, долго обсуждался всеми охотниками, да и не только ими. Часть наша занимала очень большую территорию, которая, несмотря на близость к городу, участками заросла настоящим лесом. Там-то порой и оказывались случайно или неслучайно покинувшие места постоянного обитания дикие животные. Но для завязки сюжета расскажу о простом. Самыми оснащенными в смысле средств наблюдения и контроля местности были сотрудники службы антенно-мачтового хозяйства, разбросанного по всей территории нашей части, и потому они первыми все замечали. Как-то обнаруженный в пределах границ нашего полигона лось был серьезно ранен – похоже, зверь тогда переживал гон, да и дело было к весне, в схватке за самку ему от противника достался мощный удар рогами в бок. Лось уже умирал, поэтому гуманнее всего прекратить его мучения. Получив «добро» от командования и созвонившись с соответствующими службами надзора за охотой в нашем районе, мы, что называется, «добрали» подранка, сдав тушу как добытого на мясо лося. Каждый год наш коллектив брал лицензию на добычу одного лося, а второго мы обязаны были сдать на мясозаготовку. Этот забредший на нашу территорию лосик и пошел тогда в зачет.
Теперь поведаю о другом случае, который был гораздо более трагичным. Произошел он с местным охотником на территории, прилегавшей к нашей части, но охранявшейся многократно серьезнее – вооруженными патрулями. Почему местные считали эту землю свободной для охоты – неизвестно. Со слов Александра Ивановича, события развивались так. Его давний знакомец и товарищ с сыном решили отправиться побродить в надежде «поднять» зайца. Но в последний момент старший почувствовал себя плохо и от выхода отказался. Сын его все же отправился на охоту в одиночку, совершив одну, ставшую трагической ошибку. Никогда, никогда – говорил мне Александр Иванович – идя в поле, не выпивай. Плохо это может закончиться. Так произошло и с сыном его товарища в тот трагический день. Весенняя пора в наших местах зачастую бывает с туманом да изморосью, которые значительно сокращают видимость, порой бывает и вблизи не видно, что и как. В тот раз пересеклись пути молодого парня-охотника и выполнявшего свои функции патруля охраны. Вполне естественно, что, завидев вооруженного человека, солдаты из войскового наряда подали команду «Стой!» «Руки вверх!». И был бы парень трезв, понял бы, что не место и не время для куража, отделался бы штрафом за охоту на закрытой территории. Но алкоголь сыграл злую шутку – парень стал снимать с плеча ружье, при этом словесно обещая разобраться с патрулем запросто. Далее все произошло по уставу – выстрел, труп, следствие. Патрульному – благодарность от командования за бдительность, семье парня – горе и похороны.
Мы часто охотились с Александром Ивановичем на разную дичь. Но один случай я запомнил особо. Начало октября в Ленинградской области – пора ярких, насыщенных красок осеннего увядания леса. Можно часами бродить, любуясь игрой солнечных лучей в листве, которая, кажется, перебирает всю палитру от яркого зеленого и лучистого желтого до густого бордового. В тот день повезло нам уже потому, что солнце взошло без облачного сопровождения, лес превратился в карнавальный калейдоскоп…
В старой «Волге» Александра Ивановича нашлось место для меня, еще одного охотника и эстонской гончей, которая, как Александр Иванович утверждал, уверенно гонит зайца. Ехать до Гостилицкого охотхозяйства было недолго, поэтому утренний легкий морозец еще не успел сойти, и в лесу, и в поле под ногами похрустывали корочки льда на попадавшихся лужицах, на заиндевевшей траве оставались мокрые следы наших сапог. Подойдя к опушке леса, Александр Иванович дал установку: «Заяц, поднятый с лежки, пойдет кругом, чтобы запутать гончую. Как правило, он может идти метрах в ста впереди собаки, поэтому надо слушать, откуда идет гон, и быть готовым к стрельбе». Дело пошло, науськанная эстонка рванула в лес, будто ей там давно приготовили погрызть вкусную косточку. Тишину леса лишь нарушали звуки, доносящиеся с шоссе. Шло время, голоса эстонки мы не слышали почти полчаса. Неожиданно лай нашей натасканной псины послышался сзади, и он явно приближался. Мы разошлись в стороны, чтобы надежно перекрыть косому путь. Напряженные минуты ожидания слились в быстрый поток. Лай, казалось, смещался то в одну, то в другую сторону, было начал удаляться, потом снова стал приближаться. Вот уже он раздавался совсем рядом. Напряжение нарастало, я же знал, что заяц должен выйти просто прямо ко мне… Вместо этого в просветах между деревьями замелькала шкурка нашей эстонки. Хрипло подлаивая, она пролетела мимо меня метрах в пятнадцати, даже не посмотрев в мою сторону, увлеченная процессом, только вот за кем она гналась, я так и не увидел. Обещанный круг, который правильный заяц должен был сделать, все затягивался. Я стал замерзать, несмотря на то что осеннее солнышко все еще пригревало округу. Отдаленный лай постепенно сошел на нет. Эстонка либо сошла со следа, либо просто устала лаять. Прождав на месте еще около получаса, я пришел к выводу, что заяц был «неправильный». Сделал скорее всего свой обманный трюк – «скидку» (как говорят охотники) и залег, покачивая ушами на каждое приближение заливистого лая. Оставалось только, сориентировавшись по солнцу, взять направление на деревню, где мы оставили машину. Красота осеннего леса затмила все негативные впечатления от неудавшегося гона, от неудачной охоты на хитроумного зайца… Я думал о своем и не заметил, как покинул лесную чащу и вышел на простор. Деревня открылась внезапно, до нее было всего метров 400 чистого скошенного поля, но именно здесь и происходило зачаровавшее меня действо.
Огненно-рыжая лисица, но уже с пушистым, толстым, как полено, серым хвостом мышковала прямо перед деревней. Между мной и зверем было метров 60. Я присел, изготовился для стрельбы с колена и осторожно, чтобы не раздался резкий щелчок, взвел курки. Глядя поверх стволов, я любовался охотой лесной проказницы. Она подпрыгивала, припадала на передние лапы, пробегала несколько шагов, вновь прыгала. И все время приближалась ко мне. Дистанция сокращалась, но желания стрелять не появлялось. Внезапный легкий порыв ветра из-за моей спины понес прямо на зверя запах угрозы и смерти – запах человека, железа, пороха… Лисица замерла на месте, сосредоточенно вглядываясь в то самое место, где я присел, боясь дыхнуть, чтобы малейшим движением не выдать своего присутствия. Затем ветерок качнул осенний воздух, настоянный ароматом прелой листвы в другую сторону, и лисица вновь вернулась к своей игре… Но новый порыв ветерка в ее сторону от меня превратил ее в замершую на месте статую, этакий монумент самой себе. Мне показалось, что наши глаза встретились, то есть взгляды мой и лисицы сошлись, анализируя пространство, по пикселям (как это модно говорить теперь). Похоже, мои пиксели показались ей подозрительными, а потянувший из-за моей спины устойчивый поток воздуха окончательно развеял все ее сомнения. Мгновенно статуя превратилась в летящий язык пламени с преследующим его серым дымом. Десяток метров до зарослей она пронеслась в мгновение ока. Но и до этого броска за спасением я уже знал, что стрелять по ней я не стану.
Радость от увиденного затмила собой неудачу в охоте за зайцем. Да и нужно ли было добывать зайца? Эмоции от встречи с лисицей живы в памяти уже более тридцати лет. Давно нет в живых Александра Ивановича, меня уже можно однозначно назвать старым охотником. Но все равно что-то екает в груди, когда вижу людей с ружьями, готовящих загон. А однажды по весне, когда после снежной зимы мартовский наст еще держал охотничьи лыжи, в автобус, отходивший от ворот нашей территории, буквально ввалился уставший, мокрый от снега и пота охотник в компании с такой же измученной эстонки-гончей. Трофея не было видно, потому я сочувственно спросил: «Ушел заяц?»
– Если бы заяц, так не было так обидно, а то вот... – Он кивнул на распластавшуюся на полу автобуса эстонку. – Увязалась за лисой-чернобуркой, а та под вашу колючую проволоку – и в кусты. Я три часа потратил, чтобы отозвать. Бегал вдоль вашей изгороди туда-сюда.
– Отчего же не пошел на территорию, там проломов полно…
– Ну уж нет, тогда парня молодого шлепнули патрульные ваши… фамилию не спросили.
– Да когда это было, столько лет прошло уже…
– Лет-то прошло много, да только с тех пор наши за эти ваши заборы ни ногой…
– Береженого, известно, бог бережет.
Так я узнал, что, оказывается, в дальнем углу нашего перелеска обустроила свое логово настоящая черно-бурая лиса.
комментарии(0)