Полуденный погром

Дальневосточные укрепления сегодня почти все уже заброшены. Фото РИА Новости

Однажды прекрасным летним утром спустился из укрепрайона в сопках в наш поселок Пограничный, в дивизионную газету (все ее называли типография) лейтенант. Был он в спортивном костюме и совершенно ошалевшим от свалившегося на голову счастья: отпустили из дота. В цивилизацию! В поселок Пограничный! Видел я те укрепрайоны. Не приведи Господь там бывать, а тем паче служить безвылазно, жить. Что-то запредельное…

Лейтенант нашел нашу военную газетку на окраине поселка, вежливо постучался в дверь редактора. В кабинете гомонили редактор, корреспондент и начальник типографии. Вошедший смутился на мгновенье, но поняв, что в кабинете все свои, быстренько выставил из авоськи литр и заявил:

– Я из укрепрайона. Лейтенант. Вот… начальство послало. Очень нам бланки ведомостей этих нужны. Помогите, а?

Редактор взглянул на начальника типографии, начальник типографии – на редактора.

– Сделаем. Хорошим людям чего не помочь? – весомо сказал прапорщик Алексей Меланич.

Подобные просьбы были тогда не впервой, и типография официально и неофициально работала не только на дивизию. Помогали хорошим людям. Плохим, впрочем, тоже. Даже пограничникам помогали, с которыми почему-то всегда вяло враждовали.

Через пару минут солдатам поставили задачу: сделать в лучшем виде. «И чтоб через час!» – рявкнул прапорщик Меланич и показал рядовому Мешонкову кулак.

Дверь кабинета ответсека была заперта на сортирный крючок, и за ней вскоре весело забулькало. Хорошо пошла!

Вскоре потребовалась добавка. И она была доставлена. Теплые разговоры за жизнь, за укрепрайон. День, похоже, начинал удаваться. Лейтенант дернулся было уходить – приду, мол, за заказом завтра. Но начальник типографии взял его за рукав:

– Постой! Бойцы уже печатают. У нас были готовые гранки, прямо сейчас все заберешь. Еще и бумаги дадим. Хочешь бумаги? Рулон унесешь в сопки, а?

О, кто в те годы не хотел типографской бумаги?! Бумага была все. Покруче спирта шла. Я, например, за бумагу оборудовал бойцам спальное помещение со всеми причиндалами. Кровати, матрасы, подушки, белье – все было нулевое. Так нас отблагодарил за бумагу и мелкие услуги батальон связи.

Лейтенант радостно оживился и вызвался сбегать за новой добавкой. Собутыльники не возражали. Но не все ж коту масленица…

В коридоре вдруг раздались чужие шаги. Шаги были громкие, грузные, смелые. Так ходит в лесу лось. А по коридорам – высокое грозное начальство. Собутыльники притихли, затаились.

– Где ваш редактор? – загремело в коридоре.

Затворники переглянулись и побелели как мел: случилось самое страшное – это был командир дивизии.

– Калмыков приехал! Нам капец. Прячь водку!

Комдив был огромным детиной. Горлопан, матерщинник. Люди такого облика ходят на медведя с рогатиной. Боялись его все как огня. Он – никого! Умел и любил Калмыков загнать человека в грунт по самую шляпку одним взглядом.

Через мгновенье дверь ответсека затряслась-задергалась.

– Эй, кто там, откройте! Откройте немедленно!

Это было подобно смерти – в дверь ломился сам полковник Калмыков! Комдив!!!

В полубессознательном от ужаса состоянии затворники забросали бутылки подшивками. У людей тряслись поджилки.

– Не открывай! – прошептал редактор.

– Чего там теперь… – сказал прапорщик Меланич. – Не открывай. Он дверь вынесет… – И пошел к дергающемуся крючку.

Все приготовились к погибели. А чего еще можно было ждать в такой отчаянной ситуации?

Дверь распахнулась…

– Так! – взгляд чудовища уперся в луковицу на столе. – Жрете водку с самого утра? В боевой мотострелковой дивизии? Семь километров до границы!

Луковица была порезана на четыре части. И – крошки, крошки, крошки. И открытая банка «Тефтели рыбные». За 35 копеек. Вещдоки! Влет был по полной программе…

Полковник Калмыков поднял глаза на людей. Долго тяжело смотрел в зрачки перепуганного гражданского в спортивном костюме. Все офицеры были его, а этот – кто?

– Кто вы такой? Почему вы здесь, на территории воинской части?

– Я … это… рабочий из Богуславки, – неожиданно твердо выпалил виновник торжества. – Воды попить …это… зашел. – У парня начался нервный тик.

– Вы? – перевел яростный взгляд комдив на майора, которого он, конечно же, прекрасно знал – редактор дивизионной газеты.

– Редактор многотиражной газеты 277-й мотострелковой дивизии майор Легеза, – вытянулся в струнку Валентин Иванович.

– Вы?

– Корреспондент-организатор газеты многотиражной лейтенант Илькив! – упавшм голосом доложил вопрошавшему Артур. Он был реалистом и прекрасно понимал: начинается закат солнца вручную. Его комдив также прекрасно знал – и вот спрашивает. Ничего хорошего вопрос не предвещал.

– Вы? – повернулся громила к начальнику типографии прапорщику Алексею Меланичу.

Вопрос был ясен, ответ не предусматривал сложностей. Но… Сам дьявол присутствовал на этой пьянке! Что-то щелкнуло, булькнуло в горле захмелевшего Меланича – и челюсть его обидчиво выдала то, что совсем не собирался говорить ее хозяин:

– А то вы меня не знаете, товарищ полковник! Вчера ж мы с вами на охоту вместе ездили, чушку замучили…

Как мне описать, что тогда было? Нет таких слов, чтоб передать все в точности, в деталях. Я не буду даже пытаться. Калмыков взревел так, что редакционные коты – Маша и Миша – молниеносно вынесли противомоскитные сетки в форточках. Кинулся в дверь и лейтенант из укрепрайона. За ним, «рабочим из Богуславки», помчались вон солдаты-наборщики. На всякий случай. Заплакала от ужаса в своем кабинете за шторой корректор Мария Александровна…

– Я разнесу до фундамента ваш гадюшник! Взводным в Веселые Ключи загоню! Начальником сапожной мастерской пойдешь, скотина!

Ну и так далее…

Цимес ситуации был в том, что Меланич являлся видным браконьером Приморского края и его нехорошими услугами неоднократно пользовалось разное начальство. В том числе и наше, военное. Вот и вчера свозил он на охоту в заказник – в заказник! – Калмыкова. И вдруг: «Кто вы такой?» Обидно, знаете ли, браконьеру стало…

Когда грохнула дверь и осыпалась из окон замазка, у людей продолжали мелко трястись руки. Впрочем, терять им было уже нечего – погибель была неминуема. Не запираясь, достали из-под подшивок водку и сели ее допивать. Закусили луковицей, доели тефтели рыбные. И вдруг – заржали:

– «Рабочий из Богуславки», а?!

– Ха-ха-ха! Го-го-го!

– Представьте, как он бежит сейчас между сопок в свой дот!

– На полусогнутых! Ха-ха-ха! Рабочий из Богуславки!

– А как Леша обиделся – «а то вы меня не знаете».

– По-моему, Калмыков пьет сейчас валерьянку! Не ожидал, браконьер!

– Да, сегодня он не в ударе! Срубил его Меланич.

– А чо он думал? Не знает он меня…

Я прибыл в редакцию 277-й мотострелковой дивизии через год после ее посещения Калмыковым. Занял тот самый кабинет, в котором происходили описанные события. На двери болтался все тот же сортирный крючок.

Однажды в окно заглянул какой-то мужик. Он посмотрел на меня, и веко его дернулось: нервный тик.

– Не дрейфь, – сказал мне Валентин Иванович, – это рабочий из Богуславки. Он всегда так теперь к нам приходит – сначала в окно посмотрит, а потом уже в дверь. Напуган был однажды сильно.

И рассказал эту историю.

Уехал вскоре к новому месту службы полковник Калмыков, забылось имя офицера из укрепрайона. Звали мы его только так: рабочий из Богуславки. Парень не обижался, не возражал.

Прошло с тех пор немало времени. Иногда думаю: где теперь Калмыков? Где рабочий из Богуславки? Оба вполне могли попасть в Афганистан, рабочий – еще и в Чечню.

Что с Алексеем Меланичем? По-прежнему браконьерничает, если жив.

Как там Мария Александровна Солоненко?

Артур Илькив в Минске.

А Валентин Иванович, увы, умер. Царствие ему Небесное – незлой был человек. Не чинил людям гадостей.

Такая вот история, уважаемые коллеги, уважаемые ветераны холодной войны.