Рыжая Зина

Заговорщики, свергавшие Хрущева, и сам Никита Сергеевич обслуживались из одного спецбуфета. Кадр из фильма «Серые волки». 1993

С удовольствием в который раз смотрю художественный фильм «Серые волки» о том, как в октябре 1964 года верные друзья и соратники по партии снимали с высокого поста дорогого Никиту Сергеевича. Интересное с исторической точки зрения, умное, высокохудожественное и в то же время во многом документальное кинопроизведение.

А какое созвездие знаменитых и талантливейших актеров в одной ленте! Созданные на экране образы Хрущева (Ролан Быков), Брежнева (Александр Белявский), Микояна (Лев Дуров), Семичастного, Шелепина, Суслова и другие персонажи фильма вполне узнаваемы благодаря достоверной игре замечательных актеров. И не только для тех, кто непосредственно соприкасался с ними когда-то по долгу службы, но и для тех, кто еще помнит их по портретам, которые можно было увидеть во время праздничных демонстраций трудящихся на Красной площади.

Но далеко не все обратили внимание на еще один действующий персонаж, который дважды появляется в эпизодах фильма. Это – молодая и симпатичная сотрудница спецбуфета, которая подает угощение «заговорщикам».

– Рыжая, ты на нас рапорт не напишешь в стихах? – шутя, спрашивает сидящий во главе стола Леонид Ильич.

– Не волнуйтесь, Леонид Ильич! – мило улыбаясь, отвечает она.

Мало кто знает, что у этого персонажа также есть реальный прототип. Звать ее – Зинаида Алексеевна (в девичестве Манухина). «Рыжая Зина» около 50 лет прослужила в сфере обеспечения питанием руководителей партии и правительства и членов их семей. Сегодня ей уже за 90, но и в таком почтенном возрасте она сохранила свою яркую красоту. И увлечение стихами, которые пишет до сих пор. Совсем недавно увидел свет очередной, четвертый сборник ее лирических и патриотических стихов, отличающихся искренностью и наполненных нежной женской романтичностью.

На почве этого самобытного стихотворного творчества мне и удалось познакомиться с поэтессой, которая очень многое повидала и пережила на своем веку, была свидетельницей интересных исторических событий и близко знакома с яркими историческими личностями.

СЕКРЕТЫ ПОДШЕФНЫХ НАЧАЛЬНИКОВ

Сначала поэтесса отказывалась рассказывать мне что-либо об ее прошлой трудовой деятельности, ссылаясь на «мифическую» подписку, которую она якобы давала лет 70 тому назад. Но потом мне все-таки удалось ее «завести» и разговорить. Причем, не скрою, мне прежде всего не терпелось задать вопрос о Лаврентии Павловиче.

– Зинаида Алексеевна! Что вам было известно о бериевских репрессиях в 1933–1938 годах и как вы пережили это время?

– О каких бериевских репрессиях в эти годы ты говоришь? Глупостей наслушался и повторяешь, – раздраженно сказала моя собеседница.

– Да нет… Все это мы в средней школе проходили, а потом на первом курсе института изучали на лекциях по истории КПСС.

– Видно, ты при Никите учился. Тогда мне все понятно. Так вот, запомни: ни о каких так называемых бериевских репрессиях в эти годы мы не знали и не ведали. Сталин вызвал к себе Лаврентия для разговора в августе 1938 года. А официально он приступил к работе в Москве только в конце года. Я даже точно скажу: к нашему спецбуфету его прикрепили 28 декабря.

– Но ведь репрессии-то были. Об этом всем известно.

– Да, этого никто не отрицает. Но причем здесь Лаврентий Павлович? Если ты имеешь в виду «ежовщину», то это совсем другая песня. И вообще, давай оставим эту тему в покое.

Мне очень не хотелось уходить от личности Лаврентия Павловича, и я попытался зайти с другой стороны.

– Зинаида Алексеевна, на работу в спецбуфет вы пришли совсем девчонкой. Известно, что органы всегда умели подбирать себе кадры. Такие молоденькие и симпатичные сотрудницы питания обслуживали взрослых, серьезных и известных в стране людей, членов ЦК партии и правительства. Скажите мне, только честно, с высоты прожитых лет, Лаврентий Павлович к вам лично и девушкам из обслуживающего персонала не приставал?

– Кто?.. Лаврентий? – рассердилась на мой вопрос Зинаида Алексеевна. – Трус он самый обыкновенный! Он и Анастас Иванович Микоян. Да и другие, кто попадал на работу в Москву с периферии. Тряслись буквально по каждому поводу. Держались всеми силами за Москву: престижно и сытно. И всего боялись.

Я была официально прикреплена к Анастасу Ивановичу. Но, когда приходилось дежурить, обслуживала Лаврентия Павловича и других деятелей партии и правительства и членов их семей. И скажу, что Лаврентий Павлович всегда держался с нами исключительно официально, обращался, в отличие от некоторых других, только на «вы». И ничего такого, о чем ты, наверное, думаешь, себе с нами он не позволял. Кстати, он всегда выглядел аккуратным, подтянутым, в костюме, с галстуком. Брюки всегда были наглажены, со «стрелочками». Видимо, жена за ним строго следила. Лаврентий выгодно отличался от того же Никиты Сергеевича, который мог появиться на людях в семейных трусах до колен и с вываливающимся брюхом. Особенно он никого не стеснялся на отдыхе в Пицунде. Мы своих «подопечных» сопровождали в поездках по стране и за границу, в соцстраны с ними ездили.

Хорошо помню 1951 год, всенародные выборы в Верховный Совет. Лаврентий Павлович баллотировался в Тбилиси, а «моему» Анастасу Ивановичу предстояло выступать перед избирателями с речью в местном театре. А культурную программу он решил «прогулять», так как планировал пообщаться со своими родственниками в Ереване. Он мне, по доброте душевной, и предложил свой билет на концерт. Я как могла отказывалась, ссылаясь на незнание города и армянского языка. Но мой «подопечный» настоял, пообещав доставить меня в театр на прикрепленной к нему «Чайке». Я согласилась, но неувязочки начались с самого начала. Чуть не опоздала на концерт, так как не знала, что в Ереване разница с Москвой на один час. Выручил шофер, который напомнил об отъезде, отругал и быстренько доставил меня на место. Мы только успели доехать, чуть не опоздали. Я с ходу вбежала в театр, показала билет, и меня сразу же, без разговоров, проводили и усадили на место.

На следующий день Анастас Иванович встретил меня с хмурым и недовольным лицом.

– Зиночка! Зачем вы сели в правительственную ложу? Не могли найти местечко где-нибудь в другом месте зала? Вы знаете, в «Ереванской правде» появилась заметка, в которой сказано, что вместо Микояна в правительственной ложе расположилась симпатичная брюнетка. Газета предположила, что это невестка его племянника. Вы понимаете, что вы натворили?

– Дорогой Анастас Иванович! Огромное спасибо вам за возможность посетить театр, но вы меня сами туда послали. А в театре мне слова не сказали, взглянули на билет, «взяли под белы рученьки» и проводили на место. В чем же я виновата?

Анастас Иванович «потрясся» денек-другой, но потом успокоился. Он постоянно всего боялся, лишнего слова не скажет. Осторожничал во всем, даже в еде. На завтрак любил кашу, ел яичко, пил чай с булочкой.

ФОНДЮ ПОД ЛЮСТРОЙ

Честно говоря, Анастас Иванович меня не очень интересовал. Поэтому в нашем разговоре с Зинаидой я еще раз попытался вернуться к Лаврентию Павловичу.

– Лаврентий Павлович, значит, тоже находился в этом поезде? – задал я наводящий вопрос.

– Да, конечно. Но в соседнем вагоне. Его обслуживала моя подруга по имени Ольга. Я видела Лаврентия Павловича только во время стоянок поезда, когда он задумчиво стоял у окна. А нам предписывалось в целях обеспечения безопасности находиться на перроне и прогуливаться вдоль состава.

– А к вашей подруге он не приставал? – осмелился я еще раз поинтересоваться у своей собеседницы. – Так ни разу не обнял, не приласкал, по попке не погладил?

– Какое там! Ольга даже, если честно, обижалась за его невнимание и официальный тон.

– Зинаида Алексеевна! А как же тогда слухи до сих пор ходят, что девочек к нему приводили и артисток разных? Что же, все это неправда?

– Не могу сказать, я этого не видела и не знаю. Но, думаю, вряд ли. Его супруга Нино Теймуразовна таких бы девочек ему показала! Горячая дамочка была, с южным характером.

– Дорогая Зинаида Алексеевна! Ну не верится мне что-то. Разве симпатичные и умненькие девчонки из обслуги не пытались решать какие-нибудь свои проблемы, никогда не обращались с просьбами, например оказать содействие в получении московской прописки или жилья в Москве? Вам же, например, как вы сами мне рассказывали, приходилось ездить на службу из Подольска. Что же, получается, среди членов партии и правительства не было настоящих мужчин?

– Попадались руководители, которые помогали нашим девчонкам в решении некоторых бытовых проблем, не без этого. И настоящие мужчины среди них, конечно, были. И это прежде всего – наш дорогой Леонид Ильич.

– Ну, с этим вопросом более или менее ясно. А как у ваших сотрудниц складывались отношения с женами «подопечных»? Не ревновали? Не было никаких скандалов и недоразумений?

– Отношения складывались по-разному, но крупных инцидентов не припомню. Так, по мелочам. Однажды, к примеру, моя коллега допустила ошибку, и вместо антоновки принесла супруге одного из членов ЦК, фамилию которого называть не буду, штрифель. Забыла или посчитала, что штрифель будет послаще. Так эта капризная супружница запустила в Наташку вазу вместе с яблоками. Этот момент случайно увидел прибежавший на крик и ругательства сотрудник подразделения охраны. Факт хамского поведения члена семьи подлежал документальному оформлению.

Супруг взбалмошной «хозяйки», которому немедленно сообщили об этой истории, примчался к Наташке, встал на колени, целовал руки, умоляя не подписывать докладную записку о произошедшем случае, чтобы о нем, не дай бог, не узнали в Секретариате. Вот так наши «подопечные» боялись за свои места и должности, особенно те, кому удалось продвинуться из периферии в Москву.

А в целом отношения были хорошие. С теплотой часто вспоминаю, например, Михаила Андреевича Суслова и его супругу Елизавету Александровну, врача по специальности. Скромные в быту, очень вежливые, интеллигентные и тактичные люди. Относились к обслуживающему персоналу всегда приветливо, уважительно и доброжелательно. В «горбачевские годы» такие руководители редко встречались…

Вспоминаю и такую историю. Дочурка одного из номенклатурных работников устроила вечеринку по случаю своего дня рождения, и не где-нибудь, а в доме приемов на Воробьевых горах. «Золотая молодежь» додумалась организовать приготовление фондю на большом столе прямо под хрустальной люстрой. И конечно, закоптили ее. А нам всем за это попало, всю обслугу заставили буквально вылизывать эту злосчастную люстру. Но это, считаю, можно отнести к неприятным мелочам, которые встречались за время службы.

ТЕЛЕВИЗОРУ ВЕРИТЬ НЕЛЬЗЯ

– Ну а как в те времена дела обстояли с руководителями из числа представителей прекрасного пола? – не унимался я.

– А никак. У нас только одна и была – Екатерина Алексеевна Фурцева. Мы все ее очень уважали и любили. Красивая она была, фигурка стройненькая, и умная. Только в личной жизни ей, как мы догадывались, не очень-то везло. Непонятными для нас оставались, как мне помнится, ее взаимоотношения с Николаем Фирюбиным, заместителем министра иностранных дел. Мы так и не знали, были они расписаны или нет. Как нам говорила мама Фурцевой, Матрена Николаевна, он свою зарплату-то Екатерине не отдавал: у него ведь еще и другая семья была.

Матрена Николаевна терпеть не могла этого «муженька» своей дочери. Возвращаясь с работы, он частенько уходил порыбачить на Москва-реку. И мама говаривала охранникам: «Ребята, вы там, пожалуйста, уроните нечаянно из лодки Николашку в воду!» Охранники в ответ только хохотали и никогда не докладывали начальству о шуточках тещи замминистра иностранных дел.

А Катя Фурцева была живая, энергичная, настоящая женщина, и подруг имела из числа артисток.

– Кстати, об артистках, – снова я ухватился за вопрос, с которого начал свою беседу с Зиной, – как с ними складывались отношения у Лаврентия Павловича? Об этом до сих пор ходит много всяких разговоров, слухов, сплетен и судачеств.

– Не хочу ничего говорить. Не знаю. Скажу только одно: наше подразделение охраны отгоняло разных девиц от забора на правительственной даче. Не имелось тогда еще средств сигнализации и видеонаблюдения. Очень престижным считалось побывать на вечерах и просмотрах новых кинофильмов. Да, конечно, приглашались и артистки и известные балерины. Остальных приходилось не пропускать. Это возлагалось на отделение охраны. Кстати, им одно время руководил наш комсомольский вожак Коля Петров. Это тот самый, который впоследствии, через много лет, возглавил партком Комитета. К сожалению, Николай Николаевич несколько лет назад в почтенном возрасте ушел из жизни. Когда он болел, я его в госпитале навещала. Годы бегут – мало нас осталось. А с нами уходит память и правда о тех прошедших временах и людях, представителях того поколения. И не всегда можно верить тому, о чем сейчас пишут и говорят по телевизору. Врать-то сегодня умеют как никогда.

– Не стану больше верить телевизору, а буду изучать историю Отечества только по свидетельствам очевидцев и таким фильмам, как «Серые волки», – клятвенно пообещал я «Рыжей Зине».