Есть на свете три дыры… Из воспоминаний военного переводчика

Дворец культуры гидростроителей города Мары. Фото © РИА Новости

В интерпретации виияковцев-арабистов далее следовало: «Кушка, Дэръа и Мары!» В Кушке не бывал, ничего не могу сказать, кроме того, что на этот самый южный форпост сначала Российской империи, а затем Советского Союза ссылали «нерадивых» офицеров «для исправления». А вот Дэръу и Мары довелось лицезреть, что называется, воочию.

ДЭРЪА

Южный сирийский городок Дэръа, еще совсем недавно часто упоминавшийся в сводках информационных агентств в связи с время от времени случавшимися обострениями ситуации в регионе, в конце 60-х – начале 70-х годов прошлого века был настоящим захолустьем. Он представлял собой скопище одноэтажных глинобитных с примесью камня строений, окруженных сплошными заборами-дувалами из того же материала, и центральной площади населенного пункта – «ослодрома» (как ее называли острословы-переводчики за постоянное скопление там пасущихся ишаков) с примыкавшим к ней единственным в городке многоэтажным зданием – трехэтажной гостиницей. В ней обитали семьи советских военных советников, специалистов и переводчиков, прикомандированных к частям, входившим в состав 5-й пехотной дивизии ВС Сирии, занимавшей левый фланг арабо-израильского фронта на Голанских высотах. Кроме осмотра немногих памятников культуры вроде мечети Омара, искусственного бассейна-водохранилища доисламской эпохи и ветхого здания бывшей церкви, которую по преданию как-то посетил пророк Мухаммад, в Дэръе делать было нечего.

О Марах же и полученных впечатлениях стоит рассказать более подробно. Но сначала небольшое предисловие.

СЮРПРИЗ ЗА СЮРПРИЗОМ

Итак, Сирия. Начало июля 1972 года. Международный аэропорт Дамаска, стоянка военных самолетов. Борт Ил-18 «под крышей «Аэрофлота», но приписанный к авиаотряду ВВС, базирующемуся на авиабазе Чкаловский близ Москвы. Вне самолета жара выше 30 градусов, а внутри – под 50! Сидим, обливаясь потом, уже второй час в ожидании вылета в Союз. Никто ничего не объявляет: полный информационный вакуум. Салон самолета забит под завязку. Это – 16 младших лейтенантов-переводчиков, причем трое из них с женами (одна в положении) и ребенком лет 4–5, а также человек 80 сирийских офицеров и унтер-офицеров, направляющихся в СССР для обучения обслуживанию и применению ЗРК.

За несколько дней до описываемых событий нас, отбывших двухгодичный срок командировки «мамлеев» (то есть младших лейтенантов), вызвали в «Белый дом» (штаб главного военного советника в Дамаске) и дали пять суток на сдачу дел и сборы, чтобы, как первоначально планировалось, отправить на Родину теплоходом из Латакии с заходом в Стамбул, Варну, Констанцу и в Одессу, а затем поездом в Москву. Но буквально через день, опомнившись от такой «щедрости», финорганы, «бдящие интересы государства», все переиграли и решили сэкономить, «загрузив» нас в самолет вместе с отправляющимися в Союз сирийскими военнослужащими. Примечательно, что, куда конкретно летим и как добираться до Москвы, нам не объяснили, сказав лишь, что наша задача состоит в сопровождении сирийцев в один из учебных центров в Средней Азии, «а там… разберетесь!». Но и мы поначалу особенно не заморачивались относительно маршрута: главное, что летим на Родину!

Уже накануне вылета нам удалось добиться от одного из членов экипажа самолета информации о том, что сначала держим курс на Тбилиси, а «далее – он и сам точно не ведает, куда и когда». Тбилиси так Тбилиси. Единственное, что мы знали от старших товарищей, уже летавших за границу и обратно через столицу Грузинской ССР, так это то, что здесь находится самая «зверская» в Союзе таможня во главе с легендарным «Гиви-потрошителем». Но теплилась надежда: а вдруг пронесет, и таможню пройдем в более «либеральном» месте, может быть, даже в Москве!

Но не пронесло. Через пару часов, приземлившись на долгожданной земле Родины, мы оказались в руках человека-легенды и его команды. Грузинские власти распорядились, чтобы сначала «пропустить через таможенный досмотр советских граждан», то есть нас, «мамлеев». На удивление нас трясли сравнительно недолго и отпустили, практически ничего не конфисковав. Затем последовала очередь сирийцев. Досмотром руководил лично усатый Гиви. Сирийцам можно было только посочувствовать: их буквально выворачивали наизнанку.

Поскольку в самолете нас не кормили, отправились в буфет таможни. Однако дорожные чеки, врученные нам в Дамаске (номиналом по 200 руб. каждому) взамен на возвращенные в кассу ранее выданные нам доллары («для отоваривания в морском круизе!»), принимать отказались. Спорить не стали. Посовещавшись, скинулись в общак тем что у кого оставалось в загашнике из обычной советской валюты. Купили перекусить, справедливо разделили между всеми членами группы, съели и даже осталась мелочь на то, чтобы промочить горло.

Время от времени с нетерпением заглядывая в зал явно затянувшегося досмотра, мы каждый раз обнаруживали увеличивавшуюся по мере прохождения этой процедуры сирийцами горку украшений из золота, видимо не задекларированного или неправильно оформленного и соответственно конфискованного бдительными таможенниками. Через несколько часов мучительного ожидания окончания процедуры досмотра нас и обескураженных сирийцев загрузили в самолет. Летчики сообщили нам о том, что летим в учебный центр Янгаджа, расположенный в Туркмении вблизи города Красноводска с тем, чтобы выгрузить сирийцев, а дальше, куда следовать, они якобы и сами не знают. Неинформированность экипажа нас насторожила.

ПУТЕШЕСТВИЕ В «НИКУДА»

Пара часов полета – и вот мы приземляемся на взлетно-посадочной полосе (ВПП), расположенной посреди полупустыни в относительном отдалении от слабо проступающих сквозь сумерки контуров каких-то построек, видимо, искомого учебного центра. Через несколько минут к самолету подъехали автобусы и грузовики; спустившихся по приставленной к борту лестнице сирийцев с их багажом и членов экипажа быстро погрузили в транспорт и отправили куда-то в ночную мглу. Нам же посоветовали ждать каких-то «специальных указаний».

Ждем. Час ждем, два часа. По приставленной лестнице спустились на ВПП. Несмотря на наступившую ночь, жарко и душно. Но завораживает красивое зрелище: наш Ил – единственный на взлетке самолет, освещаемый единственным же прожектором, сверкает серебром на фоне южного звездного неба. И тишина. Уже по нескольку раз перекурили. Хочется есть и еще больше пить. Жены товарищей и ребенок стойко переносят тяготы путешествия. Нашему терпению приходит конец. Назначенный еще в Дамаске старшим группы (по возрастному критерию) наш коллега Александр О. принимает решение выдвинуться в направлении маячившей на горизонте конструкции, издали напоминающей диспетчерскую вышку. После коллективного обсуждения ситуации оставляем с женщинами их мужей, а остальные в качестве группы поддержки сопровождают Александра в походе в неизвестность – «к кому-нибудь из местных начальников».

Добрались до вышки, оказавшейся двухэтажным ветхим сооружением. Поднялись по лестнице и попали в просторное помещение, в центре которого находились лишь стул и стол с полевым телефоном. За столом сидел офицер в полевой форме. От удивления, вызванного нашим появлением, да еще в «иностранной» гражданке (все – в джинсах и прочей модной в то время одежде!), офицер впал в ступор, из которого его вывел краткий и четкий доклад старшего группы о причинах нашего появления на вышке. Тем временем мы расселись вдоль стен прямо на полу.

Офицер схватил телефонную трубку и быстро соединился с дежурным по учебному центру. Теперь, судя по молчанию на том конце провода, в ступор впал тамошний дежурный. Ждем реакции. Наконец он, видимо, после доклада «забывшему» о нас какому-то начальнику, от его имени попросил подождать, пока не будет найден автобус с шофером, чтобы доставить нас в учебный центр. Осознавая, что на поиски транспорта в уже наступившей ночи уйдет немало времени (тем более с субботы на воскресенье!), начальник нашей группы попросил дежурного по Центру соединить его с дежурным по штабу ТуркВО. К нашему удивлению, довольно быстро мы получили возможность доложить о сложившейся с нами ситуации дежурному по штабу, который (разумный и, видимо, жалостливый офицер) сам предложил соединить начальника нашей группы с Москвой, а именно с дежурным по 10-му управлению Генштаба, то есть организации, отвечавшей за международное военное сотрудничество и конкретно направившей нас в командировку за рубеж.

Через некоторое время, после препирательств с коммутаторщиками, Александр по полевому телефону с вышки (!) уже разговаривал с Москвой. На сей раз в ступоре оказались в столице нашей Родины, тем не менее заявив, что они нас якобы потеряли и что вплотную займутся нашим вопросом только на следующий день. На все эти телефонные контакты ушло еще час-полтора. Между тем автобус был найден, и мы благополучно к середине ночи добрались до офицерского общежития учебного центра. Поскольку от усталости и свалившихся на нас, мягко говоря, сюрпризов мы буквально валились с ног, от позднего ужина отказались и дружно отправились спать в выделенных нам помещениях в надежде, что уж завтра точно будем ночевать в Москве. Мечты, мечты!

На следующее утро окрыленные надеждой, после утреннего туалета мы отправились в столовую, отведенную для «переменного состава», то есть для обучаемых иностранцев. Приняв весьма посредственно приготовленную пищу, мы направились к руководству центра за разрешением на вылет в Москву. Однако заместитель начальника центра нас, мягко говоря, озадачил указанием погрузиться в «наш», ставший почти родным, самолет, но отлетающий сначала в населенный пункт Мары за каким-то оборудованием, а затем уже, возможно, прямо в столицу нашей Родины. Других вариантов, увы, не было. Приуныли от нехорошего предчувствия, но погрузились и полетели в Мары.

НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ

Надо сказать, об этом пресловутом населенном пункте мы, естественно, как военные переводчики-арабисты были наслышаны, а теперь выдалась удача посетить его, что называется, непосредственно.

Через не такое уж и продолжительное время мы увидели под крылом приземляющегося самолета ВПП с выстроенными на ней в шеренгу «сушками». Вышли из самолета в самое пекло к уже ожидавшему нас автобусу и грузовику для нашего багажа. Встречавший офицер на вопрос, зачем разгружать багаж, если этим же бортом вылетаем в Москву, уклончиво ответил, что, мол, приедете в учебный центр и там все узнаете.

Прибыв в центр, разгрузились возле обшарпанного здания клуба части. Появившийся офицер в звании подполковника тут же огорошил нас словами, что мы поступаем в его распоряжение в качестве «дополнительного контингента» переводчиков для обеспечения начинающегося в ближайшее время процесса обучения «вот-вот прибывающих» арабов владению и обслуживанию военной техники ПВО сроком «как минимум на полгода». На уточняющий вопрос, из какой страны прибывают «гости», получили обескураживающе лаконичный ответ: «Вам, арабистам, не все ли равно!?»

Стела у въезда в город Кушка, 1972 год.  Фото © РИА Новости

Тем временем нам предложили разместиться в клубе, причем вместе с нашими женщинами и ребенком, для чего якобы нужно принести со склада кровати и тумбочки и расчистить от стульев центр актового зала. Деваться было некуда. Мы быстро перетаскали со склада «щедро» выделенную нам рухлядь, на сцене за ширмой соорудили женскую спальню и получили сероватое постельное белье. На первых порах нам рекомендовали питаться в солдатской столовой. С военной формой обещали разобраться позже, а пока – привыкать к обстановке.

Пару дней мы провели в тоске из-за кажущейся безысходности ситуации и не зная, чем себя занять. К тому же нам было рекомендовано временно воздержаться от выхода в город. Руководство центра также никак не могло придумать для нас работу, поскольку мыть, мести, переносить и проч. нам как офицерам (хотя и «мамлеям»!) не полагалось. Наконец где-то отыскали плакаты и наглядные пособия зенитно-ракетной техники и правил ее эксплуатации, которые распределили между нами для перевода. Чем мы и занимались до обеда все дни пребывания в Марах.

Наш командир, надо отдать ему должное, продолжал методично «бомбардировать» местное руководство, аргументированно объясняя нелепость нашего пребывания в Марах и требуя разрешения на продолжение телефонных контактов с Москвой, хотя по тем или иным причинам (постоянные и долгие сбои со связью, безразличие или попросту лень ответственных лиц) делать это становилось с каждым днем все труднее. Но руки Александр не опускал, а мы как могли и чем могли помогали и поддерживали его.

В конце вторых суток «изоляции» мы, условно говоря, взбунтовались, отказавшись от приема отвратительной пищи в солдатской столовой и потребовали допустить нас в офицерскую за наличный расчет, для чего было необходимо обменять дорожные чеки. Руководство центра пошло нам навстречу, разрешив ежедневный выход в город в послеобеденное время, в том числе для размена денег в городской сберкассе и вообще для «ознакомления с местной спецификой».

«ВИТРИНА СОЦИАЛИЗМА»

На следующий день после обеда нас лично проинструктировал прикрепленный к нам подполковник, занимавший какую-то высокую по местным меркам должность относительно нюансов поведения вне учебного центра. Было рекомендовано в связи с острой криминогенной обстановкой соблюдать режим комендантского часа с 22.00 до 06.00; передвигаться группами из не менее чем трех человек; избегать посещения злачных мест; с местными жителями, включая женщин, по возможности не вступать в контакт и тем более не конфликтовать и т.д. и т.п.

До центра Маров, где располагалась сберкасса (по нынешней терминологии – отделение Сбербанка), было относительно недалеко, поэтому мы имели возможность непосредственно лицезреть город, правда частично скрывавшийся за пеленой почти постоянной в это время года песчаной бури, да еще и при высокой температуре – далеко за 30 градусов!

Центральная часть города представляла собой нагромождение неухоженных, в кучах мусора одноэтажных строений, явно возведенных еще в XIX веке и скорее всего вынужденными переселенцами из России. К этой части Маров примыкали привычные для всех городов тогдашнего Советского Союза абсолютно безликие хрущобы разной этажности. Примечательно, что присутствовали и обязательные атрибуты провинциальных городков – раскинувшийся на берегу узкой и мутной речки Мургаб Парк культуры (кстати, имени А.М. Горького) со сломанными качелями/каруселями и танцплощадкой, а также два так называемых ресторана – естественно, названных «Восток» и «Дружба» с внутренним убранством и ассортиментом, напоминавших заштатную московскую столовку.

Навстречу изредка попадались местные жители, причем почему-то только «европейцы» – угрюмые, страшноватые мужики и представительницы женского пола, напротив, миловидной, как нам показалось, наружности, многие из которых имели золотые украшения явно арабского происхождения. (Вспомнилась горка золота, конфискованного у сирийцев грузинской таможней.)

Но продолжим. Довольно быстро нашли сберкассу и попросили ее сотрудниц обменять чеки. Нам сказали, что первый раз видят такую валюту, поэтому ничем не могут помочь. После долгих упрашиваний, звонков куда-то наверх начальница сберкассы сжалилась и пообещала постараться решить проблему путем отправки в Ашхабад по фототелеграфу образцов выданных нам чеков номиналом в 1, 3, 5 и 10 рублей для подтверждения их подлинности. За ответом попросила прийти через сутки. Таким образом, опять облом: без денег делать нечего даже в Марах.

Пока спорили, выясняли, доказывали сотрудницам сберкассы свою правоту, стемнело, по-южному достаточно быстро. Поплелись по почти не освещаемым улицам «разбитых фонарей» назад, в учебный центр, который и сам по вечерам был окутан мраком: тускло светились только окна КПП, клуба, где мы обитали, и солдатской столовой, в которой наряд по кухне что-то там «домывал». Отужинали «выменянными» у солдата-хлебореза в столовой тушенкой с хлебом. Наш командир Александр, как обычно, кратко подвел безрадостные итоги очередного дня, и все разошлись по своим углам.

На следующий день после обеда мы без особых надежд на успех направились в сберкассу. К нашему удивлению, перешедшему в нежданную радость, финансовый вопрос разрешился позитивно, и каждый из нас стал обладателем немалой по тем временам суммы в 200 полновесных целковых. Кое-кто тут же отправился в ресторан обмывать удачу, кто-то – в магазин или на рынок за продуктовым набором. Я и два моих друга и сослуживца по 7-й «фронтовой» дивизии сирийских ВС – Александр К. и Владимир Ж. – решили не форсировать события и отужинать в буфете офицерской столовой учебного центра.

В связи с временным отсутствием переменного контингента, в том числе и прикомандированных офицеров-инструкторов, в буфете почти никого не было, но имелось в наличии пиво, хотя и теплое, но все же пиво! Взяв в придачу и кое-что закусить, уселись за стол в углу помещения. Мы трезво оценивали обстановку: в общем и целом повода для особой радости не было. Обмен чеков на деньги не являлся даже неформальным признаком начала разруливания безысходной ситуации, в которой мы оказались.

Неожиданно к нашему столу подошел офицер в погонах старшего лейтенанта и, представившись, попросил разрешения присесть за наш стол и присоединиться к нашей трапезе со своим пивом.

О причине этого поступка он тут же пояснил: «Услышав родной московский говор, не мог не полюбопытствовать, кто вы и почему здесь оказались?»

Наш рассказ с подробностями пережитых нами «злоключений» вызвал естественное сочувствие у нового знакомого, Юрия Т., как он себя назвал.

В свою очередь, Юрий вкратце сообщил и о себе, в частности, о том, что он коренной москвич, выпускник полного курса (7 лет) Московского же СВУ, затем – курсантского факультета ленинградской Военной академии связи имени С.М. Буденного. В Марах же очутился якобы «по прихоти» своего отца, достаточно известного в Советской Армии генерала, который настоял на службе сына в этой дыре – для «исправления прежних залетов по дисциплинарной линии» и «получения позитивной характеристики».

Юрий предложил «углубить» знакомство у него дома, в 15 минутах пешком от центра. По дороге заскочили в почти пустой гастроном, но с имевшимся в наличии местным экзотическим напитком – портвейном «Безмеин». Перед употреблением, учил Юрий, бутылку следует взболтать, чтобы довести содержимое до однородной консистенции.

Домом Юрия оказалась однокомнатная квартира на первом этаже трехэтажной хрущобы. Интересно, что при наличии водопровода отсутствовала канализация – «удобства напротив дома во дворе!». И это притом, что в местных краях зимы бывают относительно суровые: бесснежные, но ветреные и морозные. Жена хозяина, рафинированная москвичка, по его словам, сбежала из Маров через неделю после приезда на место службы мужа, в первую очередь «шокированная именно данной реальностью».

Юрий оказался весьма эрудированным офицером, да и просто интересным человеком. Этот и несколько следующих вечеров мы провели в компании с ним. Он, в частности, поведал нам о многих вещах, о которых умолчали контактировавшие с нами офицеры центра.

В частности, Юрий рассказал нам об истории Мерва, как ранее назывались Мары, о том, что в не столь уж и далекие времена этот населенный пункт процветал, будучи расположенным на важных торговых путях с Ближнего Востока и из Индии в направлении России и далее в Европу, а затем в силу тех или иных причин быстро деградировал. Из памятников о былом величии города якобы практически ничего не осталось, а что и осталось, пришло в непотребный вид.

В городе уже в советские времена якобы создали ряд никому не нужных производств, но лишь для того, чтобы занять местное население, превратив его в пролетариев – строителей светлого будущего. Население же в своей основной массе отличалось крайне низкой квалификацией, что объяснялось его составом: большая часть представляла собой расконвоированных, находившихся «на химии», либо осевших тут по тем или иным причинам бывших зэков-обитателей нескольких исправительных учреждений, находившихся в пригороде Маров. Причем в эту категорию входили и представительницы слабого пола, многие из которых были высланы из центральных районов страны «за асоциальный образ жизни».

Служившие же в дислоцированных вблизи города войсковых частях офицеры, прапорщики и члены их семей, а также представители рядового и сержантского состава срочной службы предпочитали не высовываться и те, кому под силу и кто как мог, старались побыстрее покинуть этот «гостеприимный край». Так что, заключил Юрий, рекомендация о том, чтобы вообще избегать появления в городе, да к тому же в иностранном прикиде (а другого одеяния у нас просто не было), абсолютно уместна.

Несмотря на нестерпимую жару, наш новый знакомый не советовал посещать и находившийся в городской черте пляж по причине распространенной в здешних краях какой-то экзотической и неизлечимой лихорадки, разносчиками которой является обитающая по берегам загаженного Мургаба мошкара. Одним словом, чудное место! У нас уже в который раз вставал вопрос: какой же, скажем так, не совсем умный человек или, может быть, откровенный вредитель придумал организовать в этом краю учебный центр для иностранцев? Воистину в дыре «витрины социализма»!

СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ

Прошла еще пара дней. Неопределенность сохранялась. Более того, нашему командиру порекомендовали «больше не будоражить своими проблемами Москву» и запретили использовать для этого телефонный узел центра. Мы стали склоняться к мысли о неизбежности задержки в Марах, как нам изначально и предрекали, минимум на полгода.

Однако вдруг все изменилось в лучшую сторону. Одним прекрасным (для нас!) утром в учебный центр прибыли две довольно многочисленные группы «переменного состава» – офицеров-инструкторов в области эксплуатации средств ПВО и, что было особенно значимо для нас, курсантов-арабистов во главе с майором-преподавателем с арабской кафедры ВИИЯ. Первых разместили в гарнизонном офицерском общежитии (почему же не нас почти двумя неделями ранее?), а курсантов – в казарме центра. Вот-вот ожидали прибытия арабов. Майор из ВИИЯ по секрету сообщил нам, что в Москве наконец принято решение откомандировать нас из Маров и что приказ об этом на днях должен поступить в учебный центр.

На радостях мы решили отметить это событие, но порознь, небольшими группами, чтобы не засветиться и не спровоцировать местное руководство на принятие каких-либо репрессивных мер против нас. Во второй половине дня наша спонтанно сложившаяся за эти дни компания затоварилась едой и спиртными напитками в одном из ресторанов города и направилась на квартиру к Юрию Т. Но долго расслабляться не пришлось. Буквально через час в квартиру заглянул сосед-сослуживец хозяина с информацией о том, что в Парке культуры некоторое время назад началась, а затем перекинулась на ближайшие улицы и переулки «грандиозная драка с применением холодного оружия», в которой, с одной стороны, принимали участие офицеры (видимо, «на радостях» отметившие приезд в Мары), а с другой – местная шпана. Есть ли жертвы, он не в курсе, но ему известно, что для «наведения порядка, как обычно (!), мобилизована вся милиция города и привлечена военная комендатура». Юрий посоветовал нам немедленно вернуться в центр и вызвался быстро провести нас туда окольными путями.

Просочившись на территорию учебного центра, мы оказались в кругу наших товарищей, также информированных о случившемся и инстинктивно принявших решение о срочном сборе в клубе. Неожиданно Александр О., загадочно сияющий, как медный пятак, заявил, что после обеда его вызвали к начальнику центра и официально довели приказ об откомандировании нашей группы в Москву и что он, не откладывая в долгий ящик, добился выдачи на всех нас проездных документов, которые тут же обменял на билеты в один из двух пассажирских вагонов стартующего уже завтра утром из Маров в Ашхабад поезда, чтобы затем, будучи прицепленными к обычному составу, направиться прямиком в столицу нашей Родины! Чем закончились вечерние события в центре Маров, мы так и не смогли узнать. Рано утром проводить нас прибыл представитель руководства центра, все тот же подполковник, что и встречал нас. Он сам был не в курсе подробностей относительно «вчерашней поножовщины», но и, как показалось, не был особо удивлен произошедшим. Мы быстро погрузились в автобус, благополучно доехали до железнодорожной станции и покинули этот «чудо-город», как многим из нас тогда хотелось и казалось, навсегда.