Чудеса перевода

Боевые действия на Голанских высотах. Фото с сайта www.idf.il

Нам, слушателям Военного института иностранных языков (кстати, 1 февраля нынешнего года отметившего 80-летие), обучавшимся в его стенах во второй половине 60-х – начале 70-х годов, повезло в том плане, что была предоставлена уникальная возможность получить опыт работы в среде носителей того или иного иностранного языка (по профилю обучения в ввузе), будучи командированными в аппараты советских специалистов и советников в страны, ориентировавшиеся на СССР в военном строительстве и/или приобретшие наше вооружение и военную технику.

О некоторых эпизодах из своей переводческой деятельности в странах Арабского Востока в те далекие годы хотелось бы поделиться на страницах уважаемого печатного издания.

Пресловутые сошники

Впервые мне пришлось оказаться в ситуации, требующей не только знаний, но и самообладания и смекалки, таких необходимых в переводческой деятельности, почти сразу после прибытия в Дамаск в середине 1970 года и назначения в пехотную бригаду сирийских ВС на Голанских высотах.

В один из погожих летних дней в штаб бригады внезапно прибыла внушительная проверочная комиссия под руководством начштаба дивизии, состоящая из сирийских офицеров штаба соединения, прикомандированных к ним советских советников и нескольких переводчиков. После краткого инструктажа прибывшие офицеры со своими советниками были сведены в несколько проверочных групп. Дивизионных переводчиков на всех не хватило, и меня, бригадного переводчика, отрядили в группу, возглавляемую сирийским полковником – начальником артиллерии дивизии и его советским советником в том же звании, – которой было поручено проверить положение дел в артиллерии бригады. На инспекцию выделили совсем немного времени – час-полтора. Поэтому было принято решение сразу направиться на позиции одной из батарей 122-мм гаубиц М-30, входящих в состав бригадного артдивизиона и развернутых вблизи переднего края обороны сирийских войск, и по результатам проверки сделать обобщение.

По прибытии на позиции нас встретил комбат в звании капитана, доложил о состоянии дел и сопроводил к орудиям. Поначалу все шло как по маслу: общие слова, термины и реалии, знакомые по учебникам, тривиальные замечания, не составляющие трудности для перевода. И вдруг сирийский полковник подозвал к себе капитана и начал его распекать монотонным голосом за неудовлетворительное положение с какими-то «гавариз», что якобы чревато опасными последствиями в случае возобновления боевых действий. Я синхронно переводил нашему полковнику, стараясь обходить непонятный мне термин. Наш советник особо не заинтересовался деталями, но согласился с сирийским коллегой в том, что в массе своей даже мелкие недостатки чреваты опасными последствиями в бою. Я все же был озадачен тем, что же означает этот термин и не упустил ли я чего-то важного, старательно обходя его при переводе. Спросить об этом у того же капитана ввиду его постоянного внимания к высказываниям проверяющего не удавалось. Между тем проверка закончилась, мы быстро сели в джип и направились в штаб бригады.

Меня усадили рядом с советником, который попросил синхронно переводить доклады проверяющих в общих чертах, а доклад артиллерийского полковника – более подробно. Такая манера перевода не составила труда, но когда очередь дошла до артиллериста, мне вновь пришлось попотеть, поскольку центральным пунктом его выступления оказалась пресловутая проблема с «гавариз», которую следует «немедленно устранить». Напрягшись, я с неимоверным трудом, почти наугад, не называя точно предмет критики сирийского полковника, постарался довести до советника суть сказанного. К моему удовлетворению, он остался доволен докладом своего подсоветного в моей интерпретации. Уже после подведения итогов проверки я поинтересовался у старшего переводчика дивизии в звании майора, как же переводится термин «гавариз». Умудренный опытом мой старший коллега, присутствовавший на подведении итогов проверки, все понял и, улыбнувшись, сказал: «Гавариз» на сирийском диалекте арабского языка означает «сошники» артиллерийских орудий, которые оказались невкопанными, в результате чего в случае возобновления боевых действий орудийная стрельба обязательно будет неточной!»

Курдский вопрос

В нашей бригаде с санкции командира практиковались внезапные выезды советников из штаба части на передний край для проверки боеготовности в подразделениях тех или иных пехотных батальонов. Для этого обычно выбиралась рота (или батарея), личный состав которой поднимался по тревоге и рассредоточивался в траншеях и на позициях. В периоды затишья на фронте в окопах обычно оставались лишь дежурные смены. Через некоторое время в данное подразделение прибывали советник с переводчиком в сопровождении комбата или начштаба данного батальона. После инспекции советник докладывал лично командиру бригады о ее результатах.

В тот день мы с советником в соответствии с планом проверок выехали в один из лучших батальонов не только нашей бригады, но и дивизии. Командир батальона майор Ахмад, который нашими советниками оценивался как действительно образцовый офицер, радушно встретил нас у входа в свое укрытие, угостил, как здесь было принято, крепчайшим чаем «под сигарету» и доложил о готовности лично сопроводить нас в окопы на переднем крае. По ходам сообщений мы быстро вышли к объекту проверки – одной из рот батальона.

Процедура проверки боеготовности была отработана до мелочей и не представляла трудностей ни для советника, ни для меня, переводчика. Мы медленно продвигались по траншеям, останавливались почти у каждой ячейки, опрашивали солдат, интересовались проблемами, с которыми они сталкиваются, а также тем, что примечательного они заметили на «вражеской стороне», до которой через минные поля и нейтральную полосу было всего ничего – метров 300–400. Сирийские военнослужащие, за долгое время службы привыкшие к периодическому появлению советских военных на переднем крае, не выказывали удивления и охотно отвечали на, казалось бы, тривиальные вопросы.

И вот мы останавливаемся у ячейки, возле которой стоит солдат и, раскрыв рот, прямо-таки ест нас глазами. Советник попросил его предъявить карточку огня и приготовился задать дежурные вопросы. Я спокойно перевел просьбу, но не увидел никакой реакции. Повторил второй раз, затем третий с тем же успехом. Наконец, подбирая нужные термины, медленно и тщательно произнося арабские слова, изобилующие своеобразными звуками, я в четвертый раз попросил солдата предъявить карточку огня. Вдруг из-за спины советника протиснулся командир роты – старший лейтенант – и заявил, что данный солдат не знает арабского языка, так как является курдом по национальности, недавно призванным в армию с севера страны из курдского анклава. Поскольку он, старлей, немного знает курдский язык, то готов выступить в качестве второго переводчика. На том и порешили. Получив искомый ответ в переводе с курдского на арабский, а затем на русский и изучив оформление карточки огня, советник, немного ошарашенный, обратился к подошедшему к нам комбату за разъяснением, как могло такое случиться, что на переднем крае арабо-израильского фронта в окопах первого эшелона бригады находится солдат, не владеющий арабским языком. Комбат объяснил нам, что, во-первых, этот военнослужащий все же немного понимает по-арабски, но явно растерялся, впервые так близко увидев «европейцев», то есть нас, русских, да еще говорящих по-арабски! Во-вторых, призывом на службу якобы занимается соответствующая структура, главной задачей которой при этом является охват как можно более широких масс населения. В-третьих, для подобной категории военнослужащих в каждой роте организованы курсы ликбеза, окончив которые они должны стать полноценными бойцами.

Дело о мазуте

Зимы в Сирии похожи на московскую позднюю осень: промозгло, временами с мокрым снегом и порывистым ветром. Поэтому в Дамаске, например, помещения в основном отапливались буржуйками, в которых использовался мазут. В апартаментах зажиточного населения для отопления применялась называемая на французский манер «система шофаж», представлявшая собой трубы и батареи-радиаторы, замыкавшиеся на устанавливаемый обычно в подвале бойлер, в котором для нагрева воды также использовался мазут.

Советники штаба нашей фронтовой дивизии и входящих в нее бригад и полков проживали в привилегированном центральном районе сирийской столицы. Старшему советнику пехотной бригады, где я служил переводчиком, полковнику Владимиру М. была предоставлена квартира на первом этаже двухэтажной виллы в самом центре города вблизи памятника национальному герою Сирии полковнику Мальки. Специальная организация, созданная в рамках сирийских ВС для обслуживания советнического аппарата, отвечала в том числе и за обеспечение отопления предоставляемой советникам жилплощади.

Как-то в очередной ненастный период полковник Владимир пожаловался нам, его подчиненным, на то, что «уже в который раз он вынужден ночевать в холодной квартире и без горячей воды, поскольку в бойлере-шофаже нет мазута». По его мнению, пока он «исполняет свой советнический долг на фронте, по существу, живя там по несколько дней без перерыва», снимающий квартиру на втором этаже виллы какой-то француз потребляет специально выделяемый ему, советнику, мазут. Дело в том, что «система-шофаж» в доме представляла собой единое целое для обеих квартир. Причем якобы жалоба полковника Владимира представителю сирийской организации по обеспечению мазутом не возымела никакого действия.

Однако после очередного периода напряженности на фронте и краткосрочного визита в Дамаск для отдыха полковник Владимир вновь обнаружил отсутствие мазута. Терпение его лопнуло. На следующее утро по дороге в бригаду я, как обычно, приехал к нему на нашем газике. Но советник вместо бригады приказал мне следовать за ним на второй этаж виллы. На звонок из квартиры вышел пресловутый француз в халате и, увидев двух человек в военной форме, естественно, опешил. Между тем полковник Владимир, даже не поздоровавшись, довольно жестко высказал своему соседу претензии по поводу «воровства мазута» и пригрозил «физическим воздействием», если так будет продолжаться впредь. Советник приказал мне точно перевести сказанное им. Для начала я поздоровался и спросил француза, говорит ли он по-арабски или хотя бы по-английски. Француз ответил, что нет. Я сказал Владимиру, что его сосед не владеет другими языками, кроме французского, которым, к сожалению, не владею я. На это наш советник обескураживающе просто заявил, что, мол, поскольку я переводчик, то должен выкручиваться из создавшегося положения как могу, но суть претензии обязан довести до собеседника. Но меня выручил француз, который вдруг воскликнул: «О, месье, мазут, мазут!» Я сказал советнику, что его сосед, судя по реакции, все понял, поэтому можно ехать в бригаду, что мы тут же и сделали.

Через пару дней полковник Владимир удовлетворенно сообщил, что «наша беседа с французом возымела действие» и что «проблема с мазутом счастливо разрешилась».

Непонятная национальность

В 1974 году лето в Ираке было особенно жарким. Даже в Багдаде температура иной раз доходила почти до 50 градусов. В первой половине дня работы в учебном центре Таджи вблизи иракской столицы после обеденного перерыва нас, переводчиков, обычно с различными целями задействовали в офисе главного военного советника в Ираке.

В тот жаркий день мы с товарищем, чтобы уберечься от солнечного удара, решили добраться до офиса из гостиницы, где обитали, на такси с кондиционером, а не пешком, как обычно. Поймав машину, мы медленно из-за пробок двинулись к цели. Вяло переговариваясь по причине духоты – естественно, по-русски, – поначалу мы не заметили неподдельного интереса к нам со стороны таксиста. Вдруг он, извинившись за то, что прервал наш разговор, поинтересовался, не ливанцы ли мы (?! ). Придя в себя от неожиданности, я спросил, разумеется по-арабски, чем вызван его интерес к нашей национальности. Иракский шофер простодушно ответил, что, мол, мы, пассажиры его такси, светловолосые и разговариваем между собой, как ему показалось, на ливанском диалекте арабского языка, а это, по его мнению, и свидетельствует о нашей национальной принадлежности.

Тут необходимо небольшое пояснение. На Ближнем Востоке широко известно, что среди ливанских арабов довольно значительный процент блондинов. Так уж сложилась история региона, в частности Ливана, где еще во времена первых крестовых походов стали оседать большие массы европейцев. Смешиваясь в течение многих столетий с местными жителями, они в конце концов дали, скажем так, «осветленное» потомство. Да и в христианской общине Ливана, тогда довольно значительной, традиционно были распространены смешанные браки с европейцами, что также способствовало «европеизации» местного населения. Но принять русский язык, на котором мы разговаривали с товарищем, за ливанский диалект арабского было нелепо и даже комично. Мало того, что русский и арабский языки в корне отличаются друг от друга, принадлежа к различным языковым группам и имея порой абсолютно несхожую фонетику, так и факт близости ливанского (кстати, и почти идентичных ему палестинского и сирийского диалектов) к диалекту иракскому был настолько очевиден для нас, переводчиков, что уж никак не мог вызвать подозрений в том, что этого мог не знать представитель местной, не самой «забитой» прослойки иракского общества, к которой принадлежал таксист. Нам ничего не оставалось делать, как разочаровать иракца относительно его догадки, но тут же вызвать неподдельный восторг в связи с тем, что он «удостоен чести везти в своей машине представителей самого дружественного арабам государства – СССР».