Пожар во время наводнения

Наш БДК-55 был отправлен на Новую Землю – доставить технику для обеспечения испытаний ядерного оружия. Фото с сайта www.mil.ru

Лето 1990 года. Я – старший помощник командира большого десантного корабля (БДК-55). Наш корабль в очередной раз отправлен на Новую Землю – доставить туда технику для обеспечения испытаний ядерного оружия на Новоземельском полигоне.

Работы хватало. Надо было перевезти из губы Белушьей в поселок Северный, находящийся в проливе Маточкин Шар, несколько десятков фургонов с научной аппаратурой, предназначенной для различных измерений во время взрыва. Сам по себе взрыв, как известно, – это не просто «бабах! ». Это еще и поиск новых материалов, и научные измерения в области ядерной физики, и многое другое, неизвестное непосвященным. А еще при взрыве, кроме испытания нового ядерного изделия, уничтожались несколько старых, заложенных вместе с ним.

Вот поэтому в газетах писали, что такого-то числа на таком-то полигоне «произведено испытание нового ядерного оружия, мощность взрыва составила от 20 до 80 кт». Не потому что ученые не знали, сколько в тротиловом эквиваленте заложили для взрыва. Знали, конечно. А вот взорвались или сгорели старые заряды – об этом можно было только догадываться, проведя соответствующие измерения.

Тем временем кому-то из вышестоящих штабов пришла в голову идея привезти с Новой Земли металлолом, которого там было выше крыши. А время-то было весьма трудное, крутились как могли. Поэтому в перерыве между перевозками, выполняя приказ, мы загрузили наш корабль под завязку вручную черметом (тонн 170) и в довершение этого безобразия (боевой же корабль) в танковом трюме разместили две катушки медного кабеля, каждая примерно по две с половиной тонны. Которые с помощью талрепов намертво закрепили, чтобы они не летали и не катались во время качки.

Пришли в Североморск, выгрузили железяки, с особым трепетом вынули катушки меди (медь, как цветмет, уже тогда стоила недешево). На следующий день получаем команду принять на борт контр-адмирала из Ленинграда – начальника экспедиции и следовать в Белушью, где принять технику для строительства второй очереди полигона, «десантировать» ее на Карской стороне, дальше техника пойдет сама и там построит все, что надо. Начальник экспедиции прибыл на борт, был встречен по первому разряду, размещен в каюте командира дивизии и угощен всем, что имелось у нас в наличии. Вроде и не начальник, но адмирал, и этим все сказано! Пополнили кое-какие запасы, отмыли танковый трюм, дозаправились, сыграли приготовление к бою и походу, приготовились и пошли на Новую Землю.

После выхода из Кольского залива я, как бывший штурман, зашел к командиру БЧ-1 Диме Трусову, посмотреть, что и как. И вдруг штурман сообщает мне, что у нас нет карт Карского моря с глубинами вдоль побережья Новой Земли с Карской стороны. То есть карты вроде как есть, а подробных глубин нет! Потому что последние измерения глубин производились то ли в конце XIX, то ли в начале XX века.

– Ничего, – говорю, – штурман, начальству виднее. Бог не выдаст, свинья не съест.

Добежали быстро, часов через 30 были на месте, в Белушьей. Стали на упор, корму «привязали» к причалу. Начальник экспедиции разъяснил задачу: мол, пойдем в места не очень изученные, будем соблюдать осторожность, показал на «карте мира» район высадки. Никто и не возражал. Мы, особенно штурман, всегда соблюдали осторожность. Понимая наши сложности, начальство придало нам гидрографическое судно (ГиСу), находящееся в губе Белушьей. Командир ГиСу и наш кэп договорились, что промеры глубин с помощью эхолота сделает гидрограф, имеющий значительно меньшие размеры и осадку, а все остальное сделаем мы сами.

На соседнем причале полным ходом шла разгрузка военно-транспортного судна. Мы тоже времени не теряли и готовились принять экспедицию, состоящую из нескольких единиц техники: бульдозера, передвижной дизель-электростанции, нескольких бочек солярки, вагончика для жилья, а также десятка рабочих. Ничто не предвещало, как говорится, но случилось как обычно. Мелочевку загнали в трюм и раскрепили цепями, как и положено, а вот вес гусеничного бульдозера составил ни много ни мало 67 т, да и по ширине он вместе с отвалом в трюм не заходил. Отвал отсоединили, трактор загнали, но, когда он вошел в твиндек (междупалубное пространство внутри корпуса грузового судна между двумя палубами или между палубой и платформой. – «НВО»), палуба под ним заметно прогибалась. Ну не рассчитан был наш корабль на такой вес! Но везти-то надо, да кроме нас и некому. Закончили погрузку и, помолясь, двинулись на Карскую сторону, к новым приключениям.

Гидрограф шел за нами в кильватере, связь с ним была отличная. Шли в нескольких кабельтовах от береговой черты. В предполагаемом районе высадки стали на якорь. И вдруг с гидрографа докладывают, что у них эхолот не работает, сломался, типа, некстати. Адмирал на ходовом мостике заметно занервничал. Потом дал команду гидрографу, мол, раз вы такие-сякие, спускайте шлюпку и вперед, делать промеры глубин с помощью ручного лота. От БДК и до береговой черты. И тщательно, через каждые 3 м. На ГиСу все поняли, спустили ялик и отправились на нем добывать необходимую информацию о глубинах в районе десантирования экспедиции.

Через пару часов с гидрографа передали, что промеры сделаны, все нормально, все задокументировано, можно подходить к берегу и высаживать технику. Мы сыграли приготовление к бою и походу, приняли воду в носовую балластную цистерну, снялись с якоря, стали отдавать крепления техники и двинулись к берегу. Самым малым ходом, можно сказать, ползком. Когда до уреза воды оставалось каких-то метров 60–70, БДК встал. Вперед не идет, хоть тресни! Наш командир, капитан 2 ранга Елизаров хотел отойти и попытаться подойти к берегу на кабельтов-другой к северу или к югу от злополучного места, но адмирал, начальник экспедиции, чуть ли не закричал:

– Давай, командир, давай средний вперед, сейчас продавишь!

Дали средний вперед, конечно, адмирал же все-таки советует. БДК продвинулся на эти злосчастные 70 м вперед и встал на упор. Открыли ворота, опустили аппарель, техника медленно стала выходить из трюма на необорудованное побережье. Все несамоходное буксировал бульдозер-монстр. Техника вышла, с ней и адмирал. Подняли аппарель, закрыли ворота и попытались дать ход назад. Но не тут-то было! Не идет наш БДК назад при всем желании. Сбросили воду из носовой балластной цистерны. Дали сначала средний, потом полный назад. Безрезультатно! Связались с ГиСу. Объяснили ситуацию. Там все поняли и согласились принять у себя буксирный конец. Завели буксирный с нашей кормы на корму гидрографа, он дал максимально возможный вперед, мы максимально возможный назад. Наш БДК стронулся и слез со злополучного бара, на который «удачно» залез, выполняя пожелания адмирала из института (бар – это такая «волна» на дне моря, наносная отмель, которую прошляпили меряльщики глубин с гидрографа).

В общем, ход сбросили, буксирный конец смотали, но началось нечто невообразимое. На ходовой мостик прибежал дежурный по низам и доложил, что в гальюнах десанта из чаш «Генуя» (то есть унитазов) столбом хлещет вода. Сыграли аварийную тревогу по борьбе с водой. Гальюны десанта находились ниже ватерлинии. На главном командном пункте (ГКП) развернули схему корабля. И командир сразу догадался, что пробоина получена в районе цистерны льяльных вод (цистерна, предназначенная для сбора всякого дерьма при стоянке в порту, чтобы ничего не выливалось за борт и не загрязняло экологию).

Дальше было еще веселее. При объявлении аварийной тревоги по борьбе с водой включился второй дизель-генератор, который и включался-то только по тревоге. И вот при его включении начался… пожар. Сыграли еще и аварийную тревогу по борьбе с пожаром. Аварийные партии должны были занять свои места в соответствии с расписанием. Но не тут-то было. Все, ну, может быть, почти все, побежали посмотреть, что горит. Я, как старший помощник командира корабля, должен был наводить порядок. А как его наводить, если все матросы надели изолирующие противогазы и в масках стали все на одно лицо? Приходилось срывать маски и, опознав нарушителя расписания, разворачивать его в нужном направлении, придавать ему ускорение, да смотреть при этом, чтобы нога не застряла в известном месте. Кстати, абсолютно не наблюдал никаких признаков паники. Все были сосредоточенно-любопытны и, в общем-то, после «внушения» старались добросовестно выполнять свои обязанности по тревоге.

Для начала командиром было принято решение заглушить цистерну льяльных вод, отсоединив в посту вспомогательного котла магистральный трубопровод по фланцу на 16 болтов. Через него забортная вода из заполнившейся цистерны поступала в гальюны десанта, так как клинкет (устройство, предназначенное для открытия, закрытия или регулирования потока при наступлении определенных условий в судовых системах и трубопроводах. – «НВО»), запирающий цистерну, безнадежно закис и не вращался. Заржавел, одним словом.

На выполнение этой задачи был отправлен с аварийной партией мичман Качанов, имеющий незаурядный опыт за плечами и умеющий крутить гайки. Но гайки тоже не крутились, поэтому болты срезали болгаркой. Когда магистраль все-таки отсоединили, вода под напором хлынула в пост вспомогательного котла. Магистраль пришлось глушить конической деревянной пробкой с помощью раздвижного упора. Воду победили.

Но тем временем густой едкий дым заполнил все нижние помещения корабля. На разведку пожара тоже были отправлены мичманы. Матросы для этого не годились, слишком серьезно все это было. А матросов берегли. На ГКП доложили, что разведчики нашли причину пожара. Какой-то умник из готовившихся к увольнению в запас спрятал за воздуховод дизель-генератора свою приготовленную на увольнение в запас форму. Когда по тревоге запустили второй дизель-генератор, воздуховод нагрелся до 400 градусов, форма и задымилась. Когда ее, тлеющую, достали из шхеры, первым делом поискали, не подписана ли она. Виновник, к сожалению, опознан не был. Ну, или к счастью – для него.

Корабль взял курс на базу в губу Белушью. Из гальюнов и кубриков десанта погружными насосами удаляли воду, тщательно все сушили. Помещения принудительно вентилировали до самого прихода к причалу. Казалось бы, одна форменка и брюки, а столько вони. Запах гари, как ни старались, оставался еще несколько дней. Лишь за пару часов до подхода к причалу дали отбой аварийной тревоги. По приходу в базу командир дал команду механику приготовить водолазное имущество и произвести разведку под днищем корабля. Но только имущество это оказалось разукомплектованным и ни о каком погружении речи больше не заводилось. Мех, конечно, получил по полной программе, но проблему-то надо было решать все равно.

На грузовом причале стоял ошвартованный килектор (вспомогательное судно для подводных грузовых работ. – «НВО»), прибывший в Белушью, пока мы ходили высаживать экспедицию. На него и отправился механик с целью договориться, чтобы они посмотрели, что делается у нас на днище. Договорились и о цене вопроса: две трехлитровых банки «шила». Недорого, надо сказать. Водолаз прибыл, имущество помогли ему донести наши маслопупы – бойцы из БЧ-5. Все приготовили, водолаза одели в костюм, проверили дыхание, свет, связь, и он погрузился. Минут через 15–20 погружение удачно завершилось. Водолаз поднялся на причал и поведал, что в районе фекальной цистерны (наш командир был прав) имеется пробоина размером с человеческий рост, примерно 1,7 м на 60 см. А внутри пробоины на днище лежит объемный и неподъемный камень, который мы как сувенир прихватили со дна и уволокли с собой. Посовещавшись с механиком, командир принял решение камень не трогать до постановки в док, который нам запланировали по возвращению с Новой Земли. Заделать пробоину при имеющихся обстоятельствах не представлялось возможным.

Потом были перевозки «бидонов на колесах» в поселок Северный, (доставка фургонов с научной аппаратурой на обеспечение испытания ядерного заряда), участие в последнем в истории испытании ядерного взрыва, вывоз личного состава строительного батальона в море на момент самого взрыва и многое другое. В конечном итоге лишь глубокой осенью мы вернулись в Североморск. И нас, как и обещали, поставили в плавучий док в поселке Росляково, недалеко от Мурманска. И только там мы увидели воочию нашу дырку.

Заблаговременно, пока не увидели начальники, место, где она была, закрыли заборчиком из досок. Со сварщиками договорились быстро. Обошлось, правда, дороже, чем с водолазом, за 10-литровую канистру «шила». Все-таки поближе к цивилизации! Ночью был притащен необходимый кусок металла нужной толщины, в днище все аккуратно отмерили и вырезали по размерам. На палубу дока рухнул наш «сувенир» весом килограммов в 300. Его с помощью прочных концов волоком оттащили к урезу дока и отправили на дно. А пробоину заварили очень удачно. К утру все закрасили так, что комар носа не подточит.

Тем и закончилась история с нашим походом на Новую Землю.

Выводы по прошествии десятков лет напрашиваются сами собой. Не согласился бы командир корабля на погрузку тяжеленного бульдозера – и вряд ли состоялся бы поход экспедиции на Карскую сторону. Не знал бы наш командир устройство корабля досконально – тонули бы мы и дальше на Карской стороне и вряд ли кто-нибудь нам помог. Как говорится, спасение утопающих – дело рук самих утопающих!

А вот давать советы отвечающему за все командиру корабля не надо даже самому крутому адмиралу. Он-то посоветовал, и где он теперь? А командир остался, и ответственности с него никто не снял. Хорошо, что наш командир не стушевался, ни разу даже не замялся. И личный состав весь остался цел, и все задачи, поставленные кораблю, были полностью выполнены.