Почему я не стал адмиралом

Главной бедой авианесущего крейсера «Киев» были проблемные котлы. Фото wikipedia.org

Дело было в далеком 1987 году. Североморск, глубокая осень. Погода шепчет, как говорится. Я без году неделя как назначен помощником командира эскадренного миноносца «Безупречный», входящего в состав бригады эсминцев оперативной эскадры Северного флота. Собственно, я на нем и служил штурманом до той поры, когда нашего помощника командира Сергея Васильева не отправили учиться на Высшие ордена Ленина специальные офицерские классы ВМФ в город Ленинград.

Штурманил я уже восемь лет, когда командир корабля предложил поменять специализацию и пойти по командной линии. Мы с Серегой дружили давно, дважды ходили на боевые службы, поэтому я, недолго думая, согласился. Надо было и друга поддержать (без замены на учебу не уедешь), да и самому пора было куда-то расти.

Где конец, я спрашиваю?

Итак, Североморск, вторая половина дня. Темно, уже наступала полярная ночь. Мы – дежурный корабль по эскадре, стоящий у причала. Объявлен сигнал «Ветер-2», дана команда встать на якорь в точке рассредоточения. Сыграли «Экстренное приготовление к бою и походу», приготовились и вышли, встали на якорь в указанную точку в губе Ваенга, напротив Североморска.

На рейде не так много кораблей, но главный из них – тяжелый авианесущий крейсер (ТАКР) «Киев» водоизмещением более сорока тысяч тонн, который стоит на бочке. Для сухопутных читателей пояснение: бочка – это такое устройство, которое действительно является громадной плавучей бочкой, привязанной толстенной якорной цепью к бетонной чушке-присоске (чушка опускается на дно специальным судном-килектором в удобном и нужном месте), чтобы потом к этой бочке, как к мини-причалу, за рым (специальное кольцо) могли «швартоваться» своей якорной цепью большие корабли или суда с большим водоизмещением. По сути – мертвый якорь.

В общем, стоим мы на якоре в точке рассредоточения как дежурный корабль. Приходит оповещение: «Ветер-1». То есть ветер 25 и более метров в секунду. Через несколько минут получаем команду «Корабль к бою и походу приготовить». Потом появляется информация, что «Киев» сорвало с бочки и потихоньку несет на 19-й причал. Да, важный момент: на эсминце кроме командира корабля капитана 2 ранга Виктора Александровича и, естественно, старпома был еще старший на борту – капитан 2 ранга Владимир Васильевич Масорин, начальник штаба нашей бригады. Кстати, со временем Масорин стал главнокомандующим ВМФ России.

В связи со сложившейся обстановкой, усилением ветра до ураганного, «Киев» развернулся и пошел на выход из Кольского залива штормовать в море. Так безопаснее. И надо же, не прошло и часа, как нам дают команду: «Экстренно сняться с якоря, следовать из Кольского залива, взять на буксир нашего большого брата и, работая энергично своими машинами, обеспечить помощь авианесущему крейсеру «Киев», чтобы его не снесло на Кильдинский плес». Ведь если такая махина сядет на мель, стаскивать его будет просто нечем. Как выяснилось, после выхода из Кольского залива на «Киеве» погасли сначала четыре из восьми котлов, потом еще два, и при таком сильном северо-западном ветре он еле-еле удерживается носом на ветер на месте вместо того, чтобы бодро идти штормовать в Баренцево море. У нас, кстати для сведения, водоизмещение в пять с лишним раз меньше, чем у авианосца.

А это был, напомню, мой первый выход в море в должности помощника командира корабля. Штурманская-то работа достаточно интеллигентная. Карты, пособия, таблицы, расчеты, определения места корабля, рекомендации курсов, скоростей с учетом места корабля, глубин, дрейфа и течения. И все это происходит в штурманской рубке, которая находится сразу за ГКП (главный командный пункт, или ходовой мостик), максимум у нактоуза (ящик, в котором расположен судовой компас, а также некоторые другие навигационные инструменты) репитера гирокомпаса на крыле ходового мостика, когда надо взять пеленг на маяк или объект. Там качает, но почти даже не дует.

Здесь же ветер, хоть ложись на него, железо, люди и ответственность за каждого, кто тебе поручен. По команде, данной командиром корабля по всем линиям: «По местам стоять, с якоря сниматься!», я побежал на бак (передняя часть палубы или палубы носовой надстройки), к шпилю (механизм на судне типа «ворот» с вертикальной осью вращения, служит для вытягивания якорной цепи из воды. Так же шпиль используется для швартовных операций, выбирания троса, перемещения груза, выборки тралов, рыболовных сетей и т.д.), по пути застегивая на все пуговицы «канадку» (штормовая роба моряков ВМФ для офицеров и мичманов), так как по расписанию был командиром баковой швартовной команды. На баке уже были на месте боцмана. Начали выбирать якорь, но что-то пошло не так. Как только шпиль начал выбирать якорь, якорь-цепь слетела с шестерни и ходом, с грохотом и ржавой пылью пошла на дно до жвака-галса (отрезок якорной цепи из общих звеньев, один конец которого прикреплен к обуху цепного ящика). Обух цепного ящика, правда, выдержал. Ощущение, надо сказать, не из приятных. Но было не до ощущений. Главный боцман, старший мичман Нагут, выругавшись как надо, умудрился надеть якорь-цепь обратно с помощью лома. Я восхитился, разумеется, про себя, недюжинной силой главного боцмана. С ГКП по поводу этого инцидента ничего сказано не было. То ли не заметили, то ли сделали вид.

Выбрали якорь и легли на курс на выход из залива. Завалили гюйс-шток (шест, по которому поднимают гюйс), гюйс (носовой флаг корабля или судна) убрали. Прибавили ход до среднего, чтобы не так дрейфовало, прошли остров Сальный и сразу почувствовали неслабую зыбь от того, что творилось в Баренцевом море. Пока выходили из узкости, времени не теряли. Ютовая (ют – кормовая надстройка судна или кормовая часть верхней палубы) швартовная команда во главе с командиром БЧ-2 капитаном 3 ранга Михаилом Баевым расчехлила вьюшку с капроновым буксирным концом (220 мм в окружности) и разложила его вдоль борта. Приготовили бросательный с линеметом проводник, тяжелый огон (постоянная петля на тросе), чтобы надеть его на буксирный конец. Доложили на ГКП, что к буксировке готовы. Качало уже не по-детски, крен достигал 20–25 градусов. Моряки на юте использовали штормовые леера. И тут началось самое интересное! На самом выходе из Кольского залива, у мыса Сеть-Наволок, наш корабль подвернул вправо градусов на 15, подставив левый борт под волнение около шести баллов. А волна была выше кормы. И нас накрыло. Помню, как людей раскидало, моряки проплывали по пояс в воде, цепляясь за штормовые леера. Я, находясь у «Каштана» (переговорное устройство), успел только забраться ногами на вьюшку со швартовым концом. Как только вода схлынула, я забегал глазами, пересчитывая личный состав ютовой швартовной команды. Благо, в свете фонарей отлично были видны оранжевые спасательные жилеты матросов и офицеров. И тут запрос с ходового мостика, голос начальника штаба бригады:

– Ют-ГКП, доложите обстановку!

Отвечаю:

– ГКП-ют, помощник командира капитан 3 ранга Черных, весь личный состав ютовых на борту. Мокрые только все…

Капитан 2 ранга Масорин, не дослушав:

– Да меня не интересует личный состав, доложите состояние буксирного конца!

До меня постепенно доходит. Благо, Миша Баев, более опытный моряк, руководя раскладкой буксирного конца, распорядился, чтобы его закрепили восьмеркой на кнехты по бортам на случай, который и произошел с нами. Иначе конец смыло бы за борт прямо под наши винты, мы намотали бы его на них и потеряли бы ход, что означало бы «пипец-приехали» и нам, и «Киеву». Убедившись, что буксирный конец на месте, докладываю на ГКП, что все в порядке, буксирный на месте и мы готовы к работе. На душе отлегло.

Но сразу отметил про себя разницу в подходах к людям и буксирному концу, сделав вывод, что высот в службе мне явно не достичь, а наш начальник штаба далеко пойдет. Так со временем и случилось – Масорин стал главкомом, а я ушел в запас капитаном 3 ранга.

Пока мы готовились и отпускали моряков и офицеров переодеваться в сухую одежду по два-три человека, появился «Киев» впереди по правому борту градусов 10–15, дистанция около мили. В брызгах волн и водяной пыли плохо просвечивались освещенные надстройки и местами незакрытые иллюминаторы на авианосце. Я, кстати, тоже успел смотаться в каюту и переодеться в сухой тулупчик с пришитыми офицерскими погонами капитана 3 ранга. Мы уже проверили линемет и были готовы подавать бросательный, когда с ГКП скомандовали, чтобы мы все с юта дули вниз, корабль готовится лечь на обратный курс и возвращаться в базу.

Я побежал на мостик узнать новости. Оказалось, что на «Киеве» механики «разожгли» все котлы, корабль дал полный ход и идет штормовать в открытое Баренцево море. Погода портилась, ветер немного стих метров до 12–15. Но температура упала ниже ноля, где-то минус 5–7. Пока вошли в Кольский залив, серьезно обмерзли. Леера вместо 1 см стали несколько сантиметров в толщину, на надстройках образовалась корка в 3–5 см. И самое неприятное: когда мы выходили на мероприятие, корабль раскачивался равномерно. А за час похода по узкости на вход качка стала необычной: накренится корабль на один борт и должен накрениться на другой. Но нет, зависает на одном на полминуты и больше. Потом выяснилось, что во время шторма мы приняли около 400 тонн воды и льда на надстройки и верхнюю палубу.

Люки надо закрывать!

Начало рассветать. С ГКП дали команду всем свободным от вахт и дежурств выйти на верхнюю палубу, получить в боцманской кладовой черенки от лопат, и приступить к очистке лееров, надстроек и механизмов ото льда. Около двухсот человек оказалось на верхней палубе под руководством офицеров и мичманов. Деревянные (именно деревянные, чтобы не обдирать краску во время работ) черенки от лопат были выданы достаточно быстро, благо они имелись в достаточном количестве и были получены очень кстати со склада с началом осеннее-зимнего периода). Особое внимание обращалось на механизмы и устройства, предназначенные для швартовки корабля к причалу. Шпили, швартовые концы, кнехты, клюзы (круглое, овальное или прямоугольное отверстие в фальшборте, в палубе или в борту, окантованное литой рамой или металлическим прутком, служащее для пропускания и уменьшения перетирания якорной цепи, швартовных концов или буксирного каната), гюйс-шток на баке и флагшток на юте требовали приведения в рабочее состояние. Пулеметный стук черенков раздавался, наверное, на весь Кольский залив.

Бак привели в порядок. Корабль прошел траверз острова Сальный и уже повернул в сторону причалов, сыграли «Учебную тревогу», когда мне нестерпимо захотелось… в гальюн. Прикинув, сколько минут осталось до назначенного нам причала, я нырнул в темноту шторм-прохода, сделал несколько шагов и… полетел в открытый люк. Правда, до самого низа не долетел, застрял благодаря тулупчику в люке. Оказалось, наш замполит, как не самый занятый по «Учебной тревоге», должен был пробежать по кубрикам личного состава, выгоняя всех, кто замешкался и не занял места по расписанию. Он так и сделал. Только одно «но». Носовые кубрики расположены один над другим, так сказать, в два этажа, и, чтобы проверить нижний кубрик, надо туда спуститься по трапу. А заму было лень, он открыл люк, посмотрел, что в нижнем кубрике нет никого, оставил люк открытым, выключил свет и с чувством выполненного долга побежал проверять остальные места, где могли оставаться зазевавшиеся и опаздывающие.

Ну вот, торчу я, застрявший в люке, как забытая кое-где клизма. Чувствую, как по левой ноге в ботинок стекает что-то вроде густого томатного сока. Боли почти не чувствую на радостях, что не долетел. Открывается дверь шторм-прохода, и в ней появляется силуэт моряка (может, забыл что-нибудь). Я слабым голосом говорю:

– Товарищ, помоги мне выбраться отсюда.

А он, завидев звезды на моих погонах, развернулся, и бросился улепетывать, я услышал только топот удаляющихся «гадов» (ботинки форменные яловые). Так, думаю, время-то идет, а помощи ждать не стоит. Потихоньку все-таки выбрался на палубу, проверил, что вроде бы ногу не сломал, и заковылял в корму в санчасть к доктору капитану медицинской службы Виталию Борисовичу Андронатию. Док оказался на боевом посту, осмотрел ногу, сказал, что жить буду, перебинтовал «дырки» на коже голени, которые я наделал о край люка, когда в него полетел и сделал обезболивающий укол. Посоветовал быть поаккуратнее на поворотах. Я поблагодарил его, посетил гальюн и побежал на бак, где главный боцман успешно приготовил все для швартовки к причалу.

Ошвартовались быстро и без приключений. На разборе полетов замполит упорно шел в отказ, хотя все сходилось, что это именно он устроил всю эту петрушку с люком-мышеловкой. Ну, да бог с ним, все остались живы и здоровы, а я приобрел опыт, морскую практику и уверенность, что надо следовать советам нашего доктора.