Сергей Черных
Новый год – он и в Африке Новый год. Фото РИА Новости
В начале 80-х годов прошлого века наш гвардейский большой противолодочный корабль (БПК) «Гремящий» нес боевую службу у берегов (и на берегу) Анголы, где шли боевые действия (см. «НВО» от 05.11.20). Понимая, что постоянно находиться в состоянии повышенной боеготовности экипажу сложно, командование разрешило нам заходы в Того (порт Ломе) и в Гану (порт Тема).
В Того мы отдыхали неделю, а потом пошли в Гану. И хотя от Того до Ганы рукой подать, но кто-то что-то не согласовал, так что нам пришлось несколько дней просто дрейфовать между двумя соседними африканскими государствами. Но потом все пошло гладко. Заход, швартовка, встреча посла, отдых… Правда, слишком уж расслабиться в иностранном порту не получилось. Служба была на высочайшем уровне. Иначе и быть не могло с нашим-то командиром, капитаном 3 ранга Владимиром Григорьевичем Доброскоченко (см. «НВО» от 09.10.20).
Городские жители посетили нас с экскурсией. Особое внимание уделялось женщинам и любопытным детям, норовившим то поскользнуться, то залезть куда не следует. Была экскурсия с купанием на дипломатическом пляже, где нам сразу категорически не рекомендовали отходить от берега в воду дальше десятка метров, потому что течение очень сильное и запросто может унести человека в океан.
Все, конечно, обошлось, никто и не пытался рисковать без надобности. Течение метрах в 30–40 от берега достигало трех-четырех узлов, а это 5–7 км в час. А среди нас великих пловцов не наблюдалось.
Отдохнули в Гане – и обратно в Луанду, столицу Анголы. Там что-то затевалось, и нам необходимо было продемонстрировать советский флаг.
Встреча на корточках
В Луанде все было по-прежнему. Опять ППДО (противоподводно-диверсионная оборона корабля), гранатометание, купание на океанском пляже, поездки к кубинцам (которые, как известно, воевали на стороне Анголы). Вахты, дежурства, редкие поездки на экскурсии в город и прочая рутина. Ближе к Новому году, где-то в конце ноября, командир вызвал меня и, помня, как я аккомпанировал посетившему наш корабль Иосифу Давыдовичу Кобзону во время застолья, длившегося до утра, сказал:
– Черных, ты, я знаю, на гитаре тренькаешь. Так вот, к Новому году надо организовать вокально-инструментальный ансамбль, потренироваться как следует и отыграть на Новый год в дипмиссии. Там просят «Конфетки-бараночки», а не местную музыку. Так сказать, для души. Аппаратуру предоставит ансамбль Вооруженных сил Анголы. Договоренность есть.
Я ответил:
– Есть, товарищ командир!
И отправился выяснять, кто из матросов держит или держал в руках гитару. Коллектив подобрался за один день. В училище я руководил вокально-инструментальным ансамблем «Фобос», который мы с друзьями-однокашниками создали с нуля и успешно четыре года играли на танцах, которых до нашего прихода в училище в помине не было. Поэтому для меня не составило особого труда выполнить приказание командира.
Музыкантов освободили от несения дежурств и вахт на период «тренировок». Нам выделили помещение, где мы выучили репертуар, разложили все по голосам, по партиям бас-, соло- и ритм-гитар. Потом командир решил послушать наше творчество. Ему понравилось, в принципе, все. И «Конфетки-бараночки», и «В лесу родилась елочка», и «Там, где клен шумит», и все остальное. Но что-то было грустное в умных глазах Владимира Григорьевича, когда он попросил зайти к нему после репетиции.
– Все хорошо, товарищ Черных. Только один нюанс. Празднование Нового года предполагает принятие на грудь некоторого количества горячительных напитков. А матросам категорически нельзя! Поэтому репертуар утверждаю, но матросов-музыкантов необходимо заменить на офицеров или мичманов. До Нового года осталось десять дней. Так что заменить немедленно. Следующее прослушивание через пять дней. Задача понятна? Выполняйте.
Я без энтузиазма воспринял приказание, но ответил как обычно:
– Есть, товарищ командир!
И ничего. Нашлись способные офицеры и мичмана, не хуже матросов исполнявшие наш незамысловатый набор советских «медляков» и энергичных песен. Через пять дней очередное прослушивание и «зачет» от командира корабля!
Нам дали возможность «потренироваться на местности», то есть поиграть на электроаппаратуре, попеть в микрофоны с реверберацией, с форсирующим усилителями, с ударной установкой. И с ангольским звукооператором, так как мы просто не умели обращаться с большущим, как синтезатор, микшерным устройством и боялись подходить к нему сзади, думая, что оно нас просто лягнет. Но, несмотря ни на что, мы были готовы!
И вот встреча Нового 1982 года. В миссии на огромной открытой террасе собралось за столами около тысячи человек: советники с женами, переводчики, персонал, приглашенные кубинцы и представители ангольских Вооруженных сил. Первые тосты за уходящий 1981 год, за успехи, за сотрудничество. Потом появилась пауза, и нам предложили сыграть что-нибудь.
Мы сыграли, всем вроде понравилось, и мы немного успокоились. А до этого волновались, как на экзамене. Напряжение спало, банкет продолжался. Приближался ноль часов. Без трех минут особо чувствительные натуры, в основном женщины, организовали вокруг елочки круг, взялись за руки и под наш аккомпанемент стали водить хоровод и петь «В лесу родилась елочка». Ровно за 30 секунд до Нового года главный военный советник подошел к микрофону и объявил:
– Всем сесть на корточки! Немедленно!
Курантов не было. Но в ноль часов кубинцы, охранявшие миссию по периметру, засадили в небо из всех видов вооружений. Из БТРов, из автоматов, из пистолетов. Грохот был неимоверный! Трассы от пулеметов и автоматов разрезали ночное небо Луанды. Все, разумеется, присели. Салют, понимаете, по-военному.
Через пару минут, после тоста за Новый год, мы уже исполняли пожелания присутствующих: разухабистые «Конфетки-бараночки», «Мир не прост» и прочее из нашего небогатого репертуара. Банкет продолжался до утра. И когда забрезжил рассвет и с Атлантики потянуло прохладой, гости и хозяева мероприятия стали расходиться и разъезжаться.
Банкет удался. Все остались довольны. Нам, участникам ансамбля, так и не пришлось принять на грудь некоторого количества горячительного, о чем волновался командир. Но с собой мы привезли по литровой бутылке виски. Что, в принципе, тоже было неплохо.
Долгий путь домой
Боевая служба в Анголе подходила к концу. Мы начали готовиться к переходу домой. По пути предстоял заход в порт Бисау (Гвинея-Бисау).
Заходили по реке Жеба. Сначала река была широченная, потом все уже и уже. Затем заход представлял, по сути, лоцманскую проводку, хотя лоцмана нам не дали. Километрах в сорока от океана, то есть от дельты реки, мы бросили якорь напротив города Бисау. Стоянка была недолгой. Гвинея-Бисау считалась тогда прокитайской страной, отношения Москвы с Пекином были натянутые. Поэтому, не задерживаясь, мы снялись с якоря и пошли домой.
Через несколько часов выскочили на атлантический простор и дали экономичный ход 14 узлов. Для непосвященных поясню. Экономичный ход – это когда на пройденную милю тратится наименьшее количество топлива, в данном случае мазута, на котором работали главные энергетические установки нашего БПК.
Несколько отвлекаясь, поясню также, откуда взялось понятие морской мили. Ученые измерили длину земного меридиана, приняв его за круг. В круге, как известно, 360 градусов. В каждом градусе 60 минут. Так вот, длина одной минуты – это и есть длина морской мили, и составляет она 1852 метра. Так что, если кому-то захочется, можно 1852 метра умножить на 60, затем на 360 – и получим длину земного меридиана. Составляет она чуть больше 40 тысяч километров. Не такой уж громадный наш шарик, как может показаться.
Знаете, сижу, пишу эти строки и ловлю себя на мысли: как много я знаю из того, что уже никогда мне не понадобится. А хотелось бы, чтобы понадобилось! Руки чешутся. Да поезд ушел, к сожалению… Завидую белой завистью своим однокашникам по училищу и сослуживцам, которые еще имеют отношение к кораблям и всему, что связано с морем.
Итак, домой. Оставалось еще несколько тысяч неспокойных миль до заветного причала. Шторма и заправки, поломки и ремонты, сопровождения «супостатов», облеты противолодочной авиацией вероятного противника, приятные и не очень встречи в океане – все это было на пути в базу.
Перед Гибралтаром встретили американское судно с бурильной установкой «Гломар Челленджер», стоящее на якорях напротив Мавритании.
– Что они здесь ищут, на другой стороне океана? – спросил командир. – Обе машины вперед самый полный!
Машины заметно взревели, бурун за кормой вскипел почти до уровня юта, мы дали ход 22 узла и обогнули бурильщика дважды по носу и по корме на коротких расстояниях так, что нашей волной закачало «американца». На палубе «Челленджера» и на самой буровой забегали моряки.
– Вот так-то лучше! – немного успокоился командир. – Курс на Север! Пошли домой!
Мы сбросили ход до 14 узлов и с чувством выполненного долга пошли в базу.
До базы была еще вся континентальная Европа, Великобритания и Скандинавия, несколько дозаправок от танкеров, приведение зимней формы одежды в порядок, подготовка к заходу в базу.
Времени было достаточно, а вот терпения не хватало. Уже наступил февраль 82-го года. Мы уже восемь с лишним месяцев не были дома, и конца-края еще не было видно. Курево кончилось. Матросы, которые складывали бычки в пиллерсы, теперь эти пиллерсы подчищали с помощью крючков из проволоки. Все «насобачились» делать самокрутки.
Но никто не жаловался и не стонал. Все уповали на механиков: лишь бы не сломались машины. Но механики во главе с капитан-лейтенантом Варламовым были на высоте.
Впрочем, на высоте были все. Экипаж работал как заведенный. При любой ситуации все знали, что делать, абсолютно не напрягаясь, навыки были отработаны до автоматизма. Все уже были моряками, прошедшими боевую службу. И этим гордились, не подавая вида! Надо отдать дань уважения нашему командиру Доброскоченко за нашу выучку, за его умение обучать личный состав морскому делу. Мы стали настоящими гвардейцами. Это потом и в жизни пригодилось. Отвечаю ответственно.
Каждый божий день с утра до вечера, не покладая рук, работал корабельный парикмахер, приводя экипаж в достойное состояние. В Бискайском заливе моряков переодели в рабочее платье, которое не доставали несколько месяцев. В «тропичке» уже было прохладно. А у нас в Североморске еще и вовсе была зима.
Последняя заправка от танкера прошла буднично и незаметно. Погода портилась на глазах. Прошли рубеж Нордкап-Медвежий. Повеяло родным. Бессменная «Марьята» (норвежское судно радиотехнической разведки), как банный лист, опять привязалась к нам. И 6 марта 1982 года, как подарочки женам к 8 марта, мы вернулись в родную базу, имея за кормой тысячи сложных миль, 264 дня длительного плавания, одного из самых продолжительных походов в истории Северного флота.
ПОСТСКРИПТУМ
В 2014 году я обратился в свой военкомат к военкому Александру Сергеевичу Гореву за получением удостоверения ветерана боевых действий. Но в моем личном деле не оказалось никаких записей про боевые действия нашего корабля по обороне ангольского порта Мосамедиш от ударов авиации ЮАР.
По моей просьбе были составлены и отправлены запросы в различные архивы. Полгода шел ответ только из архива Северного флота. Справка гласила, что я действительно служил в 1979–1982 годах на «Гремящем». И что с июня 1981-го по март 1982-го года мой корабль выполнял задачу по несению боевой службы в районе Западной Африки и имел заходы (перечисляются), в том числе в порт Мосамедиш. Отдельной строкой написано, что во время несения боевой службы корабль выполнял задачу советского правительства по охране и обороне главного южного порта Анголы Мосамедиш.
В это время в Анголе шла война, это признано законодательно. Но, как сказал военком, в боевых действиях мы не участвовали. Я подал заявление в суд. Судья первой инстанции заявил, что во время боевых действий я мог находиться в… самоволке. В иске на этом основании, разумеется, отказал. И мне ничего не оставалось делать, как подать апелляционную жалобу в Мосгорсуд. Где она еще не рассмотрена.
Кстати, в 1988 году по результатам трех боевых служб и трех межфлотских переходов я был награжден медалью «За боевые заслуги». Если бы я умудрился сбежать в иностранном порту в самовольную отлучку (на 28 суток!), то вряд ли, как говорится, награда нашла бы героя.
комментарии(0)