Сергей Черных
Охота на американские авианосцы была главным развлечением советских моряков. Фото Национального управления архивов и документации США
5 января 1987 года наш эскадренный миноносец «Безупречный» под командованием капитана 2 ранга Виктора Александровича Ничипуренко вышел из Североморска на боевую службу. Пошли в составе трех кораблей: тяжелый авианесущий крейсер «Киев», большой противолодочный корабль «Адмирал Исаченков» и «Безупречный».
Я служил на «Безупречном» командиром БЧ-1 (штурманской боевой части). Когда вышли из базы, экипаж был как выжатый лимон. Бесконечные тренировки, учения, проверки штабом бригады, штабом эскадры, штабом флота вымотали людей донельзя! После выхода все должно было войти в ритм: вахта, подвахта, отдых. Но не тут-то было! Я служил с командиром давно, знал его крутой нрав. Каждые два-три часа: «Учебная тревога! Цель воздушная, групповая из трех! Курсом на корабль! Пеленг… Дистанция…» После нескольких тревог я подошел к командиру и сказал, что лучше бы дать людям отдохнуть. На что, естественно, получил совет не лезть не в свое дело.
Был в БЧ-5 (электромеханическая боевая часть) матросик трюмный, молодой. Завернули «за угол» (обогнули Скандинавию), утром посчитались, а морячка нет. Все обыскали – нет нигде! Тремя кораблями топтались в течение суток, опрашивая на 16-м канале (открытая радиосвязь) сопровождавших нас «англичанина», «немца» и «датчанина»: не проплывал ли наш матросик? Нет, говорят, не видели.
Выяснилось, что матросик засыпал на вахте. А ему то спички между пальцев ног зажигали, то ледяную воду за шиворот лили для бодрости. Он понял, что полгода так не протянет и сиганул за борт. А вода около четырех градусов, не поплаваешь… Что же делать? Пошли дальше. Через сутки меня подозвал командир и спросил: «Ну что, штурман, накаркал?» Я повернулся и пошел в штурманскую рубку. Он меня даже не окликнул.
В Бискайском заливе потрепало. Пришлось подворачивать на ветер, носом на волну. Готовили только густую кашу, половина экипажа ничего не ела. Никто не обижался на тех, кого укачивало, лишь бы травили в гальюне, а не где попало. Интересно было наблюдать за «Исаченковым», закладывающим неимоверные крены, и за «Киевом», которому волнение девять баллов было по барабану.
Через трое суток все стихло. Народ немного ожил. Прошли Гибралтар, прибыли на 52-ю точку, место рандеву оперативной эскадры, стали на якорь в Тунисском проливе. Командир улетел на вертолете на совещание на «Киев». Старпом объявил борьбу со ржавчиной. Разрешили ловить рыбу с борта. Температура комфортная, градусов 15–16, некоторые пытались загорать. Поймали несколько рыбок, отправили на камбуз.
В общем, подчистились, подкрасились. В обед, правда, произошло ЧП. По левому борту, как обычно при стоянке на якоре, был вооружен выстрел – стальная балка в несколько метров, со штормтрапом и шкентелем с мусингами. Штормтрап – это два конца, между которыми вделаны деревянные ступени. А шкентель с мусингами – веревка с «узлами, чтобы опираться, поднимаясь борт. (Знатоки будут меня поправлять, что не «веревка», а «тетива», и т.д. Прошу прощения.) Под выстрелом штормтрап и шкентель с мусингами складываются гармошкой в шлюпку. Остается только ухватиться за эти причиндалы и подняться на борт.
Так вот, выходим мы, четыре младших офицера, после обеда покурить за надстройку к трубе и видим что-то вроде картины Репина «Приплыли». Держась за шкентель, в воде купается замполит БЧ-5 старший лейтенант Семенов. Губы посинели, только голова и руки торчат.
«Как водичка? – спросил Коля Кояков. – Мокрая?» И швырнул окурок в сторону пловца. А в ответ тишина! Саша Сомов быстро сообразил, что дело пахнет керосином и рванул в рубку дежурного по кораблю. Мы с Юрой Овчинниковым и Кояковым быстро спустились на шкафут к выстрелу. Через несколько секунд прозвучало: «Человек за бортом! На рабочий катер, катер к спуску! Команде катера в катер!»
Мы со шкафута успели бросить спасательный круг. Но Семенов был не дурак и предпочел держаться за крепкий шкентель. Через две минуты подошел рабочий катер и Семенова втащили на борт. Руки его еле оторвали от шкентеля. Катер подняли и установили на кильблоки, Семенова передали в руки начальника медслужбы Андронатия Виталия Борисовича, который знал, как согреть его изнутри и снаружи.
Семенов объяснил потом, что хотел окунуться, но когда его обожгло ледяной водой, мертвой хваткой вцепился в шкентель и ждал помощи, пока мы не вышли. А время выбрал в обед, чтобы никто не видел. Если бы его оторвало, то унесло бы течением черт знает куда. Все обошлось, но от командира он получил по полной программе.
Через день мы узнали, что в Средиземку пожаловал тяжелый атомный авианосец США «Нимитц» (водоизмещение 100 тыс. т, длина 333 м). «Безупречному» было поручено выполнять задачу непосредственного слежения. Утром выдвинулись навстречу супостатам, через сутки встретились. «Нимитц» шел в окружении десятка боевых эсминцев и фрегатов, а по корме у него болтались плавмастерская и плавгоспиталь. Мы сбросили ход, пропустили ордер вперед, развернулись на восток и, построив всех свободных от вахты, добавили ход.
Как корабль хоть и 1 ранга, но классом пониже, «Безупречный» обязан приветствовать авианосец. Сыграли «Захождение», приспустили флаг, вахтенный офицер вышел на крыло мостика и отдал честь. На полном ходу проскочили мимо «Нимитца». На мостик авианосца вышел один офицер, коротко козырнул, они приспустили на пару секунд звездно-полосатый флаг. Мы сбросили обороты винтов. Запросили место в ордере, но наш запрос был проигнорирован. Умылись, как говорится.
Но память у нас хорошая. До утра держались на удалении три-четыре мили. Утром на мостик поднялся командир БЧ-5 Веселов Виталий Федорович. Вот кого нужно помянуть добрым словом – за весь поход ни одной поломки. Они с командиром корабля коротко посовещались.
Часов в девять утра на «Нимитце» начались полеты. С интервалом в три-четыре минуты в небо поднимались самолеты. Мы заняли место на правом траверзе авианосца, чтобы видеть, как они упражняются. Тем временем механик организовал на юте сварочные работы. Два матросика в засаленных робах вытащили на ют кусок железа от пайолы, прихватили его к стальной палубе и, выбрав самый толстый электрод для подводной сварки, аккуратно, под присмотром командира БЧ-5, «размазали» его по пайолине.
В это время на ГКП началось самое интересное! Я был как раз там. На 16-м канале сначала по-английски, потом почти без акцента по-русски офицер с «Нимитца» стал просить нашего командира прекратить сварочные работы, так как сварка наносит значительный ущерб качеству связи диспетчера полетов с самолетами, и это может плачевно кончиться. Нам тут же было предложено место в ордере: удобные нам сектор пеленгов и диапазон дистанций. Командир благосклонно согласился, сварку прекратили.
Больше американцы не выпендривались. Собственно, КНС один против такой компании долго не продержался бы, ну, минут 15–20. Но американцы знали, что где-то рядом наша многоцелевая АПЛ, которая может разнести всю авианосную группу одним залпом. А наша задача состояла в том, чтобы каждые 30 минут выстреливать в атмосферу координаты главной цели с максимальной точностью. Чтобы принять эти координаты и перенацелить ракеты, нашей подлодке даже не надо было всплывать. Всего на несколько секунд всплывала радиоантенна на специальном буйке, а за это время обнаружить саму лодку практически невозможно. А самонаводящиеся ракеты с легкостью нашли бы и авианосец, и всю его компанию. За полчаса далеко не убежишь.
Противолодочные самолеты, взлетающие с «Нимитца», щедро сбрасывали в воду радиогидроакустические буи (РГАБы) в надежде обнаружить нашу субмарину. Сначала мы поднимали буи для изучения и складировали их для доставки в базу. Потом поступило предложение от командира БЧ-2: если все, что брошено в море, – ничье, надо топить РГАБы нещадно. Командир согласился. На крышу ГКП был доставлен матросский матрац (и зачем-то подушка) и ручной пулемет Калашникова. Командир корабля резонно подсчитал, что стоимость патрона к РПК 60 копеек, а стоимость РГАБа от 1 тыс. до 2 тыс. долл.
На матраце удобно расположился командир зенитной ракетной батареи старший лейтенант Сергей Рогожин. И понеслось! Бах – полторы тысячи на дно. Пиф! – полторы тысячи на дно. Паф! – полторы тысячи на дно. Стрелял Рогожин хорошо, топил их максимум со второго выстрела. Конечно, мы помогали Сереге, подворачивая по докладам сигнальщиков на сброшенные буи, не сильно отклоняясь от курса.
Разумеется, охотой занимались только в светлое время. Америкосы нервничали, но молча. Притормаживать все же приходилось, потому что поднимали мусор, выброшенный с авианосца. Американцы в отличие от нас выбрасывали мусор только в пластиковых мешках, поэтому он плавал долго. Подбирали его с помощью громадного сачка, специально изготовленного для этих целей. Наш разведчик тщательно перебирал содержимое пакетов, выискивая бумажные документы.
Через две недели авианосная группа ушла в Неаполь на отдых. Мы пополнили запасы от танкера, отмылись, отоспались и болтались за пределами итальянских территориальных вод. «Нимитц» оставался на рейде на бочках в окружении нескольких кораблей. Часть кораблей охранения вошли в порт Неаполя. Мы вынуждены были наблюдать, как их моряки отправлялись на берег на отдых. Было немного обидно, но ничего не поделаешь.
Через десять дней авианосная группа вышла из Неаполя, построилась в походный ордер и попылила по своим делам. Мы заняли место в походном порядке и продолжили методично портить супостатам настроение. Была попытка «Нимитца» оторваться от нас, бросив корабли охранения. Он развил скорость до 30 узлов. Мы сыграли «Боевую тревогу» и, дав 32,7 узла, обошли атомного монстра как стоячего. Больше желания экспериментировать у американцев не было.
Так прошло около трех месяцев. Они эпизодически заходили в Неаполь, мы поджидали их за пределами тервод. Потом у них боевая служба кончилась, и мы проводили их до Гибралтара. Расстались без сожаления. Нам дали деловой заход в Триполи. Готовиться к визиту в Триполи вернулись в 52-ю точку.
Там и произошел интересный эпизод. Уже было жарко и мы носили тропичку (тропическую форму одежды: шорты, курточку, пилотку с козырьком). И вот как-то днем сигнальщики доложили, что наблюдают странную надводную цель. Как потом оказалось, двоих отдыхающих на гидровелосипеде течением унесло в Тунисский пролив – прямо к месту, где стояли на якоре корабли нашей эскадры. Никаких запасов у них, конечно, не было, они были голодные и умирали от жажды.
Катер с «Исаченкова» подобрал бедолаг, их подняли на борт и напоили-накормили, угостили по полной программе. Причем напоили не только водой. Начальство вызвало катер береговой охраны Туниса и незадачливых любителей морских прогулок вернули в родные пенаты.
Был еще интересный эпизод. Стоим на якоре там же, в 52-й точке. Солнышко светит, ни облачка, полный штиль, слабенькая зыбь с запада. Командир корабля дремлет в своем кресле на ходовом мостике, уперев ноги в подоконник окна. Вдруг доклад сигнальщиков: «Левый борт 75, дистанция 200 метров, черепаха!» Командир встрепенулся, пошел на левый борт мостика, навел визир в указанном направлении. Подошел к громкоговорящей связи и дал команду: «Командиру БЧ-2 с пулеметом на ГКП!» Потом подумал и добавил: «На командирский катер, катер к спуску! Команде катера, в катер!»
Прибыл командир БЧ-2 Миша Баев. Пулеметная лента не убрана в коробку, болтается до палубы. Одним словом, Рэмбо! Командир подошел еще раз к визиру, уточнил пеленг, дистанцию и говорит: «Пошли на сигнальный мостик». Прибежал заспанный Сережа Серин, мой младший штурман, командир командирского катера, уточнить задачу. Забрались на сигнальный мостик. Матраца нет, его уже убрали. Командир берет пулемет и, расставив ноги на ширину плеч, из положения стоя, дает три очереди штук по десять. Пулемет работает мягко, ровно, ствол почти не дергается.
После первой очереди черепаха поплыла кролем, вразмашку и только по поверхности, в направлении строго от корабля. «Ну, Серин, иди поднимай! – сказал командир. – Она, небось, как решето». Серега бегом отправился на катер. Черепаху подняли с помощью сачка, которым подбирали мусор за «Нимитцем». При внимательном рассмотрении добытого экземпляра на нем не было обнаружено ни одной царапины!
Всем разрешили сфотографироваться с черепахой на юте. Весила она килограммов сорок, в диаметре была около полуметра. Фотосессия продолжалась часа два: все-таки больше 300 моряков. Потом нашу невольную гостью торжественно отпустили с парадного трапа в родную стихию. Чуть ли не бескозырками махали. Трогательно до слез!
комментарии(0)