Великое стояние на Угре может случиться где угодно. Фото с сайта www.admoblkaluga.ru
На одной из крупных боевых операций по ликвидации бандформирований моджахедов заместитель командира нашей 5-й мотострелковой дивизии полковник Юрий Алексеевич Яштаков решил применить передовую методику.
На штурм кишлака пехота должна пойти после массированной артиллерийской подготовки и ударов авиации. Так поступали всегда, но на этот раз полковник предупредил: «Если из развалин раздастся хоть один выстрел, пехоте приказываю отходить на прежние позиции, а артиллерии – работать снова. Ни один солдат не должен не только полечь, но и быть раненым!»
За неоправданные потери в Афгане строго спрашивали. Можно было не только лишиться должности, но и загреметь на нары.
ТУДА-СЮДА-ОБРАТНО
«Боги войны» вели беглый огонь, попутно отрабатывая сложные задачи в стрельбе на рикошетах и воздушных разрывах. Авиация сбрасывала бомбы с часовым механизмом. «Представляете, – говорил офицер по связи с воздушными налетчиками, – лежит себе тихонечко неразорвавшаяся бомба, никого не трогает. А душманы что думают? Ага, это их братья-мусульмане на советских заводах диверсии делают... Темнота, средневековье! А она, наша бомбочка, когда «духи» из укрытий повылазят, ка-а-ак долбанет!»
В течение нескольких дней мотострелки пытались начать прочесывание «зеленой зоны», но руины оживали и ощетинивались огнем. Пехота залегала, отползала, отходила. И так несколько раз. Командиры батальонов не скрывали своего возмущения: «Дайте нам сутки, и мы эти кишлаки наизнанку вывернем!» Но полковник был непреклонен. Артиллерия вновь канонадила, авиация сыпала хитрыми бомбами, «царица полей» (а в Афгане – и гор) шла на зачистку, а руины, как в старом советском фильме про минских подпольщиков, стреляли.
Через пять дней начальник оперативного отдела дивизии докладывал в штабной палатке первые итоги: «За это время мы не продвинулись ни на один метр! Срываем операцию! Артиллерия расстреляла весь штатный и сверхштатный боекомплект. Необходимое количество снарядов осталось только на случай собственной обороны».
Н-да, незадача... Замкомдива запросил штаб армии прислать боеприпасов. «Не меньше автоколонны!» – увещевал в трубку. Выбил довольно быстро: в штабе тоже хотели отличиться, доложить в Москву о «полном и безоговорочном» выполнении крупномасштабной операции. Правда, четко предупредили, что прибытие боекомплекта возможно не ранее чем через десять дней: свои трудности-непредвиденности.
ВЫНУЖДЕННОЕ ЗАТИШЬЕ
Делать нечего. Кишлаки надежно блокировали – мышь не проскочит. А у нас началось, как выразился один из офицеров, сидение, стояние и лежание.
«Так наши с татарами в 1480-м на Угре стояли, – вспомнил какой-то умник. – Ни мы их со своего берега побить не могли, ни они нас». – «И чем кончилось?» – «Известно чем. Татаро-монгольское иго позорно отползло в Золотую Орду, и Русь наконец освободилась». – «А как же Куликово поле за сто лет до этого?» – «То был лишь крупный инцидент в трудной борьбе за свободу и независимость».
Нам светило ждать не триста лет, а полторы недели. Но чтобы на нашем берегу войско не расхолаживалось, командование активизировало замполитов. Они заметно усилили агитационно-пропагандистскую работу. Солдаты должны были по три раза на дню собираться на политинформацию, а также в назначенный час кучковаться у радиоприемников для прослушивания последних известий с далекой Родины.
Но этого было недостаточно. Через день дивизия прислала подкрепление – агитационно-пропагандистский отряд в составе боевой разведывательной дозорной машины со звуковещательной установкой и походного автоклуба. По идее, БРДМ должна была на местном наречии уговаривать «духов» сдаваться. А автоклуб на колесах имел киноустановку для пропаганды нашего завидного образа жизни местному населению.
ПРОПАГАНДА В МЕСТНЫХ УСЛОВИЯХ
Правда, фильмотека составляла всего два фильма. То были знаменитый шедевр «Белое солнце пустыни» и полузабытый черно-белый шпионский боевик сталинских времен «Подвиг разведчика». Оба – на языке дари (дублированные). Хотя действовала дивизия на местности, где говорили на пушту. Малость перепутали, бывает.
Забавно было видеть, как герои Анатолия Кузнецова, Николая Годовикова и Павла Луспекаева лепечут по-афгански. «Даст боло кун!» – говорил главный герой главному злодею – и герой Кахи Кавсадзе поднимал руки.
Кто-то рассказал, что служил в Алма-Ате и видел там переозвученный на казахский язык сериал «Семнадцать мгновений весны». И катался от смеха по полу от сцены встречи Бормана с Гитлером: «Ас-салам-алейкум, Гитлер-ака!» – «Алейкум ас-салам, Борман-бек!» Мы тоже покатились с хохоту. Но рассказчику не поверили. Думали – придумал. «А «даст боло кун» в тех казахских «Мгновениях» тоже есть?» – «Хенде хох, что ли, руки вверх?» – «Не помню, кажись, есть».
Скоро убедились, что не разыгрывал нас сослуживец. От нечего делать приключения товарища Сухова, таможенника Верещагина и Черного Абдуллы прокрутили, поменяв части: с конца, задом наперед и в ускоренном режиме. Поначалу дико ржали. Но это быстро надоело. В конце концов скрепя сердце зарядили в аппарат «доисторическую» ленту «Подвиг разведчика».
И… о чудо! Не знаю, на какой результат рассчитывали наши деятели от спецпропаганды, дублировав этот военный фильм 1947 года на афганский язык, но у наших солдат и офицеров успех был ошеломляющий! Смотрели несколько раз подряд! Невероятные эмоции вызывали эпизоды, в которых немецкие офицеры приветствовали друг друга: «Салам алейкум!», а раненый гитлеровец падал на землю с возгласами: «Вах, вах, вах!» Вот вам и «Гитлер-ака».
ВОИНСТВЕННЫЙ СТАРЛЕЙ
Однажды на КП дивизии прибыл молоденький старший лейтенант-артиллерист. Да не один – привел с собой афганца и ишака.
«Пленные, – довольный собой, доложил офицер. – Вот его, – кивнул на дехканина, – вещи, документы и деньги. Все в целости и сохранности. Только паспорт у него какой-то левый: фотографии нет, вместо подписи – отпечаток пальца. А главное, по документам ему без малого 650 лет! Царя Гороха видел!»
Сам старлей выглядел столь юно, что, не будь на нем военной формы, его можно было принять за розовощекого пятиклашку. Он еще не знал, что в Афганистане летоисчисление отнюдь не европейское и по местному календарю в стране идет 1342-й год.
«Представляете, он ехал на ишаке мимо наших огневых позиций, – продолжал офицер. – Во сверхнаглость, да?! Но командир дивизиона сказал, что это очень мужественный и храбрый человек. Как его не грохнули, необъяснимо! Со смертью играл конкретно, русская рулетка отдыхает».
На розовощекого сопровождающего все посмотрели снисходительно. Парень заинтересовал народ куда больше, чем смиренный «дух». С афганцем все было ясно: обыкновенный безвредный кочевник. Их черные палатки видели километрах в двадцати от наших позиций, и было установлено, что никакой опасности они не представляют.
«Откуда вы?» – поинтересовались у старлея. Он ответил не односложно, а развернуто-просвещающе: «Из Забайкалья. Наш округ называется ЗабВО, что означает «Забудь Вернуться Обратно». И не без потаенной гордости добавил: «Чтобы в Афган попасть, я два раза на прием к командующему записывался! Он мне во второй раз рукопожатием чуть ладонь не раздавил – рассчитывал, я одумаюсь, трухану после первой беседы с ним».
Ребята показали, что тоже прониклись его решительностью. Но деликатно не прокомментировали, что в Афгане озвученная им расшифровка для некоторых означает буквально – на родину в «цинке» и в «черном тюльпане».
Вскоре о старшем лейтенанте судачила вся дивизия. Через весь Советский Союз он вез огромный багаж – две шинели, сапоги, парадную форму и прочую офицерскую амуницию, которые под палящим солнцем восточной страны были абсолютно не нужны.
ПЛЕННЫЙ «ДУХ»
Афганца же хотели отпустить. Но вмешался начальник особого отдела, и «духа» было решено оставить у нас до окончания операции.
Звали кочевника Махмудом. Охранять его поручили комендантской роте. Солдат тщательно, в строгой форме проинструктировали. А то на прошлой операции «комендачи» отличились. Им отдали под охрану двух пленных – старика и мальчишку, которые ставили мины и попались бойцам из нашей колонны водовозок. Диверсантам тогда тоже повезло. Попадись они нашим разведчикам – были бы расстреляны на месте. Ночью охранники отменно избили пленных. Провели жесткое расследование, однако «бородач» и «бача» ни на одного обидчика, которых им показывали анфас и в профиль, не указали: побоялись...
Но Махмуд пришелся нашим солдатам по душе. Дехканин был очень послушен и смешон. На вечерней поверке его поставили в строй на правом фланге и зачитывали первым: «Махмуд!» «Я!» – бодро отвечал афганец. По рядам ожидающих колонну с боеприпасами пробегал смешок.
С утра до вечера в положенное время Махмуд вместе с солдатами внимательно слушал политинформации и последние известия, хотя по-русски не понимал ни слова. Вместе со своими стражами принимал пищу и ходил в строю. Начальство он буквально ел глазами, окаменевая в уставной стойке.
Специально для пленника показали «Белое солнце пустыни». Для него это была не просто премьера! Увидев на экране движущееся изображение, он сначала так испугался, что перестал дышать. Но потом, глядя на знакомые одежды и лица, успокоился: свои!
Фильм кочевник отсмотрел очень внимательно, но вслед за последними кадрами гибели Абдуллы осмелился высказать свое впечатление об увиденном. Кино отличное, сказал он, но в нем показана неправда. «В чем же?» – полюбопытствовали у него. – «Мусульман победить невозможно!»
Услышав такую его «политическую подкованность и гранитную позицию», дискуссию затевать воздержались. Да и никакие аргументы на ум даже нашему эрудиту сразу не пришли. Чингисхан по вероисповеданию был шаманистом. Ревностный мусульманин Тамерлан сам громил единоверцев – хорезмийцев да османцев, с русской же ратью не сталкивался. Стояние на Угре против Золотой Орды тоже как-то не вязалось. Разве что покоритель Средней Азии и герой последней Русско-турецкой войны «Ак-паша» – «Белый генерал» Скобелев наголову разбил за Каспием текинцев – но то ж не все «воины ислама».
ОДНООБРАЗНЫЕ ДИАЛОГИ
Тянулись дни ожидания колонны. Скучно, тягостно, нечем себя занять… И однажды солдаты попросили командира роты спросить вольного пленного, «дух» тот или нет. Офицер пожал плечами – мол, да как два пальца, только зачем это нужно, и так же видно: не «дух». Но ротному тоже было тоскливо, в груди что-то скребло и не находило выхода:
– Махмуд, ты «дух»?
Что произошло, надо было видеть! Лицо Махмуда выразило крайнее удивление, сопряженное с не менее безмерным возмущением. И под эту гримасу он на чистейшем русском языке, резко жестикулируя, громко произнес (в оригинале вместо полуматерного было эквивалентное ему непечатное понятие):
– Командир, ты что, охренел?! Я – дядя Миша!
Ротный, когда его нижняя челюсть вернулась от носков его берцев на место и щелкнула о верхние зубы, отвел «дядю Мишу» к заместителю командира дивизии:
– Товарищ полковник, спросите его: «Махмуд, ты «дух»?»
– Зачем это еще? – спросил Яштаков, также не подозревая подковыки.
– Нам не признается, хоть пытай его уже. Вдруг вам скажет.
Юрий Алексеевич вспомнил про избиение старика и мальчика и рявкнул на кочевника:
– Махмуд, ты «дух»?»
После общения с замкомдивом Махмуд целыми днями отвечал все на тот же вопрос прибывавшим на КП офицерам. Те в восхищении потряхивали головой, жали «дяде Мише» руку и хвалили. С места часто доносился хохот.
Когда наконец пришла колонна с боеприпасами и на командный пункт прилетел сопровождавший ее начальник штаба армии, чтобы разобраться с затянувшейся операцией и «вставить» кому и куда положено по первое число, Махмуд и ему ответил… как положено. Генерал, услышав такое, в первую минуту даже забыл, зачем он сюда нагрянул. И тоже хорошо смеялся. Благодаря Махмуду-Мише ничего и никуда «вставлять» не стал.
СЧАСТЛИВЫЙ КОНЕЦ
Артиллерия грохнула и сравняла с землей неподатливые кишлаки. Пехота вступила было в дело, но оказалось, что зачищать ей нечего: все моджахеды ушли подземными ходами – кяризами, их в этих краях было множество. И чего раньше не улизывали, а отстреливались?!
И у нас обошлось без потерь. За всю операцию единственный пленный – безобидный Махмуд.
Его провожали торжественно и наградили по-царски. Ишак кочевника еле двигался под тяжестью мешков с мукой, рисом, сухарями и сахаром. «Дядю Мишу» экипировали в нашу форму и даже про запас дали кое-какого обмундирования.
Отбывающий гость-пленник даже всплакнул. Возможно, случившееся «заточение» в расположении войск шурави было для него лучшими днями в жизни.
комментарии(0)