Черный сентябрь арабского мира

Гамаль Абдель Насер был безусловным лидером арабского мира. Фото Музея африканского искусства в Сербии

В августе 1970 года на ближневосточном театре войны наступило затишье. Но начало вновь ознаменовалось чередой событий, которые указывали на глубину конфликта, охватившего регион, и на его опасность для ситуации в мире в целом.

Мне в числе группы слушателей Военного института иностранных языков, только что окончивших второй курс арабского отделения и направленных на «языковую практику» в Сирию, сразу пришлось с головой окунуться в непростую обстановку, складывавшуюся на арабо-израильском фронте на Голанских высотах. И, что оказалось неожиданным даже для многих специалистов-ближневосточников, внутри всего арабского мира.

Наглые гости и враждебные соседи

В середине сентября резко обострилась внутриполитическая обстановка в Иордании – юго-западной соседке Сирии. Составлявшие до половины населения этой страны палестинцы, в основной массе изгнанные из исторической Палестины в результате шестидневной арабо-израильской войны 1967 года, весьма своеобразно воспользовались гостеприимством хозяев. И в открытую, игнорируя местные законы, стали готовить на территории «братской» Иордании плацдарм для атак на «общего врага арабов» – Израиль.

Столь наглое поведение гостей не могло понравиться иорданскому руководству во главе с королем Хусейном, который проводил свою «всесторонне просчитанную» политику в регионе. Король предъявил ультиматум палестинским группировкам в Иордании, приказав умерить свой пыл и подчиниться законам Хашимитского королевства.

В ответ палестинцы, уверовав в свою мощь и солидарность арабского мира, предприняли попытку государственного переворота в иорданской столице Аммане. В стране разразилась настоящая гражданская война. Этот период вошел в историю под названием «черный сентябрь» и дал позднее название одной из радикальных палестинских организаций.

Иорданские военные дали мощный отпор более многочисленным, но политически дезориентированным и разрозненным боевым отрядам палестинских группировок. Руководство Сирии, возглавляемое «антиимпериалистически» настроенной Партией арабского социалистического возрождения («Баас»), заявило о поддержке палестинцев.

В прострации

Советские военные советники и переводчики, рассредоточенные по всем частям и соединениям сирийской армии, с тревогой наблюдали за развитием событий. И гадали, какая роль может им выпасть в случае эскалации напряженности.

Нас, советских представителей в сирийских пехотных бригадах, развернутых на Голанских высотах, напряг тот факт, что буквально сразу после начала междоусобицы в Иордании палестинские подразделения, рассредоточенные на переднем крае вперемежку с сирийскими батальонами, ночью снялись с позиций, оголив фронт. И убыли на помощь соплеменникам в соседнюю «братскую» страну.

Вечером свободных от службы переводчиков доставляли в штаб главного военного советника в Сирии, так называемый Белый дом, где они слушали по радио различные «голоса», записывали информацию и докладывали ее дежурившим в штабе советникам, которые, в свою очередь, передавали ее наверх. Трудностей с переводом не было, поскольку радиостанции вещали на литературном арабском языке с использованием военно-политической лексики, которой мы владели вполне сносно.

Порой тот или иной советник, невзирая на поздний час, забирал с собой одного из дежуривших у радиоприемников переводчиков и устремлялся к своему круглосуточно находившемуся на посту «подсоветному» в его «резиденцию», чтобы узнать новости. Но сирийские военачальники либо сами были не в курсе того, как развиваются события и что намеревается предпринять их руководство, либо имели указания не вовлекать советских советников в свои планы.

Таким образом, несколько дней советские представители в Дамаске пребывали в неведении о том, что же задумало сирийское политическое и военное руководство. Не было и четких указаний из Москвы относительно нашего поведения: по-видимому, там тоже затруднялись с оценкой обстановки. Лишь из радиосообщений стало известно, что американский 6-й флот и корабли 5-й средиземноморской эскадры ВМФ Советского Союза подтянулись к берегам Израиля и Сирии.

В 41-й пехотной бригаде, где я служил переводчиком, советские советники также пребывали, мягко говоря, в прострации. Лишь через пару дней после начала событий один из сирийских офицеров штаба бригады проболтался о том, что официальный Дамаск принял решение о вводе войск Сирии на территорию Иордании. Я доложил об этом старшему советнику бригады, который тут же, взяв меня с собой, рванул на газике в штаб 7-й пехотной дивизии, которой была придана бригада. Наши советники уже знали об этом решении, но не были в курсе того, какие же подразделения или части, а может быть даже и соединения сирийской армии выделены для данной операции.

Примечательно, что израильтяне, бывшие, безусловно, в курсе творившихся событий, внешне никак не реагировали на арабский «междоусобчик». Но держали свои войска на Голанских высотах в высшей степени готовности. Мы же продолжали свою «советническую» деятельность, получая информацию в основном из передач ближневосточных радиостанций. Так, нам стало известно, что на территорию Иордании в помощь палестинцам были введены несколько подразделений из состава нашего южного соседа – 5-й пехотной дивизии (но, как потом стало известно, без советских советников!) – и через пару дней с большими потерями возвращены назад в Сирию.

Арабский саммит

Между тем братоубийственная война не могла оставаться вне внимания и миротворческих усилий руководителей арабских стран.

По инициативе безусловного лидера арабского мира президента Объединенной Арабской республики (как тогда назывался Египет) Гамаля Абдель Насера был созван саммит Лиги арабских государств. Ему предшествовали интенсивные и трудные переговоры практически всех глав арабских стран.

К началу работы форума под давлением того же Насера палестинцы и иорданцы прекратили боевые действия. Но и Москва, наконец, вмешалась, «стреножив» сирийцев. Все это прямым образом отразилось на обстановке на фронте. В сирийских и, через нейтральную полосу, израильских войсках уровень боевой готовности был снижен до почти нормального.

Однако такая нервная обстановка негативным образом сказалась на здоровье Насера, привела к очередному сердечному приступу, а затем и к его кончине. Смерть влиятельного и пользовавшегося огромным реальным авторитетом лидера потрясла весь арабский мир.

Непредвиденный сценарий

В тот день – а это был самый конец сентября – за мной в переводческую виллу («Красный дом»), как обычно, ранним утром заехал ГАЗ-69, чтобы затем собрать по пути бригадных советников и отбыть в нашу часть на расположенные в нескольких десятках километрах к юго-западу от сирийской столицы Голанские высоты.

Я лихо запрыгнул в автомобиль, обернулся к нашему шоферу Мухаммаду (или Абу Стыфу, как его называли сослуживцы), чтобы поздороваться. И заметил, что он плачет. Я, естественно, поинтересовался, в чем дело. На что он ответил: мол, разве я не знаю, что умер Насер! Именно этот факт искреннего горя простого сирийца недвусмысленно продемонстрировал мне, а затем и бригадным советникам, кем для всех арабов, не только для египтян, был этот незаурядный руководитель.

Но события продолжали развиваться по непредвиденному мной сценарию. По прибытии в бригаду мы увидели скорбную обстановку в штабе и искренне переживающих факт смерти Насера сирийских офицеров. Старший советник бригады принял решение нанести визит к командиру части и официально выразить соболезнование.

Тут я с досадой осознал, что не знаю, как это делается по мусульманским обычаям, и главное – что при этом нужно говорить и какие слова использовать. Я поделился своими соображениями со старшим советником. Полковник Василий У. матюгнулся и, быстро сориентировавшись, приказал мне на советническом газике «махануть» к какому-то Риаду, который якобы «научит меня уму-разуму».

Я вскочил в газик и сказал нашему шоферу, чтобы он гнал к неведомому мне Риаду. Сообразительный шофер Мухаммад, ни слова не говоря, рванул в сторону переднего края, минут через 10–15 свернул с шоссе Дамаск-Эль-Кунейтра, которое «оседлала» наша бригада, и метров через 200 остановился среди каменистой пустыни возле еле заметного, хорошо замаскированного бетонного дота с противотанковой пушкой внутри.

Навстречу вышел коренастый сержант сирийской армии с пышными рыжими усами в поношенном обмундировании. Он улыбнулся, на чистейшем русском языке сказал, что рад познакомиться с новым переводчиком бригады, и тут же спросил, чему обязан неожиданным визитом. Я быстро объяснил ему – разумеется, по-русски – цель приезда. Он, усмехнувшись, взял листок бумаги и по-арабски написал витиеватый текст соболезнования. Вручив мне листок, Риад сказал, чтобы я по дороге в штаб бригады выучил его наизусть – чем, безотносительно того, что будет говорить советник, произведу «неизгладимое впечатление» на вальяжного командира бригады.

Я быстро поблагодарил Риада и рванул теперь уже в направлении штаба бригады. Забегая вперед, скажу, что с этим сирийским сержантом, которого по нашей просьбе в конце концов перевели в штаб дивизии в качестве переводчика, я плотно подружился. Выяснилось, что в свое время он по студенческому обмену учился в Советском Союзе, в престижном ВГИКе на режиссерском факультете, был на короткой ноге со многими тогдашними (и перспективными) советскими деятелями культуры. Но «прокололся по политическим мотивам», был отозван на родину, в Сирию, призван в армию и, как имевший незаконченное высшее образование, направлен в сержантскую артиллерийскую школу. По окончании которой в качестве командира противотанкового орудия назначен командиром дота на переднем крае противостояния с израильтянами.

Но вернемся в то сентябрьское утро. По прибытию в штаб бригады мы тут же со старшим советником проследовали к командиру, который, как и наш шофер и многие офицеры штаба, был с красными, заплаканными глазами – и, как нам показалось, искренне опечален смертью Насера.

Я последовал совету Риада и после слов советника выдал наизусть заученный текст соболезнования, чем вызвал изумление комбрига, который поблагодарил нас за «сочувствие в столь печальный для арабской нации момент». Советник также остался довольным произнесенными, как ему показалось, «удачно подобранными им лично словами соболезнования».

Затем мы заглянули в кабинет начопера, где по ТВ транслировалась из Каира церемония прощания с Гамалем Абдель Насером. По мусульманскому обычаю его должны были похоронить в день смерти. В полдень, когда вертолет египетских ВВС с гробом Насера облетал Каир, чтобы затем приземлиться у места захоронения, вдруг на всем протяжении сирийско-израильского фронта началась пальба из всех видов стрелкового оружия.

Этот прощальный салют вызвал легкую панику на израильской стороне, где была включена сирена тревоги и из-за холмов выдвинулись танки – как мы поняли, на случай, если какой-то горячей голове в сирийской армии вдруг захочется отметить похороны общеарабского лидера демонстрацией боевых столкновений. Но обошлось.

Последствия

Однако эти события не остались без последствий и для Сирии, и для арабского мира в целом. Через несколько недель в Дамаске был совершен военный переворот – в том числе и как реакция сирийского генералитета на неудачные действия тогдашнего руководства страны при применении вооруженных сил в деле поддержки палестинцев в Иордании. К власти пришла левобаасистская группировка во главе с генералом Хафезом аль-Асадом, отцом нынешнего президента Сирии.

Но ни аль-Асад, ни новый египетский президент Анвар Садат, ни, казалось бы, харизматичный глава ливийской революции Муаммар Каддафи, ни (чуть позже) авантюрный иракский правитель Саддам Хусейн, ни многолетний палестинский руководитель Ясир Арафат – никто в арабском мире не смог заменить Гамаля Абдель Насера как настоящего лидера арабской нации. И как результат – разобщенность, раздробленность арабов, фактическое многолетнее прозябание некогда влиятельных стран Арабского Востока на задворках политической жизни планеты.

Что же касается палестинцев, оказавшихся осенью 1970 года в центре крупного международного скандала, то их боевые отряды, оставшиеся в «функциональном состоянии» после существенной трепки в Иордании, благодаря инициированному Насером решению общеарабского саммита были переброшены в Ливан. Там они до поры до времени «сидели тихо». Но в середине 1970-х годов по существу спровоцировали и в этой стране гражданскую войну. Но это – предмет другого рассказа.