Лукуллова победа

Вирусы всегда вносили неожиданные коррективы в существование и учебу курсантов. Фото РИА Новости

Почти полвека назад, во время учебы в Военном институте иностранных языков, мне довелось пережить карантин по случаю гриппа.

В средней школе одно слово «карантин» вселяло в учеников радость и ликование. Занятия на несколько дней отменялись, начинались веселые игрища на улице и дома, походы в кино и запойное чтение приключенческих книг. Словом, внеплановые каникулы.

В ВИИЯ получилось совсем иначе. Занятия шли в том же темпе, а вот увольнения в город и даже встречи на КПП отменили. Теплое общение с друзьями и подругами прекратилось почти на месяц. Чем диктовались эти крутые меры, непонятно, потому что старшекурсники, а также все, кто работал в ВИИЯ, жили в городе. И ежедневно пользовались общественным транспортом без масок!

Без божества, без вдохновенья

Вынужденное коллективное затворничество в столь юном возрасте – непростое испытание. И если в будни отвлекала учеба, то по выходным курсанты буквально сатанели от скуки, уныло слоняясь между буфетом, туалетом, телевизором и кроватью. Очереди у общественных телефонов выросли в десятки раз, но разговоры на расстоянии лишь растравляли несчастных сидельцев.

На долю Александра Сергеевича Пушкина тоже выпал продолжительный карантин, ставший для него еще более мучительным испытанием, чем для нас, поскольку не позволял ему добраться до его красавицы невесты. И страдания влюбленного жениха вылились в плодотворнейший в поэтическом отношении период его жизни – Болдинскую осень.

С нами такой сублимации не произошло. Для творчества необходимо уединение, а в общаге казарменного типа с этим туго. И разлученные с подругами курсанты ударились в дела попроще: в чтиво, в шахматы, в анаграммы, в спорт, в разгадывание кроссвордов. И даже в примитивное первобытное обжорство, ставшее едва ли не главным источником ярких эмоций и захватывающих физиологических ощущений.

Пресное котловое довольствие обычно скрашивалось посещениями буфета, но в карантин надоели и буфетные «деликатесы». Курсанты начали просить родню подвезти им «чего-нибудь вкусненького». И в назначенное время сердобольные мамули и бабули, сгибаясь под тяжестью сумок, тащили к институтскому забору всевозможную снедь.

Тяготы и лишения

С криками «Обоз пришел!» курсанты устремлялись к ограде, принимали доставленный провиант и устраивали в общаге пир во время карантина. При этом энтузиазм их граничил с самоотречением. Они пытались съесть все, что приносили, но это было невозможно.

Один из бедолаг переел в карауле и потерял сознание не где-нибудь, а на посту № 1, у знамени института. Так и рухнул лицом вниз с заряженным автоматом на груди. Перед тем как упасть, успел пискнуть: «Помогите!» и был услышан дежурным по институту. Истинную причину обморока не установили, и на следующий день обжоре объявили благодарность за то, что, «находясь в тяжелом состоянии, не покинул пост и вызвал подмогу».

Поняв, что человеческий организм не справляется с таким объемом пищи, излишки стали сдавать однокурснику по имени Юра. Это был интересный типаж. Худощавый и невысокий ростом, он ел на удивление много и при этом не поправлялся, объясняя все своей подвижностью и природной нервностью.

Злые языки утверждали, будто в детстве его ударили кастрюлей по голове и повредили центр, заведующий чувством голода. И с тех пор он никак не мог наесться. Описания вкусной пищи были для него излюбленными местами в литературе, и он с чувством, иногда со слезами на глазах зачитывал вслух соответствующие пассажи из классики.

В довершение к этому Юра не был москвичом, передач не получал и потому призвал курсантов нести ему все, что останется.

Гуманитарную помощь он принимал за столом в аудитории, и картина эта была достойна пера Рабле. Юра гордо восседал за бруствером, сложенным из батонов колбасы, головок сыра, пирогов и жареных кур. И с аппетитом ел с двух рук, напоминая кормящегося краба.

При появлении очередного визитера он придирчиво всматривался в подношение. И, если кушанье нравилось, кивал головой и утвердительно мычал набитым ртом. Съесть все, конечно, не удавалось даже ему, и основной объем продуктов уходил на другие факультеты и в роту обеспечения. По утрам Юра выглядел вялым и апатичным, но от котлового институтского завтрака все же не отказывался.

Во второй половине карантинного заточения продовольственные передачи пресекли по санитарным соображениям, и многие курсанты восприняли это болезненно. В силу инерции они зачастили в буфет и принялись состязаться там в поедании максимального объема пищи.

Это увлечение быстро приобрело черты тотализатора: участники принимали от зрителей ставки на фаворитов, а на эти деньги закупали еду и призы. Победитель получал три бутылки красного вина. Самыми популярными считались «Рубин», «Гранат» и «Кагор», произносимые смеха ради в одно слово.

Замахнулся на рекорд

Состязания проводились с разными продуктами. Поначалу это был твердый соленый сыр, с условием не запивать его ничем. Но от него вскоре отказались: после нескольких кусочков сыр уже не лез в глотку, и мероприятие быстро заканчивалось.

А вот сметана пошла на ура, поскольку входила легко и в больших объемах. Процесс получался более зрелищным, азартным и порой с феерическим финалом.

Многие спортсмены-гиганты, весившие под центнер, ломались уже на седьмом-восьмом стакане, и лишь один из них съел девять. Юра немедленно пообещал его обставить, и эта заявка на рекорд вызвала небывалый ажиотаж на факультете. Число зрителей и ставок резко возросло, и в указанное время все собрались в просторном институтском буфете.

За полчаса до этого я встретил Юру в читальном зале и поинтересовался:

– Ну как? Готов?

– Пообедал плотно, – пожаловался он и вздохнул: – Боюсь, не получится…

– Ты еще и пообедал! – изумился я.

– Кушать хотелось, – с виноватым видом пояснил Юра.

Для победы ему предстояло съесть десять стаканов густой, жирной сметаны. То есть два с половиной кило. В течение часа. Его усадили за столик в углу и окружили плотной толпой. Первые ряды болельщиков сидели на полу, вторые и третьи – на стульях и подоконниках, остальные стояли.

Юра окинул всех задумчивым взглядом, глубоко вздохнул и по сигналу судьи приступил к состязанию. Первые четыре стакана прошли бодро. На пятом процесс замедлился. Шестой стакан пошел вяло. Юра начал покачиваться на стуле, словно пьяный, взор его затуманился.

– Сметана в голову ударила, – посочувствовал кто-то.

– Со мною что-то происходит, в меня шестой стакан не входит, – добавил другой.

Юра перевел мутный взгляд на шутника и сдавленным голосом потребовал удалить его из зала. Это был его однокурсник, румяный, вечно улыбавшийся здоровяк. Юра всегда недолюбливал таких весельчаков, а сейчас один их вид вызывал у него тошноту. Парень запротестовал, но Юра пригрозил прервать чемпионат, и нарушителя уговорили покинуть зал.

На восьмом стакане Юра принялся класть в сметану соль, перец и горчицу в надежде, что с приправами она пойдет легче. Это помогло, но время поджимало. На девятом стакане он поперхнулся, дернулся всем телом и угрожающе раздул щеки. Публика в испуге шарахнулась назад, но Юра сумел сдержать позыв.

Выкатив глаза, он схватил со стола пучок салфеток и заткнул ими рот, словно кляпом. Трибуны неистовствовали.

Многие посчитали, что Юра сошел с дистанции, однако этого не произошло. Посидев в таком положении какое-то время, он вздохнул и принялся за последний, десятый стакан. Трибуны сдержанно загудели.

Победитель не получает ничего

Под возбужденные возгласы окружающих Юра доел сметану, поднялся на ноги и нетвердым шагом направился в угол зала. Все с тревогой наблюдали, что он там будет делать, но выяснилось, что рекордсмен просто потерял ориентацию. Заботливые руки развернули его и под аплодисменты направили к выходу.

Сразу за дверьми буфета находился туалет, куда чемпион тут же шмыгнул, прикрыв за собой дверь. А когда она вновь открылась, все увидели, что весь пол в туалете залит ослепительно белой сметаной. Проходивший мимо преподаватель недоуменно спросил:

– Алебастр, что ли, разлили? Или краску?

Ему никто не ответил. Стоявший у умывальника Юра был бледен, но глаза его светились счастьем. Он шагнул к выходу, поскользнулся, и ноги его начали разъезжаться в белой луже. Друзья тут же подхватили его под руки и помогли выбраться в коридор.

Однако из триумфатора Юра быстро превратился в проигравшего. За свою победу он получил три бутылки вина, выпил их с друзьями и сразу попался на глаза начальству. Говорят, что победителей не судят, но его по тогдашним правилам сурово осудили «всем коллективом».

Карантин вскоре закончился, курсанты устремились в город, а Юра еще два месяца маялся в институте без увольнений. Где справедливость?!