Великий, могучий, спасительный

В турецкой бане можно не только попариться, но и встретить соотечественника. Фото Reuters

В переводческой работе бывают случаи, когда именно родной язык выручает при возникновении той или иной щекотливой, на первый взгляд чисто лингвистической ситуации, требующей, казалось бы, всего лишь адекватного перевода. Вниманию читателя предлагаются две, я бы сказал, характерные истории, имевшие место в моей служебной деятельности в связи с изначальной формальной необходимостью применения иностранного языка, но случайным образом завершившиеся без его использования.

МЕДИЦИНСКИЙ КАЗУС

После окончания двух курсов арабского отделения восточного факультета ВИИЯ и прибытия в Сирию на так называемую стажировку в конце лета 1970 года я был назначен на должность военного переводчика в сирийскую бригаду, дислоцированную на арабо-израильском фронте на Голанских высотах. Не прошло и нескольких недель моего пребывания в бригаде и не без проблем начавшейся адаптации к особенностям службы в инородной среде, как главный советский советник нашей части озадачил меня своим решением направиться на следующий день в сирийский военный госпиталь в моем, естественно, сопровождении. По словам советника, хлебнувшего лиха еще в годы Великой Отечественной войны и изнурительной службы в послевоенные годы во множестве гарнизонов в различных уголках Союза и группах войск за рубежом, его мотор (то есть сердце) вдруг забарахлил. Скорее всего, как он сам предполагал, это было вызвано довольно напряженной работой в период летнего противоборства на фронте, постоянного недосыпа и нервного перенапряжения. Советник отечески посоветовал мне подготовиться к визиту к врачу, «полистав соответствующую литературу и словари», на что у меня оставался только один вечер.

Озадаченный, я вооружился словарями и на первый взгляд подходящей литературой, которую нашел у друзей-товарищей по переводческому общежитию, расположенному в столичном христианском районе Эль-Кусур (так называемая вилла «Красный дом»). Следует признать, что вся эта литература мало помогла, поскольку ничего конкретного и, следовательно, полезного для визита к врачу из нее выудить не удалось. Да, честно говоря, я на это и не очень рассчитывал. Имевшийся опыт обучения в языковом вузе и уже приобретенный в командировке однозначно подтверждал истину, гласящую, что адекватно перевести с одного языка на другой можно лишь то, в чем сам разбираешься. Справочная же литература, включая словари, может служить всего лишь подспорьем, но не играть в данном случае главной роли. В медицине же я разбирался на самом примитивном уровне, то есть ничего толком в ней не понимал. И это было логично: в молодые-то годы (а мне еще не исполнилось и 20 лет!) где уж думать о болезнях, коих просто не имел, иначе не прошел бы медкомиссию в военкомате еще до поступления в военный вуз. А уж наука кардиология даже на уровне русских терминов и понятий была для меня терра инкогнита! Да к тому же и в ходе ускоренного курса обучения в ВИИЯ, имевшего своей целью подготовку военных переводчиков-арабистов для работы в иностранных войсках на Ближнем Востоке, места для медицины в учебной программе, даже на самом примитивном уровне, включая и ее военную отрасль (полевая хирургия, например), просто не нашлось. С утра до ночи мы изучали множество предметов: грамматику арабского языка, общий перевод, военный перевод, историю Арабского Востока, тактику, вооружение и военную технику, военную администрацию, топографию и еще бог знает что! Не обошлось и без «так необходимых» на войне истории КПСС и партийно-политической работы, но до медицинского перевода наше руководство как-то не додумалось. С осознанием безнадежности ожидающей меня завтрашней ситуации я отошел ко сну.

Утром за мной заехал наш советнический газик, и мы помчались к советнику, жившему в привилегированном районе в центре Дамаска. Полковник Василий У. вышел в военной форме из своего дома с бледным лицом и красными глазами, объяснив это тем, что перебои в сердцебиении не позволили ему выспаться. Военный госпиталь в сирийской столице был всего один и находился на окраине города вблизи бывшей французской, а теперь главной сирийской авиабазы Меззе. Минут через 20 мы уже въезжали в ворота клиники, охраняемые военными полицейскими в красных беретах.

Настроение у меня от предвкушения встречи с арабскими медиками было хуже некуда. В регистратуре на первом этаже мы узнали, где принимает кардиолог, и направились прямо к нему. Перед кабинетом врача никого не было, мы постучали в дверь и услышали вежливый голос: «Войдите». Усатый араб средних лет в белом халате, из-под которого на плечах выглядывали подполковничьи погоны, широко улыбнулся и на чистейшем русском языке сказал: «Добро пожаловать, товарищи!» От неожиданности советник и я застыли в оцепенении. Араб понял причину нашего состояния и, усмехнувшись, сообщил, что он целых семь лет проучился в Ленинграде в Военно-медицинской академии имени С.М. Кирова и что очень скучает по Советскому Союзу, русским друзьям и русской речи. Он тут же, посмотрев на меня и догадавшись о моем предназначении, заметил, что переводчик ему не нужен и что я могу погулять и подышать свежим воздухом во дворе госпиталя. Что я и сделал с огромным удовлетворением. Где-то через час-полтора во двор вышел советник в прекрасном расположении духа и с карманами, набитыми разными лекарствами. Он был в восторге от оказанного ему приема, в том числе и по причине знания доктором языковых тонкостей русского языка, которые продемонстрировал сириец. Мне оставалось лишь молча внимать восторгам советника. Однако по дороге в бригаду я с тревогой погрузился в раздумья о том, какая же помимо всего прочего польза от меня как переводчика будет в случае, если периодически возникающая на фронте напряженность в один прекрасный день перерастет в полноценные боевые действия с вероятными в таком случае ранениями нашего советнического персонала и, не дай бог, жертвами.

К моему везению (или, наоборот, несостоявшейся возможности попрактиковаться?!), больше я ни с этим, ни с другими советниками медицинскими проблемами не заморачивался. Не говоря уже о ранениях и прочих напастях, которые могли иметь место, но не случились за время моего двухгодичного пребывания на фронте. По возвращении же в Союз в отчете о командировке я среди прочих проблемных вопросов, которые посчитал целесообразным отметить, предложил включить в учебную программу хотя бы элементарный курс медицины на арабском языке и разработку (либо приобретение уже имеющихся) соответствующих пособий и словарей!

СЮРПРИЗ В БАННОМ КОМПЛЕКСЕ

В конце первой декады нового века (и заодно тысячелетия!) мне выпал счастливый жребий быть включенным в состав российской делегации для посещения Международной выставки оборонной промышленности IDEF в Стамбуле.

По прилете в международный аэропорт бывшей столицы Османской империи нашу группу, состоявшую из нескольких действующих офицеров и представителей отечественного ВПК, встретил помощник военного атташе при российском посольстве, прибывший из нынешней турецкой столицы Анкары специально для оказания нам помощи при размещении, организации посещения выставки и ознакомлении с местными достопримечательностями в короткие часы досуга, поскольку на командировку было выделено всего пять дней с учетом дней прилета и отлета.

В Турции все члены нашей делегации были впервые. Для меня же этот визит представлял особый интерес, поскольку некогда я окончил курсы турецкого языка, но, не имея прежде языковой практики, был не прочь воспользоваться удачным стечением обстоятельств и потренироваться в разговоре непосредственно с так называемыми его носителями.

Помощник военного атташе в звании подполковник, которому было поручено «окучивать» делегацию, организовал наше размещение в небольшой гостинице, расположенной в старом квартале Стамбула, весьма напоминавшем антураж соответствующих сцен известного фильма режиссеров Алова и Наумова «Бег», снятых тут же парой десятков лет ранее. Поначалу возникшее у нас, мягко говоря, удивление относительно уместности размещения в таком месте представительной делегации нашей страны быстро сменилось позитивной оценкой выбора помощника атташе, сумевшего потрафить вкусам членам делегации, в полной мере ощутившим не только местную экзотику. Дело в том, что гостиница, внешним видом напоминавшая убогое строение начала ХХ века, внутри оказалась отелем уровня четырех звезд с комфортными номерами, прекрасной кухней, сауной, хамамом и даже бассейном!

Утром после завтрака к подъезду гостиницы подавался микробас, на котором члены делегации выезжали на выставку. Насыщенной программой нашего визита предполагалось пребывание в выставочных павильонах до 13 часов, затем возвращение на том же зафрахтованном автобусе в отель, обед, короткий отдых, пару часов для экскурсий, свободное время до ужина, поздний ужин и сон. Временной промежуток между возвращением из города после экскурсионной прогулки до ужина, а это как раз занимало пару часов, нам на ресепшн рекомендовали коротать в бане, то есть это посещение сауны, хамама или бассейна. Такой режим нас вполне устраивал.

В первый же день переполненные впечатлениями от увиденного на выставке и в ходе кратковременной прогулки по окрестностям отеля в Старом городе мы всей толпой направились в банный комплекс, как его остроумно окрестил сопровождавший нас помватт. Несмотря на, казалось бы, туристический сезон, в отеле, кроме нас, членов российской делегации, больше никого из гостей не было.

Банный комплекс отеля, рассчитанный на прием довольно большого количества посетителей, как нам показалось, мог бы удовлетворить вкусы самых требовательных любителей попариться в экзотических условиях как восточных, так и европейских банных традиций. При этом все содержалось в образцовом порядке и чистоте, за которыми следил всего лишь один служащий – пожилой мужчина с пышными черными усами. Каждый вечер к нашему визиту все было готово к банным процедурам, включая аккуратно разложенные в раздевалке свежие полотенца, простыни и махровые халаты. Все это создавало приятные ощущения комфорта и способствовало поддержанию позитивного тонуса.

В последний день пребывания в отеле мы, весьма удовлетворенные обслуживанием, решили каким-то образом поощрить тех, кто создавал для нас комфорт и способствовал поддержанию хорошего настроения, прежде всего служителя банного комплекса. Поскольку мусульманская традиция исключала сувениров в виде алкоголя, в данном случае традиционной русской водки, члены нашей делегации скинулись разными характерными безделушками с российской спецификой, сложили их в пакет с лейблом МО РФ и вручили мне для выполнения данной торжественной миссии, поскольку я сам напросился на это, намереваясь активизировать свой турецкий язык.

Вечером перед началом банного сеанса я подошел к служителю и начал было торжественную речь на турецком языке. Служитель усмехнулся и на чистейшем русском языке сказал мне, чтобы я не утруждал себя высокопарными выражениями, но с благодарностью принял из моих рук сувенирный пакет. Я, естественно, не мог не поинтересоваться, откуда он знает так хорошо наш великий и могучий. Служитель, за давностью лет не помню, как его звали, сказал, что он грек по национальности, православный христианин, приехал в Стамбул в конце 1980-х из Советского Союза в период, когда, как он сам сказал, «почувствовал, что перестройка вот-вот превратится в перестрелку». На мой вопрос, из каких мест в Союзе он эмигрировал, служитель ответил, что из Абхазии. Я, неоднократно бывавший в этой республике еще во времена до развала нашей великой страны, поинтересовался, из каких же точно мест он выехал за границу. Служитель ответил, что вряд ли я знаю эти места, но сказал, что он родом из-под Сухума, а местечко называется Эшери, где в то время компактно проживали греки и армяне. Своим ответом он вызвал у меня тихий восторг, поскольку именно в Эшерах я, можно сказать, провел лучшее время летнего отдыха, сначала в детстве в качестве члена семьи отца-офицера, отдыхавшего там в военном санатории, а затем уже и сам как офицер, неоднократно отдыхавший в том же санатории уже со своей семьей. Одним словом, нам было что вспомнить с этим служащим банного комплекса, волею судеб оказавшегося в Стамбуле.

Членам же нашей делегации оставалось подивиться бурным эмоциям и восклицаниям, сопровождавших наши воспоминания, сдобренные названиями экзотических абхазских мест и даже именами людей, живших там в те далекие времена, с которыми, как оказалось, мы оба были знакомы. Активизацию моих знаний турецкого языка пришлось отложить до другого раза.