Игорь Шелудков
Участие в боевых действиях давало многим офицерам возможность карьерного роста. Фото РИА Новости
Когда после окончания военного училища я, с иголочки лейтенант, прибыл в мотострелковый полк, то первым офицером, с кем я крепко познакомился, был солидный старлей.
– Командующий взводом Владимир Замахин, – с ироничной улыбкой представился он. – Для тебя просто Володя.
– А почему командующий, а не командир?
– Что, никогда не слышал?
– Как-то не приходилось.
– А про Ваньку-взводного слышал?
– «На дворе январь холодный – в отпуск едет Ванька-взводный», – процитировал я военно-народное. – Ванька-взводный – молодой офицер, вчерашний курсант.
– Верно. А командующий взводом – так называются офицеры, которые командуют взводами больше пяти лет. Так вот я за шесть с лишним лет в мотострелковой роте прошел славный боевой путь от командира третьего взвода до командира первого взвода!
– А что так?
– А привязалась ко мне злодейка-невезуха. Только документы на повышение оформят – тут же ЧП: подчиненный личный состав чего-нибудь натворит… И начальство мне – по шапке!
Хороший был мужик Володя – старший лейтенант Замахин. Многому меня на заре офицерской службы научил. Например, не унывать при невезухе.
После назначения на новые места службы мы несколько лет с ним переписывались, а потом, как оно бывает, то ли я забыл ему ответить, то ли он мне. А из «командующих взводом» Володя таки выбрался еще при совместной службе, и присвоение ему звания капитана я с ним обмыл.
Несколько лет назад меня разыскала его жена Вера, жившая в Липецке. И сообщила страшную весть. Оказывается, Володя погиб в Чечне еще в начале девяностых. До слез жалко. Вера одна с тремя детьми осталась…
«ДЕД» ИЗ УКРЕПРАЙОНА
Но по-настоящему заматерело перехаживающих в звании ребят встретил я в Афганистане.
Добирался я как-то автостопом из Туругунди (город прямо на советской границе – Кушка без бинокля видна) до Шинданда в свою 5-ю гвардейскую мотострелковую дивизию.
Остановился бронетранспортер, с него спрыгнул улыбающийся майор – старый знакомый, мы с ним вместе в Подмосковье на курсах «Выстрел» учились. А в Афгане он был командиром батальона в 101-м гвардейском мотострелковом полку. Оба обрадовались встрече.
– Не сильно спешишь? – поинтересовался он.
– Не так, чтоб кровь из носу...
– Тогда заночуем в одном славном местечке. На образцово-показательной сторожевой заставе моего батальона. Начальником там один уникальный старший лейтенант, взводом командует.
Я вспомнил Володю Замахина:
– Командующий взводом?
– Типа того. Ему 32 года, а он уже командир взвода! Его в полку карьеристом прозвали.
Самому мне было тогда 29 лет, и я уже носил одну большую звезду на погонах – майор.
Перед поворотом комбат предложил мне посмотреть через оптику пулеметного прицела на заставу, которая находилась в полутора километрах. Пояснял:
– Видишь, справа густой дымок вьется. Это они баню топят. А небольшой дымок слева – шашлычок… Мы ж с тобой в самый раз приехали. Сегодня пятница – джума. У афганцев этот день выходной.
На заставе действительно все было в идеальном порядке. Придраться не к чему.
А тот старший лейтенант в «предподполковничьем» возрасте (две больших звезды на погоны вполне можно было получить в 33 года) рассказал мне во время ужина:
– Я, наверное, один такой на весь Афганистан. За время службы вырос от командира стрелкового взвода аж до командира мотострелкового взвода.
– Как же такое удалось? – поинтересовался я.
– Про укрепрайоны на Дальнем Востоке слышали? Вот и я служил в таком. Стрелковым взводом десять лет командовал. Продвижение нулевое, никуда не переводят. А все почему? Мы, укрепрайонщики, специалисты узкого профиля... И что толку, что я из всех видов оружия стреляю не хуже таежных охотников? Два года добивался отправки в Афганистан. Думал, с автоматом по горам полазаю – глядишь, и капитана присвоят... А мне в полку: «Понимаете, товарищ старший лейтенант, вы как никто другой знаете укрепления, поэтому назначаем вас на заставу».
Он вздохнул и в сердцах добавил:
– Да меня от этих фортификационных сооружений – дзотов, дотов, артиллерийских капониров – уже тошнит!.. И перед женой стыдно. Ведь некоторые мои однокашники уже в подполковниках ходят! Но, видно, уж таков мой лёс!
Я как услышал родное слово (лёс по-белорусски – судьба), с ходу отреагировал:
– Так ты бульбаш?
– Он и есть, из Слуцкого района.
– А я из Минска.
– Земляки! – закричали мы одновременно и обнялись.
Через какое-то время мой земляк получил звание капитана и пошел по штабной работе. Заменился, правда, в Туркестанский военный округ, а оттуда – на Кавказ. Распрощался с армией, дослужившись до майора…
ЗАМПОТЫЛ-ТРЕЗВЕННИК
На совещании в полку представляли капитана, назначенного заместителем командира по тылу. Выглядел он весьма старым для своей должности.
– Расскажите о себе, – предложил замполит полка.
– Родом я из Новосибирской области, – поведал новичок. – Солдатом служил в Туркестанском военном округе. Остался на сверхсрочную. Получил звание прапорщика и сдал экстерном экзамены за среднее военное училище. В ТуркВО прошла вся моя служба. Только гарнизоны менял – Кызыл-Арват, Мары, Байрам-Али… Член партии с такого-то года. Женат, двое детей.
– Что ж, похвально, – оценил замполит, – из прапорщиков до капитана дослужились. А то, когда я седых капитанов вижу, подозрения закрадываются – уж не из майоров ли они?..
– Никак нет, я – не из майоров! – заверил сибиряк.
– А сколько вам лет?
– Сорок один.
– Понятно, – прикинул замполит, получивший капитана уже давно и к своим тридцати четырем уже готовивший плечи для подполковничьих погон. И поинтересовался: – А что вы нам, товарищ капитан, на предмет водочки расскажете?
Вопрос недоумения ни у кого не вызвал, потому как уже несколько месяцев шла суровая борьба с пьянством и алкоголизмом по стране, во всех штатских и военных структурах. Но новичок все же уточнил:
– В смысле «водочки», товарищ майор?
– В смысле – увлекаетесь вы ею? Любитель или уже профессионал? Только честно, как коммунист!
– Никак нет! И не любитель, и не профессионал.
– В смысле? – в свою очередь, оторопел замполит, ожидавший стандартной клятвы «только по большим праздникам».
– В смысле – я ее вообще не пью!
У офицеров отвисли челюсти и расширились глаза. Замполит тоже сделал мину – не ослышался ли он? И после этой немой сцены задал еще один вопрос:
– Вы знакомы с творчеством великого пролетарского писателя Максима Горького?
– Так точно! В школе изучал. Кое-что помню. Хотя бы вот: «Над седой равниной моря гордо реет Буревестник!»
– О, помните, молодцом! Но вы не до конца выслушали мой вопрос. Позвольте поинтересоваться: знаете ли вы, что Горький говорил о проблеме злоупотребления спиртным?
– Никак нет, товарищ гвардии подполковник. В школе мы такого не изучали.
Зал всхохотнул.
– Что, все умники? – обратился замполит к залу. – Кто знает?
– «Рожденный ползать летать не может!» – выкрикнул кто-то из офицеров.
Еще раз прокатился смех. Капитан тоже улыбнулся.
– А что смешного в «Песне о Соколе»? – пресек майор. – Разговор серьезный! И я вот о чем. Алексей Максимович Горький черным по белому написал: «Терпеть не могу пьяниц, понимаю пьющих, но с подозрением отношусь к непьющим». Слышали, нет? – И, не ожидая ответа, продолжил: – Лично я согласен с каждым словом Буревестника и Сокола нашей Октябрьской революции, а потому к непьющим тоже отношусь с большой долей подозрения. Потому как калач я уже тертый и сколько ни встречал закоренелых трезвенников, все они оказывались – кем? Закодированными. – И к капитану: – Вы случайно не к этой категории относитесь?
– Нет-нет! – поспешил заверить тот. – Такой необходимости у меня никогда не возникало по причине, о которой я уже сказал.
– Смотрите, а то у нас в полку есть очень озорные офицеры насчет этого дела. Они к любому коду ключи могут подобрать! А раскодированный бывший алкоголик – очень страшная личность! Он в такой штопор входит, что его не остановить никакими мерами служебного и партийного воздействия…
Все снова рассмеялись.
– Отставить, говорю, хиханьки! Я вам на самом полном серьезе!
Наш замполит был порядочный и уважаемый человек. Умел красиво говорить, мог блеснуть эрудицией, подначить кого-то по делу, убедить человека «встать на путь истинный». Однажды в курилке он рассказывал нам, с какими перегибами ведется в СССР та самая антиалкогольная битва.
Решили в одной организации отправить в заграничную командировку сотрудника. Для компетентных органов стали заполнять на него анкету. Дошли до графы «Отношение к спиртным напиткам» и задумались. Укажешь, что выпивает, – за границу не выпустят. А напишешь, что не пьет, – не поверят. И тогда появился великолепный словесный перл: «Водку пьет с отвращением».
– Вот и я ее, родимую, с отвращением пью, – сказал замполит. – Если бы пил профессионально, ничего бы в жизни и в службе не добился...
А тот сорокалетний капитан, вскоре получивший долгожданные майорские звезды, действительно не пил. Ни полкапли! Редкость, реликт! Таких людей надо в Почетную книгу трезвенников заносить и приплачивать им за «непьющесть»! Жаль, в ту приснопамятную антиалкогольную кампанию до этого не додумались или пожадничали.
Заменился наш «трезвый в доску» зампотыл в Сибирский военный округ – поближе к своей малой родине. А замполит полка попрощался с Афганом через пару месяцев после того «антиалкогольного» совещания – тоже домой поехал дослуживать, на Украину. Подполковником.
НАРУШИТЕЛЬ ДИСЦИПЛИНЫ
«На войне воюют замечательные люди. Чем ближе к передовой, тем больше встречается честных, порядочных и замечательных людей». Это слова великого американского писателя Хемингуэя.
Хорошие были ребята в Афганистане. Трех хемингуэевских слов для их характеристики вполне хватит. Еще можно добавить: смелые…
На одной заставе я увидел задумчивого солдата, сидящего в сторонке. Выглядел он заметно старше призывных лет.
– Кто такой? – поинтересовался я у начальника заставы.
– Его к нам после тяжелого ранения из рейдового батальона перевели. На мине подорвался. Недавно орден Красной Звезды получил. Да вы сами с ним поговорите…
Я присел рядом воином. Поинтересовался:
– Не со своим призывом в армию пошел?
– Так точно!
– А что случилось?
– Я учился, но меня отчислили. В военкомате в Афганистан попросился. Там все обрадовались… Кроме мамы. Она сильно плакала.
– Ну, мать есть мать… А где учился?
– В Духовной академии…
– Где-где?!
Он повторил.
– Ну ты даешь! А отчислили-то за что? Закон Божий зазубрить не мог?
– Отчислили меня по недисциплинированности.
– Да что ж ты такое там вытворил-то? Монашек соблазнял или церковным кагором злоупотреблял?
– Богохульство это, товарищ майор!.. Я не грешил. А отчислили меня за один-единственный вопрос: «Почему я?» В наряде по столовой мы до трех ночи чистили картошку. Потом я лег спать, но через час меня разбудили и приказали идти на уборку снега. Я и спросил… В Духовной академии дисциплина строже, чем в армии, вот вам крест!..
Я извинился перед солдатом и пожал ему руку. Хотел еще пожелать «и впредь служить на совесть». Но удержался – это было совершенно излишне.
Минск
комментарии(0)