Либо дупеля влет, либо пуделя в лоб

Умение пользоваться штатным оружием – важный компонент военной дипломатии. Фото с сайта www.mil.ru

Ранним утром в один из дней поздней осени 1971 года руководитель советников 41-й пехотной бригады сирийской армии полковник Владимир М. объявил, что нашей группе советников и мне, переводчику, необходимо заехать в штаб дивизии за получением «спецзадания» от главного дивизионного советника. Штаб располагался в населенном пункте Катана близ Дамаска.

Как оказалось, советническое руководство в Сирии, обеспокоенное негативными отзывами местных офицеров насчет боевых качеств пистолета Макарова, недавно поступившего из СССР с очередной партией оружия, приказало нашим советникам в формированиях сирийских войск произвести показательные стрельбы. И при этом продемонстрировать высокие тактико-технические и боевые характеристики этого «непревзойденного оружия».

СИРИЙСКИЙ ОФИЦЕРСКИЙ ШИК

А суть проблемы заключалась в следующем.

Чуть более года назад, по прибытии в командировку в Сирию мне и моим коллегам – военным переводчикам бросилось в глаза чрезвычайное разнообразие пистолетов и револьверов, которыми были вооружены сирийские офицеры. За высший шик считалось носить на поясном ремне полуоткрытую кобуру, из которой торчала ручка какого-нибудь экзотического пистолета, желательно крупных размеров и калибра: парабеллума, браунинга, кольта.

Сирийское начальство нисколько не препятствовало этому и даже поощряло, причем собственным примером. Вспоминается бравый командир соседней (справа по фронту на Голанах) 68-й пехотной бригады полковник Мухаммад Тарманини (мусульманин-алавит, фамилия которому, видимо, досталась в наследство от предка-крестоносца, переселившегося в давние времена из Южной Европы в Левант). Полковник мало того, что носил американскую полевую форму (правда, немногим отличавшуюся от сирийской), но вдобавок у него на бедре болталась кобура с внушительных размеров кольтом.

К тому же, по словам моего друга Александра К., переводчика данной бригады, этот «армейский пижон» не расставался с американской же винтовкой М16. Она всегда находилась с ним рядом в служебном «лендровере», который полковник лихо водил сам, но с шофером на заднем сиденье для подстраховки.

Кстати, личное оружие в тот период сирийские офицеры в основном приобретали за свой счет на подпольном рынке – причем за приличные деньги, несмотря на невысокие оклады.

ДЛИННЫЙ ЛУЧШЕ, ЧЕМ КОРОТКИЙ

К другим видам стрелкового оружия советского производства – автоматам, ручным и станковым пулеметам и гранатометам – у сирийцев претензий не было. А вот пистолеты Макарова, которыми сирийское командование приказало вооружиться всем офицерам, им явно не приглянулись.

По приезде в бригаду я по указанию главного советника поговорил с офицерами из штаба и выяснил, что же не устраивало сирийцев. Оказывается, у них не было претензий к практической стороне дела, то есть к простоте устройства и неприхотливости ПМ. А вот относительно внешнего вида этого оружия, главным образом из-за «слишком короткого» ствола и якобы связанной с этим недостаточной меткости стрельбы, раздавались нарекания.

В принципе я не мог не согласиться с замечаниями сирийцев, поскольку сам имел весьма посредственные результаты стрельбы из ПМ, приводя в оправдание те же аргументы. Причем из длинноствольного кольт» я выбивал вполне приемлемые баллы – что также вроде бы свидетельствовало о весомости моих доводов.

Забегая вперед, отмечу, что через несколько десятков лет, находясь в командировке в Великобритании, я имел опыт стрельбы в тире Ноттингемского артиллерийского завода из личного оружия британских офицеров – длинноствольного пистолета МР-5. И также получил высокие оценки. О чем у меня имеется свидетельство и даже сохранилась мишень с «дырками» – только на «хорошо» и «отлично».

ТЯЖЕЛО В УЧЕНИИ

Итак, я доложил главному советнику бригады полковнику М. мнения сирийцев и свои личные соображения по данному поводу. На это он заявил, что меня просто недоучили в Военном институте иностранных языков, а пистолет Макарова – «вполне приличное оружие».

Мы направились к комбригу, бригадному генералу Мухаммаду Рида Шагвану (тоже мусульманину-алавиту, как и почти все руководство сирийской армии в те времена). Изложили суть проблемы и попросили выделить нам пару-тройку часов на стрельбище, ПМ и ящик патронов к нему, чтобы потренироваться перед показательными занятиями. Комбриг дал распоряжение удовлетворить нашу просьбу. На следующий день, не откладывая дела в долгий ящик, мы всей группой бригадных советников направились на стрельбище.

Для начала главный советник бригады полковник М. лично зарядил пистолет, вышел на огневой рубеж. Изогнулся каким-то странным образом, уперев локоть правой руки под ребро (что явно противоречило руководству стрельбы из ПМ), прицелился и быстро произвел три выстрела. Удивительно, но все пули легли в десятку.

Потом по три выстрела произвели остальные советники. Не так успешно, как наш командир, но на «хорошо» и «отлично». Затем за дело принялся я. Результат – в «молоко» или около того.

Советники дружно начали обучать меня теории стрельбы из ПМ, причем каждый на свой лад. Я произвел выстрелы еще раз – с тем же успехом. Инструктаж повторился еще несколько раз. Но без каких-либо практических результатов.

Так мы палили до самого обеда. Все оглохли и устали. Главный советник никак не мог понять, почему же я все время мажу. Да и я был удивлен: казалось бы, делая все, как мне говорили старшие товарищи, получал, откровенно скверные результаты.

Старший советник, разочаровавшись в моих способностях, сказал: «Не дай бог тебя выберут в рекламщики пистолета!» На этом репетиция была завершена, и мы отбыли в штаб бригады.

СКРОМНАЯ ПОБЕДА НЕИЗВЕСТНЫМ НАУКЕ СПОСОБОМ

Сирийский комбриг назначил демонстрационную стрельбу на следующий день. Рано утром мы всей нашей группой прибыли на стрельбище, где нас уже ждала довольно значительная толпа офицеров части – практически из всех подразделений.

По приказу комбрига офицеры выстроились в каре перед единственной мишенью, вывешенной на деревянной доске, прибитой к столбу. Комбриг объявил цель занятий и сказал, что советские советники сейчас наглядно продемонстрируют, насколько хорош поступивший на вооружение сирийской армии ПМ. Для объективности, добавил комбриг, он предложит произвести по три контрольных выстрела по мишени с расстояния 25 метров главному советнику бригады и переводчику – то есть мне!

Полковник Владимир М. тихо матюгнулся, но возражать не стал. Он взял заряженный сержантом из обслуги стрельбища пистолет, опять криво изогнулся и быстро произвел три выстрела. Сержант принес мишень: все три пули попали в центр – «отлично»! Среди офицеров раздался гул одобрения.

Теперь стрелять предстояло мне. Советники как-то безнадежно пожелали мне удачи, и я пошел на огневой рубеж. Странно, но волнения я не испытывал (будь что будет!) и также быстро выстрелил три раза. Сержант принес мишень. И – о чудо! Три отверстия на оценку «удовлетворительно»!

Комбриг, наверняка знавший о моих вчерашних успехах в стрельбе, был изрядно удивлен. Ему ничего не оставалось делать, как самому произвести стрельбу, чтобы показать пример подчиненным. Видимо, было указание сверху разрекламировать ПМ!

Комбриг приказал дать ему заряженный пистолет, вышел на огневой рубеж и, недолго прицеливаясь, трижды выстрелил. Сержант, несколько замешкавшись (видимо, вертел дырки), принес мишень и громко объявил: «Оценка – «хорошо»!

Комбриг, выдержав паузу в связи с гулом одобрения, сказал, что, судя по результатам показательного занятия, пистолет ПМ, поступивший на вооружение сирийской армии, является вполне достойным оружием. Поэтому все разговоры о его «никчемности» с этой минуты он приказывает прекратить.

Когда мы прибыли в штаб бригады, главный советник полковник М. похвалил меня «за выдержку и стойкость» и объявил благодарность! Хотя моя не слишком лестная оценка этого оружия так и не претерпела изменений.