Где в Ташкенте раки зимуют

В советское время раки под пиво были дефицитом даже в изобильном Ташкенте, не говоря о воюющем Афганистане. Фото Picspree

В первый же месяц службы в Афганистане я, недавно разменявший россыпи капитанских звездочек на пару крупных майорских, высоко взлетел по линии членства в КПСС. Что называется, и не мечтал.

Причиной тому стал «глубокий прогибон» на партийной конференции 5-й гвардейской мотострелковой дивизии, в которой я начал служить в должности освобожденного секретаря партбюро 388-го отдельного батальона связи. К пламенной речи на конференции, которую я произнес под стать команданте Фиделю или его сподвижнику Че Геваре, меня принудило политотдельское начальство. Решили прощупать новичка, насколько он подготовлен как пропагандист и агитатор по части проведения в жизнь ниспускаемых Центральным комитетом партии идеологических постулатов.

По этой части я был подкован, опыт имел. И жгущий мой глагол в духе «одобрям-с» и «сделаем все возможное и невозможное» пролился на души и сердца двух сотен офицеров-коммунистов и кандидатов в таковые.

НОВЫЙ ЦИЦЕРОН ЯВИЛСЯ

«Молодцом, потряс! – потрясли мне руку политотдельские. – Далеко пойдешь!» Последняя фраза прозвучала двусмысленно. Но еще не успела рассеяться переполнявшая меня гордость от ораторского успеха, как нового Цицерона то ли избрали, то ли ввели (теперь уже не вспомню) в состав партийной комиссии соединения.

А это было, как тогда говаривали, не хухры-мухры. Я попал в элитное сообщество из одиннадцати членов «карающего» партийного органа, в котором было аж восемь полковников. Причем пятеро из них являлись не какими-нибудь, как в том анекдоте, «эй-полковниками», а истинными «товарищами полковниками»:

– секретарь парткомиссии (освобожденный);

– заместитель командира дивизии;

– начальник особого отдела;

– военный прокурор гарнизона;

– председатель военного трибунала.

Носители этих должностей, казалось, так и ходили с мечом, секущим головы. И каждому полагался не только отдельный кабинет, но и персональный уазик.

Оказавшись среди таких динозавров, я, дикорастущий птеродактиль, поначалу сильно испугался. Но тут меня вдруг резко произвели в заместители секретаря. «– Молодым везде у нас дорога! – сказали мне после единогласного леса рук. – Да и дедовщину в армии еще никто не отменял. Так что не дрейфь – и далеко пойдешь!»

Тут уж и у меня мелькнула тщеславная мыслишка: такой семимильной поступью скоро можно и в генсеки выскочить!

В отсутствие шефа – гвардии полковника Владимира Кузьмича Крюкова – заседания по приему в партию и отъему партийных билетов (а за проступки, несовместимые с высоким званием члена КПСС, их лишались 90% наказуемых) приходилось проводить мне.

Мое батальонное начальство не скрывало радости: свой человек в главном «карающем органе» дивизии! С политотделом отношения сложились тоже хорошие. Да и с командованием в лице заместителей командира дивизии (двух) и начальников служб – вполне добродушные: «– А, карающий меч, секир-башка, здорóво!» – «Здравия желаю! Да где там секир-башка, сама мягкотелость!» – «Построже, построже с нами! Гильотину держи в боеготовности, как мы порох – сухим».

Частенько приходилось ездить с ними и в составе групп проверяющих, и на выяснение обстоятельств ЧП, и на сборы. И партийные расследования проводить. И в боевых операциях участвовать...

ПИВО С ПАРТИЙНОЙ НАГРУЗКОЙ

Однажды секретарь парткомиссии, увидев меня, всплеснул руками и радостно воскликнул:

– О, на ловца и зверь бежит! А я-то голову ломаю!.. Хочешь сегодня вечером пить холодное пиво с креветками? А то и с раками!

Я малость оторопел и с грустной миной отпустил бородатую шутку:

– Грешно смеяться над больными людьми, товарищ гвардии полковник...

Но тут же поспешил добавить: – Но я бы не отказался!

Тут надо пояснить. Ташкент тех лет буквально кишел пивбарами. Пошиба они были разного – вплоть до «ям», где наливали разбавленное, где кучковались любители плеснуть в бокал водочки и прочий опустившийся люд. Но уважающие себя воины-«афганцы» в основном пивали «пенное-обалденное» только в крупных, «офицерских», пивбарах, тем более что средства позволяли.

Впрочем, пиво в розлив было не ахти. Мы предпочитали бутылочное, особенно «Кибрай» (по названию поселка близ Ташкента). Его трудно было найти, но, скажем, в гостинице штаба ТуркВО у дежурных по этажам можно было купить в любом количестве. Или в близлежащих магазинах за небольшую переплату и «натуральный бакшиш» в виде маленького китайского фонарика, солнцезащитных очков или китайской авторучки.

Наибольшей же популярностью пользовалась точка в подвале ресторана «Заравшан» («Солнечный»). Посетить это заведение считали долгом все офицеры, кто следовал «из-за речки» в Союз. В «Заравшане» предлагали и креветок, о которых в остальном СССР еще не слыхали (даже в известных «Жигулях» в Москве они были редкостью).

А вот чтобы где-то ломали рачьи хвосты и клешни под пиво, я не видел ни разу. Это полковник Крюков просто фигурально выразился.

Как бы то ни было, у меня засосало под ложечкой, скакнул кадычок и брызнула слюнка от предвкушения.

– Вот-вот! Я знал! Спасибо! – обрадовался гвардии полковник. – Значит, договорились: через два часа вылетаешь в Ташкент на сборы секретарей парткомиссий округа. Вместо меня. – И прежде чем я успел раскрыть рот, дабы поинтересоваться «технической стороной» вопроса, секретарь успокоил: – Загранпаспорт, командировочное удостоверение и именное поручение на деньги тебе на уазике привезет паспортистка дивизии – наша неотразимая Людочка, будущий член партии. Уяснил?

– Так точно!.. А про вас-то что сообщить, вы-то почему не явились?

– Причина, передай, глубоко уважительная: я убыл на оч-чень ответственную боевую операцию. – И Крюков воздел указательный палец, обозначая всю серьезность положения.

Я улыбнулся. Про эту «операцию» уже знали многие. Через день начальник штаба дивизии праздновал свой юбилей, и первый партиец соединения никак не мог пройти мимо такого эпохального события.

Надо знать афганские традиции «шурави»: дни рождения офицеров, круглые то были даты или проходные, отмечались у нас с особым размахом, так сказать, по-сабантуйски (хоть и без пива с креветками). Кстати, нередко после таких разгуляев некоторые «особенно отличившиеся» попадали на ковер парткомиссии, подставляя буйны головы под ее неумолимый, нередко лишающий высокого звания коммуниста меч.

– А каким бортом полечу? – поинтересовался я.

– Борт тоже под пиво с раками! Летишь не «скотовозом» (так неблагодарно прозвали Ил-76, перевозивший «в антисанитарных условиях» – единственный унитаз только для экипажа – сотни людей в грузовом салоне. – И.Ш.), а вместе с заместителем главнокомандующего Сухопутными войсками СССР. С инспекцией тут у нас был. – И Крюков вздернул уже большой палец: – Вот такой мужик! Он в курсе насчет тебя. Сейчас он с нашим командиром дивизии обедает. Ну, давай, поспешай!

И наши руки сцепились в крепком рукопожатии. Просто чудеса в афганских горах: на пиво с раками чуть ли не на персональном лайнере!

Через час хорошенькая и расторопная паспортистка Людочка, званием прапорщик, привезла все полагающиеся мне «аусвайсы». Еще через час на бронетранспортере я прибыл в аэропорт. Комендант зарегистрировал мою персону без проволочек: «По вашу душу уже звонили». Военно-транспортный Ан-26 тоже не прогревал долго двигатели: не абы кого вез!

БАРХАТНЫЕ ОБЪЯТИЯ РОДИНЫ

Заместитель главкома Сухопутных войск в звании генерал-полковника мне понравился: далеко не каждый крупнозвездный начальник повел бы себя столь гостеприимно. Сразу, без чинов и званий, пригласил меня, майора, в свой салон. Отчасти это был и рабочий кабинет. В полете мы, сидя в красных бархатных креслах, пили кофе и разговаривали «за жизнь». Генерал ненавязчиво пытался выудить из меня, какие у нас, «мужественных мужиков», находящихся в реальной боевой обстановке, имеются проблемы. Причем в подробностях. А мы-де «в верхах» покумекаем, чем вам подсобить, обещаю.

Но я на все вопросы отвечал, как учили: «У нас есть все, нам ничего не надо, приезжайте к нам еще – вновь вам будем рады». Или: «Готовы выполнить любой приказ Родины, даже если прикажут умереть». В этом не было неуважения к высокому чину: собственно, так мы в СССР и служили. И погибали – в Афгане потерь хватало.

А вот адъютант генерал-полковника, тоже майор, мне не понравился. Он молчал и поглядывал на меня свысока. Видимо, его удручало, что приходится обслуживать не только патрона, но и меня: подливать кофе, предлагать сахар. «Может, тебе еще и ложечкой в стаканчике помешать?» – читалось в его адъютантских глазках.

Собственно, кроме нас троих, на борту больше никого и не было... Ах да – экипаж же еще в составе шести человек.

По приземлении на борт сразу же поднялись прапорщик-пограничник и таможенница. Оба улыбались, что тоже приятно удивило: обычно у них физиономии булыжником, а в глазах: «Ну, где наркотики? Вываливай! Сдавай оружие! Контрабанду на стол!»

– Здравствуйте! С возвращением! Как долетели, товарищи?

Сама обходительность, чрезмерная любезность! Прямо по Крылову: «И говорят так сладко, чуть дыша…» Das ist fantastisch! В объятиях ли мы все тех же до боли родных кирпичелицых ташкентских карацуп и верещагиных?!

Все погранично-таможенные формальности были исполнены за три минуты и с широким радушием. Если бы кто-то раньше мне сказал, что можно так границу пересекать, я бы ни в жизнь не поверил! А если бы мое начальство и друзья знали, что такой полет получится, то мне передачу, наверное, и в зубы всунули, и на уши бы повесили.

Внизу возле трапа уже стояла «Волга» командующего ТуркВО.

– Подвезти? – поинтересовался генерал. – Куда надо, туда и доставят.

Лишний раз пришлось убедиться, что первое впечатление не обманывает. И я не стал отказываться:

– Спасибо, товарищ генерал-полковник. Если можно, в гостиницу штаба округа, на улицу Высоковольтную.

– Нет проблем, – указал он в сторону машины. – Нам по пути, мне тоже туда надо... – И пошутил: – А там что, в той гостинице, все под высоким напряжением живут?

А когда подъехали, замглавкома, вдруг перейдя на «ты», полузаговорщически спросил:

– Слушай, товарищ гвардии майор, а где здесь в Ташкенте пивка можно попить с раками? А то мне ваш комдив сказал на прощание, что скоро в Ташкенте буду пиво пить и раками закусывать.

Я охренел… и чуть не рассмеялся. Да обратись он к командующему, да ему… да всю Амударью прошерстят, Арал осушат до того, как он сам пересохнет!.. Но я его хорошо в тот момент понимал: к командующему округом с таким вопросом не обратишься, неудобно, а то и стыдоба – приехал из Москвы пивка с раками откушать! А тут с майором-попутчиком подружился.

Знал бы я, где в Ташкенте раки зимуют, сгонял бы да занес ему в его люкс. А про креветки как эквивалент у меня и из головы вылетело… Но я не успел разочаровать генерал-полковника, потому что из гостиницы выбежали несколько «нукеров» в офицерской форме – даже целый генерал-майор поспешал – и окружили его трепетной заботой.

Вечером в пивбаре «Заравшана» я пил пенное холодное. Креветок в этот раз меню не предлагало: ожидался свежий завоз.

– Что, и раков даже нет? – брякнул я.

– А что, когда-то бывали? – поняв мою иронию, но не изменившись в лице, спросила крутогрудая официантка. – Вы бы еще этих… омаров попросили!

Я оценил: продвинутая барышня. Разбирается в деликатесах, которых в Союзе небось и члены Политбюро не все едали. 

Минск