Владимир Добрин
Праздник в древнем Мерве (нынешнее название Мары). Фото с сайта www.mfa.gov.tm
В конце 1970-х во время военно-переводческой стажировки в Каракумах я подвернул ногу и несколько дней провел в госпитале города Мары. В одной палате со мной оказался лейтенант-связист по имени Саша, укушенный, по его словам, коброй в той же пустыне.
Атлетически сложенный красавец, весельчак и острослов, он лечился исключительно сухим вином, за которым каждый день бегал в лавку. Его метод, названный учеными энотерапией, пришелся по вкусу и мне. Поэтому мы ежевечерне, как только спадала жара, закупали лекарство и располагались с ним на травке госпитального парка.
ФИЛОСОФИЯ НА ТРАВЕ
Медперсонал не препятствовал нашему лечению. Более того, главврач, он же начальник госпиталя, охотно присоединялся к нам, принося коньяк, сулугуни, лепешки, фрукты и гитару. 40-летний бонвиван, он говорил всегда спокойно и негромко, завораживая тонкостью наблюдений и мудростью выводов.
25-летний Саша, напротив, обладал мощным темпераментом, говорил быстро, а рассказы его были настоящим театром одного актера. Своей наружностью и поведением он удивительно походил на Остапа Бендера. Хотя никаких сомнительных деяний за ним не наблюдалось.
Его темные волосы и чеканный профиль могли принадлежать и греку, и турку, и кавказцу, и персу. С его лица можно было ваять спартанского воина или древнеримского патриция. Однако он оказался потомственным тамбовчанином. А когда я удивился этому, он лишь махнул рукой: «У нас там таких навалом!»
Речь Саши ничем не отличалась от московской, вдобавок была складной и образной. Он великолепно имитировал акценты народов СССР, но особенно хорошо ему удавался марыйский выговор, сочетавшийся с колоритным местным жаргоном. Неудивительно, что персонал госпиталя, состоявший в основном из женщин, часто окружал Сашу щебечущим хороводом.
Служил он недалеко от Кушки, известной мне по школьной программе как самый южный город СССР. Офицеры любили повторять: «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут». Сашу упекли туда за то, что его солдаты напились, угнали командно-штабную машину и разбили ее вместе с радиостанцией.
Его житейский опыт превосходил мой, особенно в отношении семейной жизни. Саша давно был женат, в то время как я лишь подумывал о столь рискованном шаге. Однажды главврач, смакуя коньяк, сообщил нам: «Вот я со своей женой живу неразлучно уже 20 лет и до сих пор не знаю, что она за человек. Все у нас хорошо, советуемся по всем вопросам, не ссоримся, а я все равно не могу понять, что у нее в голове. И меня это беспокоит…» После чего взял гитару и тихо заиграл что-то.
ЛЕГКОСТЬ НЕОБЫКНОВЕННАЯ
Саша победно ухмыльнулся: «А вот я свою жену понял еще до свадьбы. Иначе под пистолетом не завел бы семью в 21 год! Мне и подруг хватало. Одна лучше другой! А эта, моя нынешняя половина, была замужем за командиром нашей роты, в училище. Я – курсант, он – старлей, красавчик и умница. У нас с ним были отличные отношения. Но не устоял я… Инициатива была ее. И вот уже три года живем душа в душу».
К тому времени Саша провел в Каракумах больше двух лет, не зная, когда его переведут поближе к цивилизации и переведут ли вообще. Жена и маленькая дочка жили с ним в поселке, снимали дом. Но несмотря на свое туманное будущее, Саша был по-прежнему весел и общителен.
И в этом мне очень хотелось походить на него. Дело в том, что мой врожденный оптимизм в то время давал сбои.
«И все равно нам хорошо, – уверенно заключил Саша. – И я прекрасно понимаю свою жену».
«В твоем возрасте я тоже все прекрасно понимал, – усмехнулся врач. – А сейчас все меньше и меньше понимаю. Подожди годков 15…»
Саша улыбнулся, пожал плечами и принялся с нежным юмором рассказывать о своей двухлетней дочке. На фотографиях, которые он нам показывал, было видно, что жена его – настоящая красавица, под стать ему.
Однако, несмотря на безмерную любовь к супруге, в разлуке с ней Саша приударял и за другими особами, попадавшими в его поле зрения. Свою слабость он объяснял «природой» и не комплексовал по этому поводу. Бывало, что понравившаяся ему незамужняя женщина вдруг отказывалась с ним встречаться или не являлась на свидание. Меня это удивляло, а вот Сашу ничуть не расстраивало.
«Так было, и так будет! – весело говорил он. – На то может быть масса причин!»
И он тут же переключался на другой объект.
Такое отношение к амурным неудачам мне понравилось. С того момента я смотрел на них глазами Саши и пытался постичь эту «массу причин». До меня дошло, что не все твои желания должны непременно исполняться, и излишнее самоедство ни к чему. Жить стало веселее и интереснее. Но глядя на Сашу, я не понимал, как можно с легкостью изменять той, кого любишь.
ЕДУ В ГОСТИ
Наша лечебная методика не подвела, и вскоре пришло время расставаться. Я возвращался в учебный центр, Саша – к себе под Кушку. На прощальном ужине он приглашал меня в гости, обещая винные реки и шашлычные берега.
«Жена с дочкой из Тамбова приезжают! – говорил он. – Подтягивайся и ты! Гульнем!»
Я не стал отказываться и записал адрес: поселок имени Чапаева, по-старому – Имам-бабà, что в переводе означает, как я понимаю, «дедушка имам».
«Спросишь, где воинская часть, – сказал Саша. – Я буду либо там, либо дома».
Поселок находился в 100 с лишним километрах от Маров. Ехать туда можно было поездом или автобусом. Я выбрал автобус: так было удобнее по времени. Отправился ранним воскресным утром. Дорога шла по пустыне вдоль реки Мургаб, русло которой скрывалось за густыми запыленными зарослями.
Ничего нового вокруг я не видел, а потому начал клевать носом. Просыпался лишь на остановках в убогих, пыльных селениях и думал: «А ведь здесь люди живут всю жизнь!» Историки писали, что в конце XIX века из-за этих мест едва не разразилась война между Россией и Англией. Удивительно! Казалось бы, что тут делить?
Но не случайно интересы двух великих держав опасно сблизились в этом районе. Прожженные английские геополитики, жившие за тысячи километров отсюда, науськивали афганцев на захват стратегически важных участков будущей границы. И весной 1885 года эти игры с огнем достигли кульминации.
Узнав о выходках афганцев, царь Александр III приказал казакам: «Выгнать и проучить как следует!» Инциденты сразу прекратились. Казачьи разъезды начали патрулировать эти места, в том числе и караван-сарай Имам-бабà, названный так потому, что рядом было похоронено высокое духовное лицо.
Разглядывая невеселые пейзажи, я представлял, как жил бы тут на месте несгибаемого Саши и его стойкой жены. Солнце поднималось над пустыней и вместе с ним поднималась температура в автобусе. Окна были приоткрыты, но из них дуло, как из калориферов. А это было только утро!
ОАЗИС В ПУСТЫНЕ
На втором часу пути водитель объявил Имам-бабу. До пресловутой Кушки оставалось километров 200. Я вышел из автобуса и огляделся.
С одной стороны проходила железная дорога. С другой, на берегу Мургаба, раскинулся большой поселок. Он утопал в зелени садов. Видны были лишь изгороди да крыши домов. После попавшихся на пути печальных аулов этот населенный пункт меня приятно удивил.
Но не было видно ни людей, ни собак, ни вездесущих ишаков. Все попрятались от страшного зноя. Спросить дорогу было не у кого. Углядев торчавший над деревьями локатор, я двинулся к нему. Солнце жарило все сильнее. Сухая пыльная почва была раскалена и ощущалась даже сквозь подошвы.
Поселок выглядел бы вымершим, если бы не белье во дворах на веревках и не стоявшие у калиток велосипеды. Но больше всего меня поразил облик здешних домов и надворных построек. Они были чисто российские, и казалось, что я не в туркменской глубинке, у границы с Афганистаном, а в родном Подмосковье, где неожиданно ударила сильнейшая жара.
Повсюду были видны плоды активной трудовой жизни. Из-за заборов свешивались роскошные яблони, груши, вишни, торчали кусты смородины, и виноградные лозы обвивали деревянные решетки.
По толстому бревну я перешел широкий прозрачный ручей, проследовал меж деревьев и оказался у крошечной воинской части, окруженной низким забором. Ее территория просматривалась как на ладони: небольшие деревянные постройки, спортивная площадка, миниатюрный плац и та самая решетчатая вышка с локатором. И нигде ни души. Даже на входе в часть.
Однако если военные и дремали, то лишь одним глазом. Стоило мне показаться из-за деревьев, как из окна ближайшего домика высунулась взъерошенная голова, посмотрела на меня и вновь спряталась. Через мгновение на крыльцо вышел неуклюжий солдат с автоматом на груди и застыл по стойке смирно. Ни дать ни взять часовой.
Я был в футболке и джинсах, но вполне мог оказаться офицером. Этим и объяснялось происходящее. На мой вопрос, как найти их лейтенанта, из окна высунулась все та же голова и бодро гаркнула:
«А он у себя дома!»
«Где это?» – спросил я.
«Вот боец вас проводит!» – голова кивнула на часового.
Солдат снял с плеча автомат, прислонил его к крыльцу и сказал мне:
«Пошлите!»
Он привел меня в центр поселка и указал на аккуратный дачный домик, окруженный садовой растительностью. Проводник пошагал назад, а я приблизился к калитке и крикнул: «Здравствуйте!»
ССЫЛКА В ОАЗИС
Ответа не последовало. Я пересек благоухающий сад, поднялся на открытую веранду и увидел Сашу. Он лежал на раскладушке в одних плавках и крепко спал. Рядом, на полу, стояла трехлитровая банка с остатками красного вина. На табурете – стакан и тарелка с яблоками. Я потряс его за плечо. Саша вздрогнул, разлепил глаза и недоумевающе посмотрел на меня. В следующую секунду взгляд его прояснился. Он вскочил на ноги, обнял меня и поспешил к холодильнику.
«Молодец, что приехал! – радостно тараторил он, выставляя на стол свежие помидоры, огурцы, зелень и сыр. – Как добрался? Сейчас обедать будем! Я тебя таким вином угощу! За ухо не оттянешь!»
Когда на свет появился казанок с тушеным кроликом, я спросил:
«В огороде поймал?»
«Нет, у местных покупаю, – ответил Саша. – Как и все остальное: баранину, овощи, соленья, варенья…»
«Туркмены?»
«Да нет – русские, с Тамбовщины».
«И что они тут делают?»
«Про Антоновское восстание слыхал? Участников его сюда сослали, в том числе. Кое-кто еще жив – старики лет под 80–90. Ну и дети их с внуками здесь живут. Причем неплохо. Все у них есть. Даже вино классное делают. Работящий народ! Ругают нашу организацию труда, торговлю и прочее».
Стало понятно, почему здешние дома и дворы выглядят по-российски.
«Получается, тебя к землякам сослали!» – усмехнулся я.
«Да. Но надеюсь, срок поменьше будет», – без улыбки ответил Саша.
Вкус янтарного, прозрачного, охлажденного вина поразил меня. Казалось, будто глотаешь сладкий душистый виноград. Никогда мне не доводилось пробовать такой нектар – ни до, ни после. Он услаждал плоть и поднимал настроение. Голова оставалась ясной, а вот ноги вдруг перестали слушаться. Такого со мной тоже не случалось, и я заволновался.
«Сейчас пройдет!» – успокоил Саша и оказался прав.
«А где жена с дочкой? – спросил я. – Еще не приехали?»
Он вдруг обмяк, помрачнел. И я понял, почему Саша с утра пил вино, отчего у него припухшее лицо, а в движениях и мимике появилось что-то беспомощное.
«Не приехали и не приедут», – глухо ответил он. Затем взял со стола тетрадный лист и протянул мне.
На нем ровным красивым почерком было написано: «Саша, я больше туда не приеду. Не хочу, чтобы наш ребенок рос вдали от родных мест. Если сможешь, перебирайся в Россию, и тогда все у нас будет хорошо».
Мне стало жаль друга. Вина уже не хотелось, беседа увяла. Но не прошло и получаса, как Саша преобразился, повеселел и уверенно пообещал «вырваться на родину, чего бы это ни стоило».
И не обманул! Через год он написал мне, что перевелся в Тамбов, и все у него хорошо. Звал в гости.
комментарии(0)