Казаки-разбойники: от Степана Разина до Емельяна Пугачева

Живописец Суриков изобразил Степана Разина как обыкновенного речного пирата. Василий Суриков. Стенька Разин. 1906. Государственный Русский музей

Казаки, как известно, были военным сословием. И в то же время сословием весьма своевольным, склонным к разбоям и бунтам. Так оно было до конца XVIII века, когда эту вольницу крепко прибрали к державным рукам.

Нынешняя порция анекдотов – как раз о казацкой вольности. С одной стороны, она наносила государству немалый ущерб. С другой – принесла важные геополитические выгоды: способствовала экспансии Московского государства на Юг и Восток. Походы Ермака как раз и стали символическим выражением такой экспансии.

СТЕПАН РАЗИН

О Разине анекдотов как таковых не существует, потому что сам жанр анекдота появляется позднее. Но другие фольклорные жанры отдают этой фигуре изрядную дань: былички, легенды, мифологические рассказы. Одна из таких историй собирает всех баснословных казаков-разбойников в этакую могучую кучку.

1. «У Ермака Тимофеича, набольшего изо всех станишников, было много удалых товарищей, верных помощников. Правою рукою у него был Стенька Разин, а за ним Ванька Каин, Иван Мазепа, Гришка Отрепьев… Стенька-то Разин учал делать дела неподобные: рубит головы немилостиво, коней в церкву ставит, над святынею ругается... Не захотел Ермак сносить от Стеньки этакие грубости и отказал ему. Видит Стенька, что дело плохо, и приходит к Ермаку, низко поклонился ему и проговорил:

«Многолетнего здравия, Ермак Тимофеевич! Расположись-ка на совет ко мне! Мы поделаем людей соломенных, порассадим их по лодочкам по дубовеньким, оденем их в платья черна соболя, первое-то лодочку пустим по Дунай-реке, а сами поедем по Иртыш-реке, у Теплых станков станем да подумаем, как бы нам поставить себе памятник».

Как поехали станишники по Иртьш-реке, собралось против них царское войско, хотят изловить Ермака; увидели, что по Дунай-реке едет лодочка дубовенькая, а в ней удалые казаки; стали царские люди считать соломенных людей – им счету нет. Тут на татар напал такой страх, что они и не видели, как подошел Ермак Тимофеич. Переловил их Ермак Тимофеич до пятисот человек, засадил в избу, поставил стражу к избе, а сам с Ванькою Каином поехал к царю Ивану Васильевичу».

2. «Товарищи Стеньки как узнали, что он семью соборами проклят, связали его и отправили в Москву. Стенька, едучи, сидит в железах да только посмеивается. Привезли его в Москву и посадили в тюрьму. Стенька дотронулся до кандалов разрыв-травою – кандалы спали; потом нашел уголек, нарисовал на стене лодку, и весла, и воду, сел в эту лодку и очутился на Волге».

3. «Возвращались русские матросы из тюркменского плена… Матросы говорили: «Как бежали мы из плена, так проходили по берегу Каспийского моря. Там над берегами стоят высокие, страшные горы... Вдруг позади нас кто-то отозвался: «Здравствуйте, русские люди!» Мы оглянулись: ан из щели, из горы, вылазит старик – седой, старый, древний – ажно мохом порос... «А слыхали, как проклинают Стеньку Разина?» – «Слыхали». – «Так знайте ж, я Стенька Разин... Суждено мне страшно мучиться. Два змея сосали меня – один змей со полуночи до полудня, другой со полудня до полуночи; сто лет прошло – один змей остался, прилетает в полночь и сосет меня за сердце… И вот, как видите, жив и выхожу из горы; только далеко нельзя мне идти: змей не пускает; а как пройдет сто лет, на Руси грехи умножатся, тогда я пойду опять по свету и стану бушевать пуще прежнего. Расскажите об этом на святой Руси!»

Последняя история восходит к мифу о Короле под горой. Правитель или полководец сотни лет дремлет в подземелье, в недрах горы вместе со своим воинством. Иногда его покой тревожит случайный путник; король пробуждается, расспрашивает, что в мире делается, и засыпает снова. Но когда стране будет грозить беда, он проснется и начнет воевать. Порой вместо короля героем мифа выступает знаменитый разбойник.

На Западе такие легенды рассказывали о короле Артуре, о Карле Великом, о Фридрихе Барбароссе. На Востоке – о библейском царе Соломоне или индийском воителе Парашураме (а китайский император Цинь Шихуан со своим глиняным воинством всерьез готовился к подобной загробной участи). В демократической Швейцарии такие истории слагали о Вильгельме Телле. В России – о Стеньке Разине, о полководце Суворове и о Ленине в его мавзолее.

ЕРМАК ТИМОФЕЕВИЧ

Настоящее имя этого героя неизвестно. Одни историки полагают, что Ермак – это вариант имени Ермолай или Еремей. Другие утверждают, что его звали Василий Тимофеевич Аленин, а Ермак – это кличка, от тюркского «жернов». Некоторые сетевые авторы и вовсе считают, что «Ермак» – это название ЧВК олигархов Строгановых, снаряженной за добычей в Сибирь.

Журнал «Вокруг света» недавно решил опровергнуть мифы о Ермаке. Но его разоблачительные версии все равно имеют анекдотический привкус. Мы приведем некоторые из них в кратком пересказе.

4. «Осенью 1582 года отряд Ермака отправился через Уральские горы в поход на Сибирское ханство. Казаки разгромили войско хана Кучума, заняли его столицу Кашлык (или Искер, близ нынешнего Тобольска) и обложили окрестные племена данью. А в Москву казаки отправили посольство с докладом Иоанну Грозному, что «царство Сибирское взяша».

На самом деле, пишут разоблачители, казаки не продвинулись дальше Иртыша, первой большой сибирской реки, а по итогам всей кампании победил Кучум. В августе 1585-го Ермак был убит в ночной стычке и утонул в реке. Его казаки едва унесли ноги за Урал. Но Москва посылала в Сибирское ханство отряд за отрядом, и орда Кучума вскоре пала. Хотя Москва приобрела только краешек Сибири – покорение ее растянулось на 300 лет.

5. «Ермак и его люди приняли послов персидского шаха, шедших по Волге, за купеческий караван, напали и взяли в плен. Потом отпустили, но царь приказал схватить виновных и повесить. И тогда Ермак с дружиною вздумали «бежать в Сибирь разбивать, обратя струги по Волге и по Каме вверх», как пишет Кунгурская летопись.

На самом деле нападение на персидское посольство случилось уже после смерти Ермака. Но его соратники Иван Кольцо, Никита Пан и Савва Болдыря незадолго до сибирской кампании участвовали в нападении на посольство Ногайской орды. Словом, дыма без огня не бывает.

6. «В награду за покорение Сибири Ермак получил две дорогие кольчуги, которые стали причиной его гибели… Царь послал атаману шубу со своего плеча и доспехи, отделанные золотом. Обе кольчуги были на Ермаке во время последней битвы. Когда он бросился в Иртыш, пытаясь доплыть до лодки, доспехи увлекли его на дно».

На самом деле, как пишет историк Руслан Скрынников, царь Иоанн Грозный «в соответствии с разрядной практикой» пожаловал казаков деньгами и сукном, а Ермака и атаманов наградил золотыми монетами. Так что «Ермак не получил ни панцирей, ни шубы с царского плеча».

В любом случае Ермак останется в нашем сознании покорителем Сибири, как Гагарин – покорителем космоса. Потому что мифы живут в веках и спокойно настаивают на своем. А история обитает в учебниках и часто путается в показаниях.

Мнится, где-то в загробном царстве на островке посреди большой реки сидят Ермак и Чапаев, глядят на лунную дорожку и беседуют вполголоса. «А что, Василий Иваныч, редкая птица долетит до середины Днепра?» – «Ага, особенно в двух кольчугах, и чтоб сентябрь был лютый, как в Сибири».

ЕМЕЛЬЯН ПУГАЧЕВ

Есть чудесная лубочная книжица «Анекдоты о бунтовщике и самозванце Емельке Пугачеве», изданная в Москве в 1809 году неизвестным автором. Уже в ту пору исторический анекдот стал потихоньку превращаться в фольклор полуграмотного мещанского сословия.

Пугачев здесь изображается благородным разбойником и светским авантюристом европейского масштаба. Он спасает невинных девиц. Ведет учтивые переговоры с губернаторами. Рассуждает о славе с курьезными историческими примерами. Под именем графа Занарди нанимается на службу к австрийскому императору и обольщает некую графиню и т.п. Книжица доступна в Сети, мы извлечем из нее лишь отдельные образцы.

7. «Пугачев, после смерти отца своего, воспитываемый дядею, вскоре оказал свою храбрость, на двенадцатом году от рождения, в одном из небольших сражений, которые часто происходят между Козацкими Ордами... Когда начальник неприятелей стремился поразить дядю Пугачева, сей последний, вынувши саблю, с отважностью бросился на неприятеля и поверг его мертвого на землю».

8. «Прошло шесть лет со вступления Пугачева в шайку разбойников… Его душа привыкла уже к пролитию крови, и неоднократно пренебрегал он слезы невинности и слабости...

Вдруг видит он двух из своей шайки разбойников, с насилием влекущих из деревни женщину, которая, казалось, испускала последний вздох. Сии злодеи положили побледневшую красавицу под дерево и спорили между собою, кому исторгнуть у нее первую благосклонность ее. Пугачев с первого взгляду узнает молодую девушку, которой он однажды уже спас жизнь и честь… Он с яростию бросается на сих двух своих товарищей; одним ударом повергает одного мертва на землю, а другого принудил спасаться бегством... Овладевши полем сражения, он посредством спирта возвращает чувство красавице, которая от испугу лежала в обмороке. Марфа (имя сей девушке), открывши глаза, узнает своего вторичного избавителя; слезы радости заступают место ужаса. Первое движение Марфы было то, чтоб броситься к ногам Пугачева и благодарить его за вторичное избавление. На сей-то Марфе спустя несколько времени женился Пугачев».

9. «Пугачев, служивши волентиром в Императорских Королевских войсках, после взятия Берлина Генералами: Чернышевым, Тотлебеном и Ласким, пришел в удивление от всего слышанного о втором из сих Генералов, решился приобрести его дружбу и достиг сего… Тотлебен, Пугачев и его друг Боаспре сидели вместе за столом. Первый, посмотревши собеседников, пивших за здравие нового императора Петра Третьяго, устремивши глаза свои на Пугачева, сказал ему: «Граф!» (так назвал себя Пугачев) «чем более я на вас смотрю, тем более подражаю сходствам вашим с Августейшим Монархом, которому я теперь служу».

Сии слова, произнесенные Тотлебеном, были зародышем Оренбургского бунта, когда Пугачев начал склонять свой слух к пагубному совету; Боаспре, которой приводя ему на память разговор с Тотлебеном, выдавал слова сего Генерала за глас оракула».

10. «Когда поймали Пугачева и скованного в железной клетке привезли в Москву, г-н Шешковский, начальствующий в Тайной Канцелярии, узнавши от соумышленников Пугачева, что он охотник до чесноку и луку, сказал ему: «Емельян! теперь тебе не остается уже более ничего, как ожидать смерти; ты начальник бунта и разбойник; ты дерзнул присвоить себе священное имя блаженной памяти императора Петра Третьяго, и для того, сострадая о твоем злополучии, я хочу угостить тебя». – «Правду ли ты говоришь?» – прервал слова его Пугачев. «Завтрашний день я докажу тебе на деле», – отвечал ему Шешковский и дал приказ изготовить обед. Когда ж сели за стол, то первое кушанье было подано – холодная солонина с чесноком. «А! я великой охотник до этого», – сказал Пугачев. «И я также», – говорил ему Шешковский. За сим следовали и прочие кушанья, равным образом приправленные.

По окончании стола Пугачев встал, и чтоб более изъявить свою признательность Шешковскому, открыл ему все то, что можно видеть в Манифесте императрицы Екатерины Вторыя и из Сентенции, сделанной на Пугачева в 1775 году, примолвив: «За твое угощение чувствительно благодарю и открою тебе то, чего бы не открыл и тогда, когда бы вся моя жизнь была истощена в пытках».

И самые злодеи, для которых нет ничего священного и которые, не страшась угрызений совести, чувствуют снисхождение к себе других, и чтоб изъявить им свою благодарность, делают то, чего бы никогда не сделали, хотя бы стоило им и самой жизни».