Владимир Добрин
Алжирские красавицы в традиционном платье. Фото Reuters
И вот пришел день, когда Рамадан в Алжире закончился. Народ повеселел, в том числе и те, кто не постился. Заработала столовая предприятия. Готовили в ней вкусно, разнообразно и недорого, но отдельные советские спецы продолжали обедать в цехах тем, что приносили из дома. Так было еще дешевле. К тому же в столовой не наливали и не позволяли наливать самим.
КУСКУС И КОФЕ
Меню было алжирско-европейское, из которого мне и Максиму больше всего понравился кускус. Здесь мы впервые в жизни услышали о нем – ну и, конечно, попробовали. Удивились, узнав, что основу его составляет пшеничная крупа.
Дело в том, что в институте нас регулярно потчевали пшенной кашей, вкус которой я не переносил с детства. А кускус с тушеными овощами и мясом восхитил нас. Особенно когда мы сподобились приготовить его дома и попробовать под красное вино.
До того момента мы, по темноте своей, полагали, что пшеничная крупа и пшено – одно и то же. Оказалось, что это не так – век живи, век учись. С тех пор я поглощаю это кушанье при каждой возможности и в больших объемах. И чрезвычайно рад, что кускус теперь продается в России.
После первого же обеда в столовой Шами, главный инженер предприятия и куратор советских военных специалистов, повел нас с Максимом в роскошную кофейню, располагавшуюся в соседнем зале. Интерьер ее был выполнен в восточном стиле. За красивыми резными столиками сидели алжирские офицеры и несколько человек в штатском весьма солидного вида.
Я и до этого знал, как пахнет настоящий кофе. Но атмосфера в зале была до того насыщена его ароматом, что им хотелось дышать и дышать. За барной стойкой стояли сверкающие стеклом и никелем автоматы, которые, жужжа, перемалывали кофе, быстро варили его и с шипением разливали по чашкам.
Даже дым дорогих сигарет, которые курил здесь каждый второй, не мог перебить запаха изысканного напитка. А уж его вкус с первым же глотком вливался в мозг, до предела заполнял его и навсегда оставался в памяти.
Подошедший к стойке алжирский лейтенант вежливо поздоровался, представился и спросил, нравится ли нам это заведение. Мы честно признались, что да.
– А раньше в этот бар пускали только офицеров НАТО, – торжествующе усмехнулся алжирец. – Как-то мой начальник, француз, послал меня сюда за сигаретами, а стоявший на входе сержант-здоровяк дал мне такого пинка под зад, что я неделю не мог сидеть. А теперь мы дали пинка и французам, и их друзьям!
ПРЕКРАСНАЯ БУДУР
До конца обеденного перерыва у нас с Максимом всегда оставалось время, чтобы пойти после кофейни на вертолетную стоянку. Там мы забирались в кабину Ми-4 и, почти невидимые снаружи, любовались возвращавшимися из столовой молодыми симпатичными алжирками, работавшими на предприятии телефонистками, чертежницами и секретаршами.
Все они были тонкие, стройные, модно одетые – кто в джинсы и облегающие блузки, кто в хорошо сшитый юбочный костюм. Одна из них, чертежница лет двадцати, была чрезвычайно красива, причем в любом из перечисленных выше одеяний. Ее звали Фатэма, но мы с Максимом прозвали ее царевной Будур и втайне друг от друга соперничали за ее внимание.
В рабочее время мы видели ее лишь на расстоянии, а вот после трудового дня был шанс посмотреть поближе. На выходе с завода персонал рассаживался по служебным автобусам и разъезжался по домам. Наш транспорт стоял дальше всех от ворот, но выпускали его первым. И, проезжая мимо автобуса, в котором сидела Фатэма, мы с Максимом напряженно высматривали ее в одном из окон.
А она всегда садилась с нужной стороны и смотрела на наш автобус, точнее, на нас с Максимом. Это объяснялось тем, что мы были здесь самыми молодыми, ее ровесниками, и постоянно пялили на нее глаза. Но поскольку мы с ним сидели рядом, невозможно было определить, на кого из нас она больше смотрит.
Иногда Фатэма приветливо улыбалась нам, и каждый из нас надеялся, что этот знак внимания был адресован именно ему. Сорокалетние спецы, сидевшие впереди и позади нас, всегда шутили по этому поводу. А один из них, майор, даже крякнул однажды от досады и, наклонившись к нам сзади, прохрипел:
– Ну, ребята! Девчонку совсем с ума свели! Извертелась вся! Вот-вот шею свернет! Кто-то из вас просто обязан оказать ей внимание. – Тут он спохватился, оглянулся и уже на полном серьезе прошипел: – Только не говорите, что я вам подсказал…
Это было объяснимо, поскольку в то время за подобные шалости и за подстрекательство к ним можно было схлопотать по-крупному и загубить свою карьеру на много лет, если не на всю жизнь.
ОПАСНЫЕ ИГРЫ
Но мы тогда, по юношескому недомыслию, еще многого не понимали. И рассуждали примерно так: «Ну, хорошо, за амурные дела с иностранкой могут и наказать. Но ведь просто познакомиться с девушкой, с которой работаешь на одном заводе, можно! В чем тут криминал?»
При этом в глубине души мы надеялись, что в случае ее расположения можно будет общаться с ней по-тихому, так, что никто ничего не узнает. То есть думали уже не головой, а совсем другой частью тела, в которой мозги отсутствуют. Максим, ерзая на пилотском сиденье и поедая Фатэму глазами, прокряхтел:
– Нет, я с ней все-таки законтачу… Я не я буду…
Но у меня были сомнения, что девушка пойдет на такое развитие событий. Судя по ее манере общения с местными мужчинами, она не казалась такой уж простой, открытой и доступной. К тому же в мусульманской стране другие правила поведения.
– Завтра же подойду к ней после обеда, – пообещал Максим. – А что в этом такого? – От нахлынувших эмоций он достал из кармана сигарету и закурил.
– Здесь нельзя курить, – предупредил я. – Видишь, двигатель открыт? А он, между прочим, на бензине работает. Чувствуешь, воняет?
Максим коротко ругнулся, приоткрыл форточку и щелчком пальца отправил зажженную сигарету подальше от вертолета. Но снаружи дул сильный ветер, и окурок, словно привязанный, тут же вернулся обратно и влетел прямо под открытый капот двигателя.
Я ужаснулся, представив, что сейчас всё полыхнет – но этого, к моему удивлению, случилось. Тем не менее я тут же крикнул: «Прыгаем!» – и, открыв дверцу, сиганул с двухметровой высоты на землю. Максим последовал моему примеру.
Двигатель почему-то не вспыхивал, и это радовало. Я осторожно приблизился к нему и заглянул под капот. Дымящийся окурок лежал на толстом газоотводном патрубке и покачивался под ветерком, грозя скатиться на лоснившиеся от топлива и масла детали.
Дотянуться до него рукой не представлялось возможным. Нехорошо ругаясь, я завертел головой в поисках подходящего предмета, которым можно извлечь окурок. Помог кусок толстой алюминиевой проволоки. Согнув его пополам и используя как длинный пинцет, я удалил источник опасности, после чего с облегчением и удовольствием накинулся на приятеля.
– Какой же ты дурак, прости господи! – неистовствовал я. – Представляешь, что могло случиться? Спалили бы вертолет и вылетели бы из института! Тут же! Гарантирую! Тебя в самолетном цехе не предупреждали, что около техники курить нельзя?
– Кто ж знал, что порыв ветра налетит?! – вяло оправдывался Максим. – Да, дурака свалял… Бывает…
КОНЕЦ НЕНАЧАТОГО РОМАНА
На следующий день он вновь свалял его. Дождавшись, когда царевна Будур выйдет из столовой и направится в сторону главного офиса, Максим, словно сыщик, последовал за ней. Догнав девушку, он негромко поздоровался по-французски. Фатэма повернулась, и ее очаровательное личико вдруг стало холодным и неприступным.
Сейчас в ее глазах не было и намека на ту игривую веселость, с которой она всегда общалась с подругами и смотрела на нас из автобуса. Опустив голову и не ответив на приветствие, девушка ускорила шаг, а Максим в изумлении остановился. Пораженный в самое сердце, он молча глядел ей вслед.
Это было непостижимо. Ошарашенный и раздавленный, он вернулся в цех, уселся за свой стол и тупо уставился в окно. В кабинет вошел молодой алжирский капрал по имени Крут и сел за стол напротив.
– Слушай, – обратился к нему Максим. – Что у вас означает, если девушка постоянно улыбается парню?
Всегда настороженный Крут внимательно посмотрел на переводчика и пожал плечами:
– Это означает, что он ей нравится.
– А тогда почему она вдруг становится суровой, когда этот парень хочет с ней заговорить?
– Потому что у нас молодые девушки не разговаривают с незнакомыми мужчинами, – с едкой назидательностью сообщил капрал. Он сразу понял, что произошло, и насмешливо добавил: – А если «парень» будет сильно настаивать, она даже может плюнуть ему в лицо.
Крут явно гордился своей соотечественницей, не оплошавшей перед натиском иностранца. Максим же подумал: «Вот это здорово! Почему же сразу плюнуть?» Он вспомнил, как одна девчонка, его ровесница, росшая без родителей в их доме, часто курила с мальчишками и могла плюнуть гораздо дальше, чем они. За что пользовалась у них большим уважением.
Глядя на расстроенную физиономию Максима, Крут смягчился:
– Она ни в коем случае не будет разговаривать с незнакомым мужчиной там, где ее знают. Вот если заговорить с ней в другом месте, где ее никто не знает, тогда она может ответить и познакомиться.
До конца рабочего дня Максим размышлял, где и как ему подкараулить прекрасную Будур без свидетелей. А уже вечером к нему подошел старший группы и спокойно, но категорично потребовал, чтобы он «оставил алжирку в покое». На этом его любовь закончилась.
ВЫХОД ЕСТЬ ВСЕГДА
Однако дефицит женского общества не давал нам покоя. Вспоминались мудрые слова Пушкина из письма другу: «На чужбине и старушка – божий дар».
Хорошо информируемый начальник дал понять, что «несанкционированные контакты с иностранцами» не останутся незамеченными и будут решительно пресекаться. Но тут же он предложил страдальцу другой вариант – причем сделал это очень умело.
В нашем городке действовала советская школа для детей наших спецов. И одна из преподавательниц, молодая незамужняя дама, попросила нашего шефа помочь с оформлением учебных классов. Полковник тут же порекомендовал ей Максима, и тот блестяще справился со всеми поставленными задачами.
То была мудрая политика руководства в отношении советских загранработников, долгое время находящихся за рубежом без «второй половины». Время тогда было не такое горячее, как сейчас, но тоже неспокойное. И тесное общение советских подданных с иностранцами порой заканчивалось переходом в стан геополитического противника.
Во время нашего пребывания в Алжире одна из советских переводчиц сбежала в Европу с французом, с которым до этого купалась на пляже. Поэтому молодых и незамужних советских дам селили по соседству с их начальником и его супругой. А то и в одной квартире с ними.
При этом советские начальники не препятствовали общению молодых подопечных с холостыми соотечественниками. Мало того, одиноким предоставлялась возможность найти себе подходящую пару. Для этого в городке работал советский клуб, где по вечерам показывали фильмы и устраивали танцы. Он вмещал не одну сотню желающих, и выбор там был.
Мало того, наш начальник сделал нам с Максимом еще один подарок для обустройства нашей личной жизни. Когда мы переезжали в более комфортабельные апартаменты, я хотел было вернуть шефу ключ от прежней квартиры, но он совершенно неожиданно ответил: «Пусть останется у вас».
Мы не сразу поняли, зачем он так поступил, но были ему чрезвычайно благодарны за это. А уж когда замысел шефа до нас дошел, восхищению нашему не было предела.
Даже банальный адюльтер среди работавших за рубежом соотечественников мог вызвать сильный резонанс. Возникавшие на этой почве шумные скандалы компрометировали «моральный облик советского человека» в глазах иностранцев. И начальство всеми силами боролось с «пятнами прошлого».
Но были и совсем курьезные случаи. Ушлая супруга нашего спеца охмурила алжирца, торговавшего мясом в лавке, и тот бесплатно носил ей товар на дом, когда ее муж вкалывал на работе. Во избежание кровавых разборок незадачливого специалиста и его расторопную жену тихо отправили на родину под предлогом сокращения. И все остались живы.
