Виктор Литовкин
Ракетный комплекс «Тополь-М». Фото Виталия Кузьмина
Говорят, в главном штабе Ракетных войск стратегического назначения история про ушлого журналиста, который разгласил в открытой печати координаты шахты, в которую был загружен первый «Тополь-М», ходит как легенда. То ли был такой газетчик, то ли не был.
Вынужден признаться – такой «ушлый журналист» был. Это я. А произошло это так.
В один из дней последнего десятилетия прошлого века меня, военного корреспондента тогдашних «Известий», пригласили в Главкомат РВСН.
– Виктор Николаевич, – сказал один из заместителей главкома, – мы собираемся ставить на боевое дежурство стратегическую ракету «Тополь-М». Надо рассказать о ней в вашей газете. Но подчеркнуть, что это не новая ракета, а модернизация старого «Тополя». Создавать новую запрещает договор СНВ-1.
Какой журналист откажется первым опубликовать материал о новой ракете?! Конечно, я согласился. Тем более что по распоряжению Главкома РВСН, тогда генерала армии Игоря Сергеева, мне предоставили всю возможную информацию об этой машине – ее вес, размеры, количество ступеней, тип топлива и т.д. Сегодня это общедоступные сведения, а тогда было практически сенсацией.
Я добросовестно и с вдохновением писал материал. Показал его главкому. Ему он понравился. Игорь Дмитриевич подписал текст, и я с ним отправился в редакцию. Но тогдашнее либеральное руководство газеты согласилось опубликовать только часть моей заметки. Она называлась довольно иронично: «Зато мы делает ракеты». Но тем не менее в материале удалось сохранить главное: информацию, что это модернизация старого «Тополя». Еще через пару месяцев мне сообщили, что первый «Тополь-М» будут ставить в шахту в Татищевской Таманской дивизии под Саратовом, где, кстати, проходил свою лейтенантскую службу после окончания института создатель «Тополя-М» генеральный конструктор Московского института теплотехники, ныне герой труда, лауреат Государственной премии и академик РАН Юрий Соломонов.
Появилась возможность восстановить сокращенный текст, а заодно добавить в него какие-то новые детали. За ними я отправился к создателям «Тополя-М». Там прочитали текст, одобренный главкомом РВСН, не внесли в него никаких правок и дали свое добро на опубликование. А в конце беседы я спросил у своих визави:
– Американцы знают, в какую шахту будут загружать «Тополь»?
– Конечно, – ответили мне. – Мы обязаны их об этом проинформировать по Договору СНВ-1.
– Но если они знают, то почему мы скрываем это от своих граждан? – удивился я. – А можно я опубликую координаты этой шахты?
– Почему нет, – пожали плечами конструкторы и сообщили мне широту и долготу загружаемой шахты.
Конечно же, я, как, думаю, и любой журналист, не смог удержаться от соблазна включить в текст своей заметки такую сенсационную подробность. И редакция не устояла перед моим напором. Подробности про первый загружаемый в шахту «Тополь-М» были опубликованы в «Известиях» практически полностью. Мне потом рассказывали коллеги, которые присутствовали на торжественном мероприятии загрузки ракеты в Татищеве, что военные из дивизии категорически отказывались рассказывать им о новой ракете. И какое же было у всех удивление, когда они о ней прочитали в газете, которую по пути в Татищево купил в киоске кто-то из репортеров.
На следующий день мне позвонили из главного штаба РВСН и спросили с укоризной:
– Виктор Николаевич, зачем вы указали координаты шахты?
– Так супостат о них знает, для него это не секрет, – ответил я.
– Для него нет, – согласились со мной. – Но для всех остальных это закрытая конфиденциальная информация.
Мне стало очень стыдно за свой нелепый поступок. И хотя никаких административных или иных взысканий я не получил, с тех пор я знаю, что кроме грифованных сведений, начинающихся с аббревиатуры ДСП – для служебного пользования, есть еще конфиденциальная информация для очень узкого круга, за пределы которого ее выносить не стоит. И еще я, у которого, несмотря на календарные 30 лет службы в армии, никогда не было допуска к секретным сведениям, знаю по своему более чем полувековому журналистскому опыту, что обвинить тебя в разглашении таких сведений могут не тогда, когда ты кого-то или чего-то хвалишь, а когда кого-то или чего-то критикуешь, задеваешь чьи-то амбиции или самолюбие.
И это притом, что ты, как нормальный здравомыслящий человек и как полковник в отставке, всегда стоишь на страже государственных интересов, не собираешься никому и никогда раскрывать какие-либо конфиденциальные сведения, если тебя предупредили, что они не для печати. Тем более какие-то настоящие секреты, которых, повторюсь, тебе никто не сообщал и сообщать не собирается. А ты сам ими не интересуешься. Всех своих собеседников, которые такими сведениями располагают, предупреждаешь открыто и честно, что ты – журналист и все, о чем мы говорим, может появиться в газете. К тому же, что после написания материала обязательно показываешь его тому, кто тебе предоставил тут или иную информацию. Не для того, чтобы снять с себя ответственность, а чтобы не допустить ошибок. Ибо ты не можешь быть специалистом во всех областях военного дела.
Приведу пример. Когда-то я завел в старых «Известиях» рубрику «Секреты русского оружия». По большому счету секретов как таковых там не было, но перестройка и гласность позволили рассказывать о том, о чем раньше говорить было не принято. О бесшумном стрелковом оружии, о системе С-300, как войсковой, так и объектовой, о правнуке «Катюши» с ласковым именем «Смерч», о вертолетах Ми-28 и Ка-50… Причем писал я о них, встречаясь с их генеральными конструкторами, о которых тоже никто в широких кругах ничего не знал. И упоминание одного из них тут же вызывало звонок от его конкурента, который приглашал меня к себе на беседу и рассказывал о своем детище – еще более продвинутом и эффективном. Генеральные конструкторы – тоже люди, не лишенные ревности и самолюбия.
Однажды меня пригласил к себе Анатолий Георгиевич Басистов, генеральный конструктор системы ПРО Москвы А-135. После продолжительной и потрясающе увлекательной беседы протянул мне сброшюрованный перевод статьи американского журналиста, боюсь ошибиться в имени, но, по-моему, Томаса Джервази, и сказал:
– Ссылаясь на эту статью пиши о нашей системе А-135. Здесь почти все правильно.
Я написал. Материал назывался «Сто противоракет защищают небо столицы».
Через каких-то полгода меня пригласил к себе один из заместителей министра обороны и сказал:
– Зачем вы расхваливаете систему, которую нужно закрывать.
И перечислил причину, по которым это нужно сделать. Напоминать о них я сейчас не буду. Но мнение этого генерала я изложил в своей очередной публикации. В тот же день мне позвонил Анатолий Георгиевич и с возмущением выговорил:
– Теперь я знаю, за что убивают журналистов! Как вы могли опорочить систему, над созданием которой трудились тысячи не самых глупых людей в стране, о которой с восхищением говорили такие выдающиеся личности, как Харитон, Устинов, Келдыш…
Я пытался объяснить, что изложил не свое мнение, а другого человека, который имеет право его высказать. Вне зависимости, правильное оно или нет. Но Басистов меня не слушал. А на следующий день прислал в редакцию письмо на имя главного, где написал, что ни одно слово в моей статье не соответствует истине, что никаких секретов в ней нет и что все, написанное мною, – нелепый бред.
Подписано письмо было всеми приличествующими моменту титулами – Герой Социалистического труда, лауреат Государственной премии, член-корреспондент АН СССР, генерал-лейтенант, генеральный конструктор системы ПРО А-135. Главный протянул мне это письмо:
– Возьми на память.
Через какое-то время у меня в кабинете раздался звонок:
– Виктор Николаевич, прошу вас прийти в Следственное управление ФСБ.
Был назван день и адрес. И когда я там появился, мне объявили, что я стал свидетелем по уголовному делу о разглашении государственной тайны в открытой печати – а именно в моей статье, название которой я приводить не буду. Письмо Анатолия Георгиевича Басистова, где было написано, что ни одного слова правды, никаких секретов в моей статье нет, на следователя впечатления не произвело:
– Это частное мнение частного человека, – сказал он мне. – А у нас есть заключение экспертов.
Не буду рассказывать о перипетиях того уголовного дела, тем более что делать это запрещает уголовно-процессуальный кодекс. Cкажу только, что мне никто не объяснил, кто написал на меня «телегу» в ФСБ, – уверен почему-то, что это был не Басистов, но не исключено, кто-то из его окружения. До сих пор не знаю, хотя прошло, наверное, лет двадцать, закрыли ли уголовное дело по моей тогдашней статье или нет. Хотя допрашивали меня по ней несколько раз, требуя назвать имя того генерала, который предоставил мне опубликованную информацию. Я отказался это сделать. Сослался на соответствующий на параграф закона о СМИ, который запрещает редакции и автору так поступать. Понятно почему. Стоит один раз назвать имя своего информатора, и с тобой, журналистом, больше никто разговаривать не будет. Можешь переквалифицироваться в управдомы.
История с «разглашением секретных сведений о системе ПРО Москвы или о координатах первой шахты «Тополя-М» в моей журналистской биографии не одна. Хочу повторить: ни разу никто меня не упрекал за хвалебную информацию о том или ином оружии и очень часто, хотя и не без уголовных дел, ругали и грозили всяческими карами за малейшую критику, которая, как ни верти, задевала самолюбие и амбиции очень талантливых и уверенных в себе конструкторов и членов их команд.
Их можно понять. Люди жизнь положили на создание боевой системы, защищающей национальные интересы родной страны. Они считают ее лучшей в мире, хотят, чтобы она была принята на вооружение со всеми вытекающими отсюда перспективами, а тут какой-то писака со слов каких-то завистливых и ревнивых конкурентов обнажает уязвимые места, а точнее недостатки их родной конструкции. Выдержать такое, смириться с этим не у всех хватает мудрости и здравого смысла. Одна эпопея с созданием «Булавы», если помнят коллеги, чего стоит.
И когда я слышу или читаю, что какой-то журналист по тем или иным признакам разгласил какую-то тайну, всегда пытаюсь понять, а «был ли мальчик»? Может быть, не стоит назначать виновным журналиста, при всех тех известных издержках, которые присущи этой профессии, а нужно все-таки искать источники неприятной и ненужной информации. То тонкое место в защите государственных тайн и военных секретов, где рвется. И тех, кто использует журналистов в своих, не исключено, корыстных целях. Наверняка у них есть и допуски, и обязательства не разглашать и не торговать своей совестью…
А журналиста, как и художника, обидеть может каждый.
комментарии(0)