Валерий Смирнов В годы Великой Отечественной войны, когда два тоталитарных режима столкнулись в смертельной схватке, Русская Православная Церковь оказалась разделенной линией фронта на две части. Ее существование в СССР целиком определялось волей высшего партийного руководства и Народного комиссариата внутренних дел (НКВД), а с другой стороны фронта – политикой Третьего рейха в отношении «восточных территорий», оккупационными властями и спецслужбами нацистской Германии (СД и гестапо).
Каждая из противоборствующих сторон стремилась использовать Церковь в своих целях, прежде всего в целях пропаганды своей идеологии. Каждая стремилась продемонстрировать населению свою приверженность защите интересов Православной Церкви, но подходила к этому вопросу сугубо прагматически.
Как советские, так и германские спецслужбы искали среди священнослужителей тех, кто согласился бы с ними сотрудничать и помогать в сборе разведывательной информации и поддержке режима.
Об одной операции советской разведки в годы войны, в которой участвовали как кадровые разведчики, так и священнослужители, «НГР» рассказали в статье Валерия Смирнова «Операция «Послушники» (см.№ 8 от 18.05.05). Сегодня мы предлагаем вниманию читателей беседу с одним из участников этой операции, полковником внешней разведки в отставке Иваном Ивановичем Михеевым.
– Иван Иванович, давайте для начала введем наших читателей в курс дела. Летом 1941 года внешняя разведка НКВД принимает решение подготовить разведывательно-диверсионную группу и под церковным прикрытием отправить ее в немецкий тыл. Операцией руководили Павел Судоплатов и Зоя Рыбкина. В состав группы, кроме кадровых разведчиков, вошел и епископ Василий (Ратмиров), направленный Местоблюстителем патриаршего престола, Митрополитом Сергием (Страгородским) в Калинин. Здесь ему предстояло осуществлять свои пастырские обязанности в период немецкой оккупации, а два разведчика должны были состоять при нем в качестве помощника и личного секретаря.
Группа прибыла в Калинин 18 августа, где епископ Василий был радушно встречен верующими и приступил к регулярному совершению богослужений. Вскоре радистка, входившая в группу разведчиков, уже могла передать в Центр, что они готовы к выполнению задания. 14 октября советские войска отошли на левый берег Волги, а в город вошли части вермахта.
Иван Иванович, а какое, собственно, задание получили вы, когда вас направляли в немецкий тыл?
– Основное задание, которое было поставлено перед нами руководством, – это акция возмездия, уничтожение высокопоставленных нацистских руководителей, если кто-то из них окажется в Калинине. Кроме того, в нашу задачу входил сбор разведданных, выяснение настроений среди оккупированного населения, выявление агентов нацистских спецслужб и военной разведки, пособников врага. Но самое главное – это осуществление акта возмездия в отношении нацистских руководителей.
– Судя по тому, что вы остались живы, уничтожить кого-то из нацистских бонз вашей группе не удалось. Ведь это было бы равнозначно самоубийству... Тем не менее как осуществлялась ваша работа в немецком тылу?
– Пока фронт проходил по восточной окраине города и обстрел Калинина нашими войсками не прекращался, ожидать появления здесь кого-либо из высокопоставленных гитлеровцев, из-за которых нас сюда направили, не приходилось. Это стало ясно и благодаря нашим контактам с бургомистром и другими чиновниками немецкой администрации города. При этом мы вели наблюдение за обстановкой в городе, за ее мельчайшими изменениями, например усилением репрессий, появлением усиленных нарядов полевой полиции, передвижением войск на железнодорожном узле и т.д. Наше оружие находилось в тайнике, и в случае необходимости его было легко извлечь оттуда.
Между тем службы в Вознесенском соборе на Советской улице продолжались, общение с верующими давало возможность пополнять сведения о поведении немцев в городе, о настроениях населения, о подозрительных контактах немцев с горожанами. Всякая информация могла пригодиться. Но мы ходили по лезвию ножа: шаткой выглядела легенда епископа Василия. Стоило гестапо направить шифровку в Берлин с просьбой проверить в эмигрантских православных кругах, известен ли им этот епископ, все кончилось бы крахом. Его рассказы о годах, проведенных в ссылке в Кеми (на Белом море), тоже легко было проверить. А реальность была такова: до 1939 года владыка Василий был митрополитом Обновленческой Церкви, о чем скрыл, когда немцы потребовали от него автобиографию. Однако судьба была милостива к нам. Легенда выдержала экзамен.
– Однако эта легенда была хороша для уже немолодого епископа Василия, которому в то время было больше пятидесяти. Но ведь вы были молодым человеком призывного возраста, всякому стороннему наблюдателю это могло показаться странным и подозрительным┘
– Именно поэтому, чтобы не вызвать различных кривотолков и не насторожить гестапо, мне пришлось во время богослужения инсценировать эпилептический припадок. Знали бы люди, чего мне это стоило. Кто-то принес ведро воды и вылил на меня. Среди прихожан оказалась женщина-врач, служившая секретарем у бургомистра, она прощупала пульс. Он оказался очень учащенным. Я так настроил себя, что и докторша поверила. С тех пор все наши прихожане знали, что я больной и в свое время был освобожден от армии.
Но больше всего мы боялись за нашу радистку Марту, так как она жила далеко от нас, а немцы гонялись за молодыми девушками: одних использовали в публичных домах, других угоняли на работы в Германию. Ей приходилось маскироваться под старуху, наведя на лице соответствующий грим и изменив внешность. Мы радовались, видя ее в храме, где она регулярно появлялась во время богослужений. Кстати сказать, в тот момент мы лишились рации. Во время артобстрела в дом, где она была спрятана, попал снаряд. И нам ничего не оставалось, как ждать связника с новой рацией.
– Вам приходилось выдавать себя за противников советской власти, пострадавших от нее, а епископу – поддерживать непосредственный контакт с военной и гражданской администрацией оккупированного немцами города. Как это происходило?
– В середине ноября 1941 года я сопровождал епископа к бургомистру Ясинскому. Владыка намерен был просить у него снабжения хлебом, а также свечами и лампадным маслом. На одном брошенном и бездействующем предприятии, по словам верующих, лежало много стеарина┘ Городской глава быстро решил этот вопрос, но, со своей стороны, изложил просьбу немецких военных властей. В ближайшее время необходимо было построить перед входом в собор временную деревянную звонницу, развесить колокола и найти звонаря, который бы мог организовать колокольный звон на профессиональном уровне, а немецкие военные специалисты записали бы это на аппаратуру. Епископ дал согласие, и через несколько дней звонница была готова, колокола развешены, звонарь также нашелся┘
И вот однажды утром, подойдя к собору, мы увидели две штабные машины марки BMW и небольшой автобус с аппаратурой, который стоял рядом с наспех построенной из бревен звонницей.
Неподалеку от автобуса стоял наш епископ. К нему подошел офицер в эсэсовской форме и на ломаном русском языке сказал: «Тепер готов, потом вы будейт слушат!» Неподалеку стояли полковой священник с двумя офицерами, к ним подошел настоятель собора, отец Иоанн. Капеллан стал пространно объяснять ему, что они должны записать колокольный звон и срочно отправить запись в Берлин, а когда немецкие войска войдут в Москву, то по радио будет звучать репортаж о том, что жители столицы с колокольным звоном встречают своих освободителей от безбожного коммунистического ига┘ В это время раздалась команда: «Молчайт!» Стоявший у раскрытой двери автобуса офицер дал сигнал, зазвонили колокола, запись началась. После этого владыка и настоятель собора были приглашены в автобус для прослушивания. Вскоре автобус и машины уехали, а колокола сняли, так как звон был запрещен немецким командованием под предлогом близости фронта.
Через некоторое время в соборе началась служба, на которой помимо верующих присутствовали представители немецкого командования и бургомистр┘ По окончании службы, когда владыка в сопровождении иподьяконов направился к выходу из храма, к нему подошел мужчина средних лет в немецкой полевой форме и на чистейшем русском языке испросил у владыки благословение и поцеловал его руку. Владыка сделал удивленное лицо и спросил, не русский ли он? Тот ответил, что действительно русский, служит в немецкой армии, что он дворянин, эмигрировал из России еще во время Гражданской войны, ненавидит большевиков и очень надеется в скором времени встретиться с владыкой в иной, более благоприятной обстановке, когда война закончится. Для нас такой источник информации был очень полезен, и мы постарались закрепить этот контакт.
– Судя по всему, он оказался офицером Абвера – немецкой военной разведки? А что же гестапо? Оно приглядывало за вами? Скорее всего среди вашего окружения были его агенты или те, кого тайная полиция пыталась завербовать?
– Вы совершенно правы. Многие гражданские сотрудники немецкой администрации города, из числа советских граждан, оказались агентами политической полиции. Более того, епископ Василий сам оказался объектом вербовки со стороны гестапо. На случай оставления Калинина германская разведка планировала оставить его в качестве резидента в советском тылу.
Вскоре после праздника Введения во храм Богородицы я опять сопровождал епископа Василия к бургомистру, который пригласил владыку для беседы. Как всегда, в приемной Ясинского нас встретила его секретарь Елена Рудольфовна Линдэ и провела в кабинет бургомистра.
В беседе с епископом Ясинский поблагодарил его за службы в соборе, которые поднимают дух горожан и дают надежду на благополучную жизнь после войны. Он говорил о важности публичных молитв, о победе германского оружия, рассказал об обстановке на фронте, делился планами по восстановлению городского хозяйства.
Я в это время сидел в приемной, где госпожа Линдэ, сидя за своим рабочим столом, копалась в бумагах. Ничем внешне не примечательная женщина, она имела колоссальное влияние на бургомистра, бывшего полковника царской армии. Как местная жительница и православная, она регулярно посещала богослужения в соборе еще до немецкой оккупации и имела обширную информацию о епископе и его окружении. Именно она рекомендовала немцам привлечь владыку Василия к сотрудничеству, считая его несомненным врагом советской власти, который от нее сильно пострадал и теперь готов верой и правдой служить нацистскому режиму. В совершенстве владея немецким языком, она при этом ничем не отличалась от наших калининских провинциалок. Немецкая разведка давно внедрила ее в Калинин, но об этом мы узнали, только когда оказались под немцами.
Когда епископ вышел из кабинета бургомистра, Линдэ отвела его в сторону и о чем-то тихо стала говорить. В ответ епископ только кивал головой в знак согласия. По дороге домой епископ рассказал, что, по словам Линдэ, с ним хочет познакомиться один высокопоставленный немецкий господин.
На следующий день состоялось знакомство епископа Василия с господином Крюгге. Он оказался шефом калининского гестапо в звании оберштурмбаннфюрера СС. Причина знакомства достаточно проста и понятна: гестапо понадобился осведомитель для выявления подпольщиков и партизан. Расчет был прост: как полагали немцы, епископ сможет влиять на верующих в выгодном для оккупантов духе.
– Вот здесь-то, наверное, и начинается настоящая оперативная игра, когда вашей разведгруппе удалось через епископа Василия войти в непосредственный контакт с местным гестапо. Пришлось ли ему стать двойным агентом, удалось ли гестаповцам его завербовать?
– Нет, этого не случилось. Наступление Советской армии сбило все планы немцев, в том числе и гестапо. В середине декабря немцы стали стремительно отступать и вынуждены были оставить Калинин. Мы пытались выполнить указание Центра и эвакуироваться вместе с отступающими немецкими частями. Но это нам не удалось. В городе царила паника. Бургомистр в транспорте нам отказал. Епископ был нездоров и не смог бы одолеть многокилометровый путь пешком. Нам ничего не оставалось, как дожидаться прихода наших.
Рано утром, 15 декабря, мы обнаружили, что немцев в городе нет, а вскоре на улицах появились красноармейцы... Тем не менее наше положение оставалось достаточно сложным. Как сообщить Центру о себе и при этом сохранить полную конспирацию? Не пойдешь же по городу спрашивать, где находится Управление НКВД, да и дежурного по управлению не попросишь доложить о нас начальнику. Тем более о нашем задании знали всего несколько человек.
Тем временем я заметил, что, когда я появляюсь на улице, от меня шарахаются люди, знавшие меня как секретаря епископа, очевидно боясь скомпрометировать себя связью с пособником оккупантов. Однако помог случай. На второй день после освобождения Калинина, когда епископ Василий решил выйти на улицу, он был задержан постовым милиционером и препровожден в Управление НКВД. Здесь милиционер доложил дежурному, что задержал этого человека по наводке местного жителя как предателя.
Дежурный немедленно доложил заместителю начальника, а тот приказал привести задержанного в его кабинет. Вот так Центр и узнал, что все члены нашей группы живы. После этого нам предложили оставаться на месте и ждать дальнейших указаний через связника. Центр считал, что мы должны остаться в Калинине на случай, если придется снова сдавать город немцам, и сохранять свое конспиративное положение под церковным прикрытием, помогая раскрывать немецких агентов, оставленных в городе.
– Значит, на этом работа вашей разведгруппы была завершена. Куда вас дальше забросила судьба, ведь война была еще в самом начале?
– Пробыв месяц в Москве, куда нас с радисткой вызвали для отчета, мы вернулись в Калинин. Все заботы по церковному прикрытию группы легли на меня, в том числе и по восстановлению разрушенного храма. В это время шли тяжелые бои под Ржевом. Наше руководство не исключало, что немцы, сосредоточив свои силы, могут прорвать наш фронт и снова захватить Калинин. К тому времени наша миссия еще не была закончена. Так продолжалось до 1943 года. После битвы под Сталинградом стало окончательно ясно, что в Калинин немцы уже никогда больше не придут.
Осенью 1943 года был освобожден Смоленск, и епископ Василий, уже возведенный в сан архиепископа, был назначен Священным Синодом и Патриархом Сергием управляющим епископом этого древнего города. Потом последовало назначение в Минск и временное управление епархиями Русской Церкви в Прибалтике. Одним словом, мы с владыкой двигались вслед за наступающей Красной армией. После Калинина радистку отозвали, и мы с архиепископом остались вдвоем до конца войны.
– Какие же указания к действию вы имели от Центра на этот раз?
– Основная задача – выявление оставленной немецкими спецслужбами агентуры.
– Неужели немцы оставили своих агентов именно в церковной среде?
– Нашу контрразведку интересовала школа по подготовке духовенства, которую немецкие оккупационные власти организовали в Смоленске. Нам было известно, что к делу ее организации приложила руку военная разведка немцев – Абвер. Нам предстояло выяснить состав выпускников этой школы, перед приходом Красной армии выбывших в неизвестном направлении. Часть из них удалось обнаружить в нашем тылу, дело это было нелегкое, поскольку немцы не оставили нам своих архивов, поэтому сведения об этих лицах пришлось собирать по крупицам.
– Итак, до конца войны вы были секретарем архиепископа Минского Василия (Ратмирова), а как складывались ваши судьбы в дальнейшем?
– В конце войны меня отозвали в Москву. Мне предстояло выполнить новое задание и готовиться к зарубежной командировке. С владыкой Василием мы несколько раз встречались под Москвой, в Кунцево, где у него была дача. В 50-е годы он ушел на покой. Русская Церковь достойно оценила его вклад в дело победы над нацистской Германией, он был возведен в сан архиепископа, получил церковные награды.
К сожалению, владыка Василий достаточно рано ушел из жизни, в 60-е годы жизнь его оборвалась. Сказались старые болезни и переживания. К сожалению, сегодня о нем знают очень мало людей. Грустно, что Церковь, ее духовенство и иерархи также забыли о своем предшественнике, который не словом, а делом доказал свой патриотизм и верность Родине в годы войны. Мне же он запомнился как человек исключительного благородства и верности своем долгу.
