Многоженство – это не две жены по разным углам комнаты

Женщин много, а мужчин мало, и все хотят счастья, говорят сторонники «большой семьи». Фото РИА Новости

Каждый раз, когда на горизонте общественных дискуссий вдруг вырастает тема многоженства, мы думаем, что это происходит из-за остроты проблемы. Мол, зашкаливает количество полигамных браков на километр конкретной республики, и теперь мусульмане желают поскорее получить право на полноценный гарем за счет добропорядочных налогоплательщиков. Но это не так.

Исламская модель общества в России нуждается в систематическом, последовательном пиаре, и актуализация время от времени вопросов полигамии (здесь и далее под полигамией будет пониматься полигиния, многоженство) отлично служит этой цели. С одной стороны, это своего рода «тест на толерантность» россиян. С другой – попытка «культурного наступления» ислама на ряд актуальных для российского большинства ценностей.

Заявления о возможности легализации многоженства пока выполняют лишь функцию поддержания градуса беседы, и не более того. В самом деле, возможно ли всерьез поднимать этот вопрос в стране, где большая часть населения не имеет никакого представления об институте полигамии? Ведь узаконенное шариатом многоженство – это не просто две жены по разным углам комнаты. Это учреждение контроля над выполнением всех необходимых условий и обязательств, защита прав и установление гарантий для каждой из сторон.

Полигамия же в том виде, в каком она существует сегодня в ряде республик, имеет характер местной традиции, народного обряда, но никак не регламентированной процедуры, что вполне обусловлено исторически, объяснимо особенностями менталитета и диктуется общественным укладом. К тому же рост числа полигамных браков на Кавказе, отраженный социологами в их немногочисленных исследованиях, – это не столько результат активной исламизации населения, ведь сам ислам не предполагает обязательности такой формы брака, сколько слегка «отягощенная» признаками традиционности модная тенденция.

Следует учесть, что регистрация в органах загса на Кавказе не имеет сакрального значения. Здесь преобладает гражданский брак, как его принято называть в светском обществе. Достаточно пригласить имама домой – и новая семья создана. Для рожденных в этом браке детей современным законом предусмотрена довольно простая (при взаимном согласии родителей) процедура установления отцовства, а имущественные отношения при желании регулируются дополнительными гражданско-правовыми договорами. Все это однозначно свидетельствует об отсутствии острой потребности в государственном регулировании не только полигамных, но и моногамных брачных отношений.

Когда речь идет о добровольном вступлении женщины в полигамный брак, о соблюдении определенных шариатом условий и общественном поощрении и принятии такой формы брака, то у многоженства в целом – вполне приятные «бонусы»: улучшение демографической ситуации, материальная поддержка и психологическая защищенность большего числа женщин, а в ряде случаев и укрепление авторитета мужчины в социуме.

Но на практике добровольность не всегда осознанна и полноценна, особенно когда невеста слишком молода. Мужья часто не так уж ревностно выполняют предписания относительно материального обеспечения каждой из своих семей. «Параллельные» жены не всегда в восторге от существования друг друга, особенно если существовать им приходится на одной территории, и их внутреннее и внешнее психологическое напряжение с годами может только нарастать.

На практике существуют и так называемые тайные браки с «транзитными» женихами, оставившими законную супругу на родине. От них рождаются такие же «тайные» дети, и распад этой семьи – наиболее частый и закономерный исход подобных отношений – не влечет за собой для мужчины абсолютно никаких последствий.

Женщины в ряде республик бывают никак не осведомлены о своих правах и подвержены психологическому давлению со стороны будущего мужа или его родственников. Они лишены поддержки со стороны общества, поскольку негласные установки ставят их в зависимое положение, а выход за пределы своего социума травмирует и лишает условной «неприкосновенности».

И в этом смысле, конечно же, легализация института многоженства позволила бы разрешить кое-какие проблемы. Например, обязать мужчину к выполнению необходимых требований: постоянного и достаточного для всех семей дохода, равномерного распределения средств на все семьи, очередности в посещении своих жен и т.д. Или гарантировать женам при разводе право на часть совместно нажитого в таком браке имущества.

Но правда в том, что добросовестные многоженцы и без требований законодательства действуют в соответствии с шариатом, который гарантирует женщине защиту и обеспечение. А недобросовестные, как известно, всегда придумают, как обойти закон.

Когда официальные лица говорят о легализации многоженства, они не предлагают готовой модели внедрения института полигамии в действующее российское законодательство, вероятно, намекая на уже разработанные в шариатском праве положения. Но все понимают, что невозможно просто взять часть шариатского права и «перенести» ее на другую плоскость, сохранив правовое пространство вокруг абсолютно нетронутым.

К тому же как-то нелогично будет, признав право мусульман на полигамию, оставить без внимания такие вызовы, как хиджабы в учебных заведениях и мечети в крупных городах. Интуитивно всякий обыватель это осознает, а потому если и выступает против многоженства, то недоволен он не наличием нескольких жен у соседа, а потенциальным вторжением ислама во все другие области и сферы общественной жизни.

Обществу придется долго и тщательно отвечать на ряд других, неожиданных, сложных и подчас риторических вопросов – не только правовых, но и этических, нравственных, общечеловеческих.

Следует определиться, разрешить ли многоженство только для мусульман и как это согласуется с конституционным правом граждан РФ на равенство вне зависимости от религиозной принадлежности (не говоря уже о равенстве полов). Если под легализацией понимать регулирование мусульманских полигамных браков государством, какие компетентные специалисты от государства будут заниматься этим вопросом и какой орган будет уполномочен готовить этих специалистов? Должно ли государство повысить компетенцию имамов в мечетях или имамы в мечетях должны способствовать повышению компетенции государственных органов? На кого, в конце концов, ляжет вся тяжесть финансирования этих просветительских усилий?

Если же следовать модели, когда регулирование вопросов брака, развода, деторождения и наследства отдается на откуп религиозным организациям, то придется признать и необходимость создания шариатских судов, для полноценного функционирования которых нужны подготовленные кадры и уже сформированное экспертное сообщество, налаженное делопроизводство и финансирование, библиотека утвержденных источников и доступность всех перечисленных ресурсов в каждом регионе. А главное – единство мусульманского сообщества в вопросах авторитетности соответствующих мнений.

Возможно, для Чечни и Ингушетии действительно актуально такое общественно-юридическое регулирование: процент полигамных браков здесь значительно выше, кадры активно «выращиваются», разногласий между мусульманскими деятелями почти нет. Но для Карачаево-Черкесии, Адыгеи или Кабардино-Балкарии многоженство не так актуально. В Дагестане, при высоких показателях «полигамности», слишком ощутима напряженность между лидерами мнений. А в Татарстане, где полигамные браки официально считаются исключением, взят курс на «мазхабную монополию».

И выходит, что модифицировать семейный кодекс, а вместе с ним наследственное, имущественное и другое право «в угоду» мусульманам, возможно, приятный шаг в отношении межрелигиозного климата в стране. Но для того чтобы «подстроиться» под нужды и чаяния каждой отдельно взятой республики, а внутри республики – под каждую религиозную традицию и каждую национальную общность, потребуется обсудить, внести, принять и издать миллионами брошюр тысячи законов и актов, заседая в сотнях залов и выпивая неисчислимые литры бюджетной минеральной воды. То есть задействовать ресурсы, пригодные и уместные в решении по-настоящему актуальных гуманитарных задач.