Почему не состоялся русский «протестантизм»

Духоборы проявили себя как трудолюбивые землепашцы и на родине, и в канадской эмиграции. Открытка из архива Университета Саймона Фрейзера

В середине XVIII века в России сложилось новое религиозно-общественное течение – духоборство. То был ответ на «слабости» господствующего исповедания: церковное крепостное право, неприглядную жизнь духовенства, вообще на явное несоответствие реалий церкви провозглашенным ею же идеалам. Отрицая религиозные таинства, обряды, духовенство, иконы, почитание святых и т.д., духоборы выступили сторонниками «не буквы, а духа». Многое значила для них и приверженность мечте о социальном равенстве.

К концу XVIII века движение распространилось в 14 российских губерниях. Но духоборы оказались лишними в империи. Если при Екатерине II и Павле I их гнали на сибирскую каторгу, то при Александре I подход сменился на более цивилизованный. Главной мерой становится переселение в Таврическую губернию, на реку Молочные Воды. Оно началось в 1802 году. При этом переселенцев наделяли хорошими участками земли, предоставляя пятилетние льготы по уплате податей. Но никому из них не позволяли жить рядом с православными подданными, опасаясь обращений в «сектанты».

В феврале 1812 года новгородский генерал-губернатор докладывал в столицу, что «в разных деревнях между ямщиками возникла секта духоборов» (РГИА. Ф. 1409. Оп. 1. Д. 634. Л. 5). Вот как описываются убеждения одного из таких «сектантов»: «Не признает себя обязанным исполнению гражданских должностей, не почитает ни церковь, ни обряды и не признает над собой никакой власти, даже самой верховной» (там же. Л. 5 об.). Генерал-губернатор предложил установить над духоборами надзор полиции, «не нарушая… правила терпимости… дабы противными мерами не раздражать» (там же. Л. 6).

Со временем проблему духоборства поручили курировать Комитету министров. Принятые меры отражены в документах комитета. В 1820 году 14-летнего сына одного из духоборов «причислили в военно-сиротское отделение», поскольку остался в «секте», хотя и объявил о переходе в православие. Взрослого члена общины за тот же «проступок» сдали в рекруты (РГИА. Ф. 1409. Оп. 1. Д. 3994. Л. 1, 1 об.).

Церковники тоже били тревогу. Епископ Амвросий (Серебренников) очернил духоборов как «борцов против Духа Святого». В 1823 году их демонизировал архимандрит Платон, инспектор Московской духовной академии: это «ужаснейшая ересь, которой… наше Отечество еще не ждало» (Платон Аркадию /Федорову/, 24 февраля 1823 г. // РГИА. Ф. 796. Оп. 205. Д. 912).

Синодальный чиновник Василий Скворцов свидетельствовал, что уже на первых порах духоборы испытали притеснения со стороны и государственной церкви, и местной администрации (РГИА. Ф. 1574. Оп. 2. Д. 74. Л. 33 об.) В декабре 1824 года митрополит Серафим (Глаголевский) внушал Александру I: «Я с крайней горестью и удивлением заметил, до какой степени распространяется даже между простым народом, не говорю неуважение, но явное противление святой Церкви…» Для вящей убедительности иерарх обозначил и будто бы существующую опасность для государства – угрозу для «намерений» монарха (РГИА. Ф. 1409. Оп. 1. Д. 4305. Л. 3). Так же поступил и Скворцов: заявил, что духоборство представляет собой «секту более политическую, чем религиозную, и потому крайне вредно не столько в церковном, сколько в государственном отношении» (РГИА. Ф. 1574. Оп. 2. Д. 74. Л. 3). Духоборческую организацию он назвал государством в государстве, обвинив последователей учения в «противогосударственных вожделениях» (там же. Л. 4). То был испытанный прием – объявить соперника врагом империи, которая неумолимо расправлялась с несогласными.

В августе 1825 года, при жизни Александра I, синодальный обер-прокурор Петр Мещерский обратился к «первоприсутствующему» в Святейшем синоде митрополиту Серафиму (Глаголевскому) с предложением рассмотреть вопрос о даровании донским духоборам права «отправлять свое вероисповедание», причем без ограничений (РГИА. Ф. 815. Оп. 16. Д. 911. Л. 1). Ответ последовал 23 декабря того же года, уже после смерти Александра I. Понимая, что наступают новые времена, митрополит предложил: поскольку «сия секта вреднее и опаснее для Церкви и Отечества, нежели жидовская, то с приверженцами ее поступать по крайней мере, как положено поступать с последователями сей последней секты», а именно: «начальников секты… отсылать в отдаленные места в казенные работы» (там же. .Л. 5).

И действительно, в 1830 году, при Николае I, начались новые гонения на духоборов. В 1837 году их переселили в Закавказье, расселили отдельными семьями по разным захолустным деревушкам. Ни земли, ни жилищ, ни продовольственной помощи на этот раз они не получили.

Но почему же духоборы так раздражали церковников? Ответ проясняется в рапорте, который подал в Синод епископ Пензенский Гаий (Токаов). В документе говорится о массовом переходе православных к духоборам, у которых были свои порядки: «Рожденным… даются имена, и тела умерших погребаются ими самими, а не священниками. Рожденный крестится ими же Духом или словом Господним. Брачатся сами собою по взаимной любви…» (РГИА. Ф. 796. Оп. 205. Д. 153. Л. 1 об.) Таким образом, духовенство оказывалось невостребованным, церкви угрожала потеря колоссальных доходов.

1880–1890-е годы стали для духоборов временем больших перемен. Общинный строй и коллективный труд выдвигаются ими на передний план. Появляются крестьянские хозяйства, швальни, кузницы, прочие мастерские на артельных началах. Основополагающие экономические принципы проповедует лидер духоборов Петр Веригин: «Воздержание от накопления богатств, общность имущества…» Общинная жизнь характеризовалась строгой дисциплиной. Деление на бедных и богатых объявляется неприемлемым. Использование прислуги возбраняется. Провозглашается равенство и в труде, и в использовании его плодов. При этом лидеры духоборов утверждали, что полностью все «уравняется» лишь в день Страшного суда. Важным экономическим институтом служит общественная касса.

Проповедуется и вводится высокая мораль. Воровство расценивается как немыслимый проступок. Есть весьма любопытные факты. Приезжая в Боржоми, императрица Мария Александровна поручала доставку своих вещей до места назначения именно духоборам, не доверяя местным жителям – горцам и русским переселенцам (Исторический вестник. 1900. Апрель. С. 148). Отказ от спиртного, курения табака, всяческий роскоши находит у духоборов все новых приверженцев. Среди духоборов распространилась грамотность. Вот как описывал их Лев Толстой: «Имеют внешность обыкновенных образованных людей… одеты в европейские платья, сюртуки, пальто, бреют бороды, оставляя усы, очень по внешности опрятны и необыкновенно кротко вежливы и несколько торжественны в приемах… Они – самые религиозные, нравственные… и очень сильные люди… Духоборы – лучшие землепашцы России».

В одном из мест своего проживания духоборы сожгли собственное оружие, причем под пение псалмов. От военной службы отказались. Они объявили, что сделали шаг к «царству мира и разума». Их отказ от защиты с оружием своей собственности для Кавказа был большим вызовом, ведь в условиях нападений диких горцев отвечать выстрелом на выстрел считалось нормой. Духоборам оказался не нужен и царь: портреты императора вынесли из всех помещений. Давать монарху присягу большинство «сектантов» отказалось.

В 1895 году, после сожжения оружия, закавказские духоборы подверглись нападению казаков. Последовали грабежи и насилие. Прибыла полиция, но духоборы лишь подтвердили свой отказ от военной службы, что обернулось для них заключениями и ссылками. В Карсе за отказ брать в руки оружие их запугивали повешением, надевали на них саваны. Но ничего не вышло. В июле 1895 года газета «Биржевые ведомости» (№ 201) утверждала: «В настоящее время решительно никакое наказание не может подействовать на духобора, он не остановится ни перед каким наказанием и не откажется от своих верований».

Лев Толстой отозвался на эти расправы: «Стыдно принадлежать к народу, среди которого возможны такие дела». По мнению писателя, то было «столкновение отживающего насильственного порядка с зарождающимся христианским поведением… с… истинно христианскими поступками людей, которые никакими ухищрениями мысли нельзя признать нехристианскими».

Вероятность новых жестоких расправ была велика, и встал вопрос об эмиграции духоборов. Рассматривались разные варианты. Предпочтение отдали Канаде. Докладывал об этом и чиновник Скворцов: «Толстовцы ведут агитацию и имеют надежду на переселение 6 тыс. …в Канаду» (РГИА. Ф. 1574. Оп. 2. Д. 74. Л. 2). Толстой отдал на кампанию по эмиграции духоборов гонорар за роман «Воскресение». Помогли и английские квакеры, создав специальный переселенческий фонд.

Основная масса духоборов прибыла в Канаду в 1899 году. Здесь им выделили огромный участок целинных земель. Но, подняв целину, они отказались от права собственности на пашни. Канадский ученый Джеймс Мейвор, познакомившись с духоборами в Канаде, утверждал в 1903 году: частной собственности у них совсем нет, добытый даже на стороне заработок считается собственностью всей общины, а средства всегда направляются туда, где они наиболее нужны.

Благодаря духоборству и прочим рационалистическим духовным движениям, которые возникли в России в синодальный период церковной истории, могло возникнуть нечто подобное этике протестантизма. Именно с этой этикой труда связывают экономические достижения Европы. Но первые и слабые ростки русского «протестантизма» были задавлены под мощным церковно-государственным прессом.