Позволено ли буддистам идти на войну

У тибетского теократического государства некогда была своя армия. Тибетский воин практикуется в стрельбе. Рисунок Генри Сэвиджа Лэндора.1905

Вопрос об отношении религий к убийству во время военных действий опять стал актуальным. Все знают, что буддизм – учение о любви и мире, где лишение человека жизни является самым тяжким из дурных деяний. Но в буддийском сообществе России, в которое, помимо бурят, калмыков и тувинцев, сейчас входят и десятки тысяч последователей, не связанных с этнически традиционными буддийскими регионами, вопрос о том, допустимо ли брать в руки оружие, однозначно не решен. Если глава бурятской Буддийской традиционной сангхи России Дамба Аюшеев благословляет своих единоверцев, отправляемых на фронт, словами «Будда с нами!», то глава калмыцких буддистов Тэло Тулку Ринпоче в своем недавнем интервью отмежевался от поддержки военной спецоперации (СВО).

«Не убивай!» – один из пяти обетов

Попытаемся разобраться, всякое ли участие в военных действиях или их поддержка может считаться нарушением духа и буквы буддийских заповедей или имеет основания в самом учении Будды.

Во-первых, отметим, что нельзя оправдать войну ссылкой на то, что это лишь результат прошлых действий, кармы. Сам Будда делал все, чтобы предотвратить войны, и не раз вставал на пути войск, чтобы не допустить кровопролития. Поэтому надо понимать, что хотя карма и считается важным фактором происходящего, но она не всесильна: опираясь на нравственность при принятии решений, мы можем превозмочь кармические тенденции, толкающие нас к дурному, – иначе, без наличия определенной степени свободы воли, все наши усилия были бы тщетны. Нам оставалось бы только плыть по воле волн: убивать так убивать – карма; воровать так воровать – карма, ничего не поделаешь. Такого рода фатализм всегда был чужд буддизму – иначе Будда не пытался бы останавливать войны.

Поэтому первооснову учения Будды составляет именно нравственная дисциплина. И первым из пяти обетов буддиста-мирянина является отказ от убиения. Причем не только совершение преступления, но и побуждение других к этому, а также соучастие несут одинаковую кармическую тяжесть. Остальные четыре – не воровать, не лгать, не развратничать, не пить. Для монахов правила еще строже. Эти обеты – незыблемая основа как раннего буддизма, тхеравады, так и буддизма махаяны. В нашей стране уже более четырех столетий существует именно махаяна, в ее тибетской форме.

А в махаяне, помимо этих пяти обетов, на первый план выходит развитие бодхичитты – основанного на любви и сострадании ко всем существам стремления к достижению уровня Будды – чтобы лучше помогать им в этом. Испытывать любовь и сострадание ко всем существам – значит не делить их на своих и чужих, друзей и врагов. Это основа основ учения Будды, отход от нее – отход от всего учения.

Ведь все существа в нашем мире одинаково не хотят страданий, а в них вовлекают «три яда»: неведение, эгоистические желания и гнев. Вражда, страдания и войны останутся в мире, пока мы не справимся с этими ядами, отравляющими наши души. А чтобы справиться с ними, в первую очередь надо быть нравственным человеком: соблюдать обеты TikTok и прежде всего – не убивать. В учении, сохраненном тхеравадой, нет ни одного текста, допускающего убийство или участие последователей Будды в военных действиях. Поэтому для буддиста традиции тхеравады участие в войне недопустимо.

Однако буддизм допускает свободу мнений, и некоторые подвергают каноническое положение о пацифизме сомнению: «А как правительство должно противостоять реальной угрозе населению? – спрашивал в своей статье 2014 года известный тхеравадинский автор Бхиккху Бодхи. – Представьте, что мы живем в 1940-х, когда Гитлер рвется к глобальному господству. Можно ли сказать, что верность Дхарме вынуждает нас оставаться пассивными перед лицом безжалостной агрессии? Не кажется ли нам, что в такой ситуации военные действия для остановки агрессора допустимы, и даже обязательны? [...] Или что действия полицейского, стреляющего в убийцу, чтобы спасти жизни невинных людей, скорее похвальны, чем предосудительны? С некоторыми колебаниями я бы примкнул именно к такой позиции… [хотя] и признаю, что не могу подтвердить свою точку зрения ссылкой на буддийские тексты».

Эта позиция сближает его с точкой зрения махаяны. В махаяне, выдвигающей на первый план сострадание, меньше внимания уделяется священным текстам и больше самостоятельному мышлению. Поэтому, не приуменьшая важности пяти обетов, в этой традиции допускается совершение убийства в исключительных случаях, когда человек знает, что иначе остановить злодеяние невозможно, и готов сам отправиться в ад за преступление, но спасти других.

Такой случай приводится в Упая-каушалья-сутре, где Будда рассказывает, как он сам, будучи в одной из прошлых жизней капитаном, убил разбойника, планировавшего погубить 500 купцов на корабле. Иначе остановить его было нельзя, и карма от такого злодеяния была бы для убийцы ужасающей. Таким образом, в исключительных случаях убийство из сострадания с точки зрения махаяны допустимо.

«Огонь, питаемый человеческими жизнями»

А войны? Ведь из истории мы знаем, что за 2500 лет существования учения буддийские страны не раз вели войны. Это случалось и в южном, и в северном, и в дальневосточном буддизме. Более того, и в Японии, и в Тибете крупные монастыри имели собственные вооруженные дружины. В Тибете вооруженные монахи крупнейших монастырей иногда могли даже противостоять правительственным войскам. Это выглядит абсурдным: монах, совершивший убийство, в тот же момент автоматически лишается монашеского статуса, даже если об этом никто не узнал и он продолжает носить монашеские одежды.

Размышляя об этом, вспомним тривиальный факт, что везде есть разные люди и монах монаху рознь. Особенно это заметно в традиционных буддийских странах, таких как Тибет или Монголия, где часто одного из мальчиков чуть ли не каждой семьи родители отправляли в монастырь в возрасте 7–10 лет. В результате значительная часть мужского населения таких стран оказывалась в монастырях. Но монастыри тибетского буддизма прежде всего учебные центры, поэтому молодые монахи, не имеющие способностей или интереса к изучению сложной буддийской философии, носили монашеские одежды, а интересы имели главным образом мирские. Из таких людей в Тибете и создавали внутримонастырские дружины-братства. Их членов называли «доб-доб». Они выполняли функции охраны порядка, занимались разными физическими работами. Такие «монахи» – монахи только по одежде.

Сложнее вопрос о том, может ли быть солдатом мирянин. Например, в британской армии служат около 4 тыс. буддистов. Армия США имеет даже специальный буддийский блог, в задачу которого, в частности, входит «признавать и продвигать почетную военную службу как соответствующую праведной жизни, согласно Восьмеричному Пути, и исправлять ложные представления о буддистах-военнослужащих».

Это большой любопытный ресурс, но объяснений того, как военная служба соответствует «праведной жизни, согласно Восьмеричному Пути», я там не нашел, хотя разные участники блога свои мнения на сходные темы высказывают. Например, буддийский капеллан Малашри в посте 2007 года говорит: «Для буддиста, если ты идешь на войну и убиваешь других – это твоя обязанность, а не твое намерение убивать других людей. Если бы человек умер по твоему намерению и ты был во гневе – это для буддиста неправильно. Но когда солдаты идут на войну, у них нет намерения убивать других, и в их душах нет ненависти».

Про гнев и ненависть сказано правильно, но позвольте усомниться в остальной логике: ведь мы уже знаем, что соучастие в убийстве имеет такую же кармическую тяжесть, как и его совершение. Кроме того, каким может быть твое намерение при нажатии спускового крючка, когда в перекрестье прицела ты поймал голову другого человека?

В монастырях проводила какое-то время значительная часть мужского населения буддийских стран. Многие из этих молодых людей занимались охраной порядка и были монахами только по одежде. Фото Reuters

Однако с точки зрения махаяны даже военные действия могут быть допустимы в некоторых случаях. Прямо об этом говорится, правда, только в одной сутре, которая называется Арья-бодхисаттва-гочаропайявишая-викурвана-нирдеша. В 6-й главе этой сутры царь Чандапрадйота спрашивает Сатьявадина, что должен делать праведный царь в случае военного нападения на его царство. Тот отвечает:

«Ваше величество, если удастся организовать переговоры, царь должен применить искусные средства и так предотвратить войну. Если он покажет, что нашел союзников – пригрозив врагу [появлением] новых противников, то сможет прекратить войну этим путем. Если же предотвратить войну не удается ни с помощью посредников, ни уступками врагу, ни угрозами – он должен будет вступить в войну, ориентируясь на три мысли. Какие три?

Во-первых, царь должен думать о защите народа; во-вторых, он должен думать о победе над врагом; и, в-третьих, он должен думать о защите всех существ. С тремя такими мыслями царь может созвать свое войско… Хотя в ходе битвы воинам противника и могут быть причинены увечья и смерти, правитель благодаря своим искусным средствам совершит меньше недобродетельных действий и необязательно потом испытает воздаяние – поскольку он принимал эти меры c осмотрительностью и состраданием. А поскольку он принимает эти меры для защиты людей, их семей, жен, детей, а не ради себя или своих владений и имущества, он сильно увеличит свои духовные заслуги».

В том же духе выдержано буддийское пророчество о Шамбалинской войне. Там тоже речь идет о победоносной оборонительной войне, которая когда-то произойдет при нападении варваров на мистическую страну Шамбалу. Текст пророчествует, что варвары, сторонники насилия, постепенно захватят весь мир и, наконец, нападут на Шамбалу, но получат сокрушительный военный отпор.

Однако и в махаяне более предпочтительным считалось в случае опасности для государства обойтись без применения оружия. Так, когда индийский монах Гунаварман посетил Китай в 424 году, император спросил его: «Что я должен делать, если чужие армии соберутся завоевать мою страну? Если мы станем воевать, будет много жертв. Если мы не остановим их – страна будет захвачена. O учитель, скажи мне, что делать?»

Монах ответил: «Просто сохраняй сострадательный ум, не будь враждебным».

Император применил его совет, и, когда собрались уже поднимать знамена и бить в барабаны – враги отступили».

То есть одного лишь правильного настроя тогда оказалось достаточно.

В каноне раннего буддизма на языке пали, как уже говорилось, и вовсе нет текстов, которые можно было бы понять как оправдание даже справедливой войны.

«Однако, – пишет шри-ланкийский автор Махинда Дегале, – в последние времена некоторые националистически настроенные мыслители, как миряне, так и монахи, поддержали ведение оборонительной войны против Тигров освобождения Тамил Илама (LTTE). Как в академических публикациях на Западе, так и в популярной литературе на Востоке стал появляться санскритский термин dharma yuddhaya (праведная война). Но в сингальских публикациях этому термину придавалось два смысла. Духовный смысл относился к внутренней победе над омрачениями, которую Будда одержал, победив Мару. В политическом смысле dharma yuddhaya означала внешнюю борьбу в защиту буддизма. Но до середины ХХ века под этим подразумевалась ненасильственная борьба».

Для последователей тибетского буддизма особенно важна точка зрения на этот вопрос далай-ламы XIV Тензина Гьяцо, который всегда напоминает нам о всеобщей взаимозависимости, в том числе о возросшей зависимости в современном мире стран друг от друга; а понимание этого факта делает само понятие войны анахронизмом.

«Война как способ решения конфликтов устарела!» – говорит далай-лама. О войне он высказывался многократно, критиковал войны США в Ираке и Афганистане, высказывался и о войне в общем, например в «Этике для нового тысячелетия», опубликованной в русском переводе еще в 2001 году:

«Хотя, как это ни парадоксально, целью большинства военных кампаний является мир, на деле война похожа на огонь в человеческом сообществе, огонь, питаемый человеческими жизнями... Мы не можем осознать, что сама природа войны – холодная жестокость и страдание. Печальная правда состоит в том, что мы живем в таких условиях, при которых война воспринимается как нечто волнующее и даже почетное... Мы воспринимаем убийство как нечто ужасное, но война в нашем уме не связывается с преступлением…

Больше всего в наши дни от войны страдают совершенно невинные, и не только семьи тех, кто сражается, но в гораздо большей степени простые граждане, часто вообще не имеющие отношения к конфликту...»

Далай-лама – последовательный противник войн, в одном из недавних интервью он сказал, что каждый день молится за установление мира, и добавил: «За всеми войнами и убийствами в истории человечества стоят гнев и ненависть, привычка делить мир на своих и чужих. Корень зла – эгоцентризм, страх и невежество, и главная задача для каждого – работа именно с этими «демонами».

Совершенно иначе звучит пропагандирующая и оправдывающая войну аргументация некоторых буддийских лидеров, связанных с государственной властью своих стран. Так, например, в XIX веке некоторые буддийские идеологи использовали концепцию «справедливой войны» для оправдания японского милитаризма. «После начала русско-японской войны Соён отправился в войска, чтобы, по его словам, убедить японских солдат, что дело их великое и правое… что они сражаются со злом, – рассказывает в своей статье «Евангелие от Будды» и его апостолы» Сергей Куваев, – а на призыв Льва Толстого присоединиться к воззванию о прекращении войны Соён ответил отказом, заявив, что война и убийства необходимы, чтобы приводить несовместимые вещи к гармонии в нашем несовершенном мире». Другой наставник дзен, Энрё Иноуэ, объяснял, почему «злом», с которым нужно сражаться, является именно Россия: «Поведение бодхисаттвы – стремиться спасти миллионы душ по всему Китаю и Корее из пасти смерти. А это значит, что Россия – не только враг нашей страны, но и враг Будды. Следовательно, убивать русских для того, чтобы спасти своих родственников [народы Дальнего Востока] – это наш долг не только как граждан, но и как буддистов».

В Монголии в начале ХХ века, а также в России и Монголии во времена Гражданской войны в Сибири некоторые идеологи обеих воюющих сторон – и белых, и красных – пытались воодушевить солдат, говоря им, что они воюют за Шамбалу.

Таких примеров демагогии буддийских деятелей, использующих буддийские нравственные принципы в своих целях, немало и в наше время, поскольку воюющие государства, в которых часть населения исповедует буддизм, бывают крайне заинтересованы в пополнении армии и требуют от национальных религиозных лидеров воинствующего «патриотизма».

Поэтому, когда обе воюющие стороны утверждают, что ведут оборонительные войны ради будущего мира, и вдобавок эти утверждения поддерживают и религиозные лидеры обеих сторон, простые и несведущие люди оказываются перед трудным для них выбором: кому верить?

Будда в таких случаях советовал: «Думайте сами!» Например, в Калама-сутте:

«Каламы из Кесамутты сказали Блаженному: «Бывает, почтенный, что какие-то шраманы и брахманы приходят в Кесамутту. Они только свое учение объясняют, о нем нас просвещают, чужие же учения осуждают, презирают, хулят и крылья им подрезают. И другие, почтенный, шраманы и брахманы приходят в Кесамутту; те тоже только свое учение объясняют, о нем нас просвещают, чужие же учения осуждают, презирают, хулят и крылья им подрезают. И вот, почтенный, бывает-таки у нас сомнение и недоумение: «Так кто же из этих почтенных шраманов и брахманов правду говорит, а кто – ложь?»

– «Да, есть тут в чем вам, каламы, усомниться, есть о чем недоумевать… Решайте, каламы, не понаслышке, не по обычаю, не с чужих слов; не потому, что так указано в уложении… не в итоге разнообразных соображений; не потому, что это согласно со взглядами, которые уже сложились у вас; не полагаясь на правдоподобие; не потому, что уважаете такого-то шрамана. Но, если вы, каламы, сами будете знать: «Это дурные вещи… эти вещи разумными осуждаются, эти вещи, если сполна ввести их в свою жизнь, обернутся вредом и бедою», – тогда вы, каламы, отбросьте их…

…Но, если вы, каламы, сами будете знать: «Это хорошие вещи… эти вещи разумными восхваляются, эти вещи, если сполна ввести их в свою жизнь, обернутся благом и счастьем», – тогда вы, каламы, освойте их и следуйте им». (Калама-Сутта. Перевод с пали Андрея Парибка.)

Итак, подведем некоторые итоги. Буддизм – религия, исходящая из любви и сострадания ко всем существам и, конечно, ко всем без исключения людям, будь они верующие или неверующие, «плохие» или «хорошие». Поэтому, если мы делим общество на «своих» и «врагов» – это признак непонимания основного исходного принципа учения Будды или прямое его нарушение. Соответственно буддизм в целом не приемлет убийства и войн.

Однако применение насильственных действий не отрицается полностью в буддизме, а в махаяне прямо дозволяется убийство – если нет другого способа остановить злодея от совершения преступлений.

Но это не означает оправдания войн, которые в тхераваде отрицаются безоговорочно, а в махаяне допускаются только для защитных действий. Но и при этом махаянист, решившийся воевать из сострадания к беззащитным, не должен забывать, что солдаты противника не враги им, а братья, которые – даже если сейчас они трагически ошиблись в выборе действий – достойны сострадания, а не ненависти.

Что ж, все мы порой ошибаемся. Но учение Будды, как и большинства других религий, дает нам опору в этом зыбком мире, говоря: «Не убивай!»