Беседовала Ольга Сергей Седов – просветленный сказочник, немногословный философ, затворник и аскет, общающийся с миром посредством своих сказок-притч. Совсем недавно сразу в двух издательствах вышли сборники его историй – «Сказки про Вову, президентов и волшебство» и «Сказки про мам».
До того как стать писателем – то есть начать записывать сказки на бумаге, – Сергей Седов поработал дворником, натурщиком, школьным учителем. Самые известные серии его сказок – про мальчика Лешу, который умел превращаться во все на свете, про лягушку Пипу, про Сережу и Лену – давно уже стали классикой, и нынешние родители, читавшие эти истории в детских журналах, покупают их для своих детей – и для себя тоже. Потому что сказки Сергея Седова не рассчитаны на какой-то определенный возраст, это не детская литература – это сказки, и с их помощью можно отмечать некий свой внутренний рост, как будто делая зарубки на двери кухни: о, год назад я видел в этих сказках вот это, а сейчас – уже гораздо больше и вообще по-другому.
– Вы называете себя не писателем, а сочинителем историй. В чем разница?
– Писатель претендует на то, что его произведение – литература, какое-никакое, а все же искусство. Сказки не претендуют. Мои уж точно. Писатель заполняет пространство воображения читателя – своим стилем, мыслями, образами, сюжетом, психологией. А сказочник, наоборот, очищает пространство для игры с очевидными правилами. И чем чище получается пространство, чем проще и прозрачнее игра, тем лучше. Задача писателя – завлечь читателя в свой мир и провести от начала повествования до конца, нагрузив своим видением мира. Ему необходимо понимание и переживание со стороны читателя. А у такого сказочника, как я, нет задачи. Сказочки-то короткие. Никакого переживания. Но и насилия над читателем никакого. Просто игра. А если понравилось – можно еще раз посоучаствовать в игре – вот она, вторая сказочка из цикла. А не сыгралось – можно не читать вторую и третью. Все честно. А главное – сказка не претендует на правду и на то, что она отражает действительность. Не отражает. На мой взгляд, так называемая реальность (хотя это вовсе не реальность) вообще не нуждается в отражении. И еще, психологию не люблю, совершенно ей не доверяю и абсолютно не интересуюсь мыслями, переживаниями, в том числе и собственными. По-моему, ценность так называемых переживаний и вообще психологии страшно преувеличена нашей культурой. Это подростковая, юношеская болезнь ума. Вот для кого никогда бы не смог сочинять. Могу только для детей и только для взрослых.
– Одновременно в двух издательствах вышли два сборника ваших сказок – «Сказки про мам» и «Сказки про Вову, президентов и волшебство». Обе книги достаточно тонкие. А не возникало идеи выпустить толстенный том своих сказок? А то и собрание сочинений?
– В каком-то издательстве лежит такой «толстенный том», но пока не выходит. Ситуация еще не созрела.
– Ваш самый знаменитый персонаж – мальчик Леша, который умел превращаться во все на свете. А совсем недавно вышли «Сказки про Вову, президентов и волшебство», в которых очень похожий на него мальчик Вова все время президентов спасает. Как так получилось, что волшебный Леша вдруг взял и превратился в пионера-героя нового времени?
– Леша в Вову не превращался. Вова родился сам. Это две разные игры. Лешу и Вову объединяет то, что они оба мальчики. И в них отсутствуют другие качества, кроме тех, что заданы сказкой. У Леши – способность превращаться, у Вовы – оказываться там и тогда, где и когда гибнут президенты. Это ограничение качеств важно для сказки. Вова и Леша не литературные персонажи, а именно сказочные герои. Как Иван-царевич, Иван – крестьянский сын, Емеля.
– Вообще каково это – писать сказки о президентах, как будто о королях каких-нибудь сказочных?
– Если правильно относиться к сказке, то никаких проблем. Кстати, сказка, например русская народная, – это всегда «про сейчас». «Жил был царь» сочинялось тогда, когда и был царь. Тут главное, чтобы президент был именно сказочный, лубочный, а не какой-то «реальный». И чтоб никакой сатиры, иронии, шуток. Терпеть не могу шутки! Только внутренний смех. А если он прорывается наружу, то исключительно непроизвольно и только один раз – в самом конце.
– Вы ведь на самом деле пишете истории для читателей разного возраста, но почему-то вас упорно считают детским сказочником. Вам не хочется замотать головой и сказать: да нет же, мои сказки – для всех, и для взрослых тоже?
– Как-нибудь сами разберутся.
– Взрослые видят в ваших сказках одно, дети – совсем другое. Это уже замечено многими. А вы, когда пишете, задумываетесь, каким образом получается такое волшебство?
– Это не волшебство, а банальное свойство восприятия. Каждый видит «свой» фильм, слышит «свою» музыку. Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется. И не надо.
– Я знаю, что вы очень любите бывать на природе, гулять, наблюдать за жизнью лесов и парков. А вам никогда не хотелось описать свои прогулки, написать какие-нибудь «Лесные рассказы», что ли? Ведь городской человек так редко бывает на природе, а такая книга наверняка смогла бы его воодушевить!
– Не хотелось. Я вообще лишен способности и желания описывать «реальность», «жизнь», «то, что видел». Да и воодушевлять кого-то не вижу смысла – чем бы то ни было.
– Ваши сказки часто иллюстрирует художник Леонид Тишков, известный мифотворец. А сказочные сюжеты он вам никогда не подсказывал? Например, случайно?
– Сюжеты приходят ниоткуда. Сами. И сами уходят.
– Когда вас просят дать автограф, что вы обычно пишете?
– Всякую ерунду.
– А каково это – слышать о себе «вот идет Сергей Седов, детский сказочник», чувствовать себя человеком-брендом?
– На самом деле я никогда не слышал такого. Никакой популярности у меня нет и не будет. Я ленив, неплодовит и не отношусь серьезно к тому, что делаю. Да и к популярности отношусь скорее отрицательно. Быть знаменитым действительно некрасиво и еще, я бы сказал, вредно.
