Какое искушение для стареющего сластолюбца!
Караваджо. Мальчик с корзиной фруктов. 1593. Галерея Боргезе, Рим
Среди номинантов премии «Национальный бестселлер» 2012 года – роман «Адамово яблоко». Это дебют в крупной прозе автора, больше известного любителям современной драматургии, а точнее Новой Драмы, представители которой все чаще предпринимают небезуспешные атаки на смежные области искусств: кино и видео, прозу и поэзию. «Адамово яблоко» – семейная сага Ольги Погодиной-Кузьминой, большой психологический роман о сегодняшнем дне. В традициях жанра он полифоничен. В пространстве книги живут и действуют множество героев и типажей, развивается сразу несколько сюжетных линий. Главная же тема, давно привычная для западного читателя, в русскоязычной литературе все еще воспринимается как провокация. Автор анатомирует любовные отношения двух мужчин, разделенных значительной разницей в возрасте и социальном положении, но соединенных страстью. О литературном измерении этой темы с Ольгой ПОГОДИНОЙ-КУЗЬМИНОЙ побеседовал Максим ЛАВРЕНТЬЕВ.
– Ольга, не будем пересказывать сюжет, но все же в двух словах – в чем коллизия?
– Если совсем просто – это любовный четырехугольник, который образуют главные персонажи. Успешный предприниматель сорока пяти лет, его жена, его сын и его молодой любовник. И у жены, и у сына множество претензий к главному герою, который завел неподобающий роман; у героя немало претензий к самому себе, потому что чувства и обязательства тянут его в разные стороны, как в басне про лебедя, рака и щуку. Для меня важно, что события романа происходят здесь и сейчас, в нашей сегодняшней российской неустроенной действительности. И героям приходится решать не только и не столько «надмирные» вопросы, сколько проблемы практического характера. Выбирать между деньгами и чувствами, идти на компромиссы с собой.
– Но почему все-таки именно пара влюбленных мужчин? Неужели вам кажется, что тема отношений мужчины и женщины настолько себя исчерпала?
– Ни одна тема не исчерпала себя в литературе. Каждый человек заново открывает мир и по мере сил уточняет и дополняет комплекс сложившихся до него представлений. Люди говорят обо всех существующих формах любви с незапамятных времен и будут продолжать это делать, используя любые выразительные средства. Которых, кстати, заметно прибавилось на нашем веку.
Просто в какой-то момент я очень остро ощутила необходимость в ревизии нравственных стандартов и ценностей. Потому что прежние поистрепались еще на исходе советских времен, которые я успела застать. Уже тогда высокопарные разговоры о духовности и морали казались пустой демагогией. А девяностые годы предъявили множество наглядных доказательств тому, что лежалые семена разумного, доброго и вечного не отличаются хорошей всхожестью.
Пытаясь определить сегодняшние точки нравственной опоры, я использую доказательство от противного. Раскольникову нужно было убить старушку, чтобы мы поняли, к каким непоправимым последствиям ведет преступление. Я тоже мучаю своих героев и заставляю их совершать неблаговидные и антиобщественные поступки, чтобы понять: все ли дозволено нам сегодня? Как далеко мы зашли по пути нравственного компромисса? Где проходит граница между свободой одного и страданием другого? В общем-то, эта книга – еще одна попытка ревизии библейских истин. Не пересмотра, а именно ревизии: проверки на состоятельность с уточнением формулировок.
– А нет ли, простите за каверзный вопрос, какого-то более простого объяснения вашего интереса к этой теме?
– И в самом деле, все просто. У меня есть множество друзей в гей-среде и немало друзей, которые исповедуют самые консервативные взгляды. И в какой-то момент я поняла, что, если я могу в себе соединять эти два полюса, значит, они не так уж непримиримы. Просто нужно избавиться от привычки жить чужим умом. Например, женщины должны принять тот факт, что мужчина может уйти из семьи не только к любовнице, но и к другому парню. Кстати, и жена может изменять мужу не только с соседом, но и с лучшей подругой. Плохо это или хорошо, но мы снова возвращаемся к более свободным, дохристианским формам любви и брака, к античным канонам красоты, к мультицентричному восприятию реальности. И тем, кто по-прежнему придерживается буквы, а не духа нравственных законов, в этом мире становится все неуютнее – как одной из моих героинь.
Беда в том, что если женщины подчас чрезмерно консервативны, то мужчины склонны смешивать понятия свободы и вседозволенности. А безответственность приводит к неразборчивости в связях, к разочарованию, к цинизму. А это столь же опасная ловушка. В нее попадают и мои герои.
– Можно подумать, вы написали какой-то философский трактат. По-моему, если на минуту отвлечься от «полового вопроса», писали-то вы просто увлекательный роман, и читается он легко, и язык и стиль – в этом лично для меня заключается самый большой интерес – безукоризненны.
– Честно сказать, я пыталась написать книгу сложную по мысли, но простую для восприятия. Как проза Пушкина – к примеру, прекрасный образец такого противоречия. Мне самой не чуждо удовольствие скучного чтения, когда неизбитые, глубокие мысли автора выуживаешь со дна произведения, нарочито усложненного или пресного, избыточно декорированного или бесхитростного, как черствый хлеб. Но сама я стараюсь соблюдать некие правила вежливости в отношениях с читателем. Ведь в наш прагматичный век, претендуя на чье-то внимание, нужно что-то предложить взамен. Писатель отнимает у читателя время и деньги, но предлагает по-новому увидеть мир, пережить палитру новых эмоций – совсем не обязательно положительных, но непременно запоминающихся. Ведь понятной и увлекательной может быть любая книга, даже учебник по квантовой механике.
Главное, чтобы автору в самом деле было что сказать. Обидно, когда тебе, как в сюжете О.Генри, подсовывают пустой корпус от часов, внутри которого шуршат кузнечики. Есть множество прозаиков, и весьма успешных, занимающихся таким мошенничеством. Их книги легко читаются, нередко претендуют на некое высшее знание, неискушенный читатель находит в них жизненные параллели. Но итог всегда разочаровывает. Опытный книгочей ценит автора «в сухом остатке». Настоящая книга отличается от подделки, как хороший коньяк от плохого – по оттенкам послевкусия.
– И все же, как принимают книгу в гей-сообществе? Вам уже предъявили какие-то претензии в неточности или недостаточном знании дела?
– Пока нет. Напротив, получаю благожелательные отзывы. Понятно, что роман про геев, написанный женщиной, изначально воспринимается как некое шулерство, обманный маневр, попытка вторжения в запретный город. Или просто коммерческая поделка, спекуляция на «жареной» теме. Мне потребовалось немало усилий, чтобы преодолеть этот стереотип. Чтобы книга была достаточно достоверной во всех ее планах – в том, что касается бизнеса, любовных отношений, мужских достоинств и пороков. Мужчины любят поглазеть на голых женщин, женщины тоже интересуются мужским устройством. Но мы привыкли оберегать друг от друга тайный мир своих желаний, уязвимый для насмешек и манипулирования. Впрочем, все эти тайны давно разглашены.
Скажу крамольную вещь – я не вижу кардинальных различий между тем, как воспринимают мир мужчина и женщина. У нас разные социальные роли, но это не такой уж важный фактор. Принято считать, что женщина ищет стабильности в отношениях, хочет предсказуемости, а мужчина стремится к свободе. Но есть немало историй, когда женщина проявляет крайнюю степень легкомыслия, а мужчина принимает на себя всю ответственность за семью, за детей и близких. Мы вступаем в эпоху, когда мужчина готов признать равноценность женщины по одной простой причине – ему это стало выгодно. Да, мужчинам не хочется сдавать бастионы, уступать насиженные места в политике, в управлении, в творческих профессиях. Но жизнь уже доказала, что женщина как добросовестный работник и непритязательный партнер во многих сферах труда эффективнее и дешевле мужчины. Русской женщине просто немного не хватает уверенности в себе. Ей слишком долго внушали, что она – второй сорт, «обезьяна с гранатой», и прочую чепуху. Всего сто лет назад Лев Толстой вступал против наделения женщин избирательным правом (женщины стали голосовать только в 1918 году). Он говорил, что дамы будут выбирать из кандидатов не самого подходящего, а самого красивого.
– И все же блюстители традиционных отношений найдут, как нашел и я, в вашей книге немало скользких и двусмысленных мест. Не боитесь обвинений в пропаганде гомосексуализма?
– Скажу словами Михаила Кузмина: «Порнография одно, а мои сочинения другое». То, что на всем протяжении романа ощущается эротический накал, – мне кажется, это только в плюс. Я сама люблю книги и фильмы, заряженные эмоциями, в меру бесстыдные и провокационные. Что плохого, если здоровый эротизм идет рука об руку с иронией – как у Пикассо, например? Это не грязное подглядывание, а любовь к жизни во всей ее полноте и несовершенстве.
Кстати, даже те читатели, которых поначалу смущали откровенные сцены, говорили мне, что не могли бросить книгу до самого конца. Искусство соблазнения – вполне законный способ завоевания читательской любви.
– Рассчитываете ли вы, однако, что книгу оценит не только читатель, но и литературное сообщество?
– Думаю, это уже происходит. Пока все складывается весьма успешно и для книги, и для меня. Я писала «Адамово яблоко» не один год и до последнего времени не была уверена даже в том, что книга будет хоть где-то опубликована. Поэтому я чрезвычайно рада, что роман вышел в крупнейшем издательстве АСТ, в редакции Елены Шубиной, которая опекает многих знаменитых и заметных молодых авторов – от Захара Прилепина до Андрея Иванова. Я знаю себе цену, но понимаю, как сложно неизвестному автору заинтересовать редакторов, критиков, коллег. Как во всяком деле, в литературной среде существуют дружественные и враждебные группировки, конфликты интересов. Поэтому мне грех жаловаться – о моей книге уже сейчас достаточно много пишут и говорят. А главное – ее читают.
Мне кажется лукавством, когда авторы утверждают, что их не интересует мнение читателей, что они пишут «для себя». Зачем-то же их книги попадают на стол издателям, публикуются? Номинируются на премии. Возможно, математик Перельман счастливо ограничивается удовольствием чисто умственных упражнений, рисованием своих кругов в тиши кабинета. Но писателю нужен читатель, пускай один-единственный. Потому что литература – это всегда попытка диалога, даже если кажется, что это монолог.
От моего романа отказалось сразу несколько издательств, сославшись на скандальность темы, но я не переставала работать над текстом в надежде на то, что смогу когда-нибудь убедить редакторов, что написала стоящую вещь. Рада, что это наконец случилось.