То чума, то тарантелла

Но смерти не бывает, я спросила.  Иллюстрация из книги «Где золотое, там и белое»

Евгения Джен Баранова – редактор-перфекционист, влюбленный в современную литературу. В ее бэкграунде – компьютерное образование, которое чрезвычайно пригодилось при создании онлайн-журнала «Формаслов». За три года работы журналу пришлось столкнуться с вирусом-«червяком», изменениями законопроектов, хакерскими атаками и сменой хостинга: все это, по словам Евгении, отдельная жизнь, увлекательная, нервная, по-своему любимая создателями онлайн-издания, которое уверенно держит позиции в литературном пространстве. Но и редакторский труд, и потеря SSL-сертификатов, и личные драмы неизменно находят отражение в стихах Евгении: недавно в свет вышла ее книга «Где золотое, там и белое». С Евгенией ДЖЕН БАРАНОВОЙ побеседовал Борис КУТЕНКОВ.

– Евгения, представьте, пожалуйста, читателям вашу новую книгу.

– О собственных книгах сложнее рассказывать, чем о чужих: легко впасть в кокетство или тщеславие. Итак, это мой пятый поэтический сборник, он увидел свет весной 2022 года. Презентации по очевидным причинам я не устраивала, зато книга представлена на «Озоне». На страничке издательства «Формаслов» можно скачать ознакомительную версию или приобрести pdf. Книжка получилась в меру пухлая, красивая, цельная, по крайней мере мне до сих пор за нее приятно. Иллюстрации делала Саша Николаенко, в качестве дизайнера обложки выступила моя ближайшая подруга Анна Маркина, с расположением текстов помогал Михаил Квадратов, так что перед вами – максимально литературоцентричный проект. О поэтических, прозаических и прочих подвигах его создателей, этих милых моему сердцу людей, можно прочесть в русской Википедии. Книгу хотелось сделать похожей на девичий альбом, мнимо хрупкой. На мой взгляд, контраст светло-розового, цветочного, легкомысленного оформления и депрессивного, порой трагичного содержания удался.

Сборник «Где золотое, там и белое» полон предчувствий, нежности, боли, отрицания смерти и ожидания чуда. И страха, как мы теперь видим, вполне обоснованного. Меня часто представляют как сугубого лирика. Не знаю, насколько это верно. Думается, скорее нынешней мне свойственно отсутствие плакатности, нежели отсутствие связи с исторической эпохой.

Как говорится, даст Бог – переживем и обсудим.

– Прозаик Вячеслав Ставецкий пишет на обложке вашей книги: «Я убежден: есть несколько стихотворений в этом созвездии, которые обязательно войдут в вечность». Как вы оцениваете это понятие – «вечность»? Действительно ли сейчас в нее можно войти поэту – и что это значит?

– Мне кажется, понять умом это невозможно, только мистически, да и то не полностью. Писательская вечность – это нечто инфернальное, желаемое, жестокое и игривое. Метафизический котенок, который когтистой лапой вытаскивает ту или иную игрушку из оврага. Так что отсутствие шансов для современников или наличие их совершенно не прогнозируемо. Но работать с наивной оглядкой на собственное посмертие определенно стоит. Для чего иначе эта русская рулетка? Вряд ли писатели в наших широтах работают исключительно для телесной радости.

С другой стороны, мы обречены сталкиваться с отблесками вечного в повседневном чистилище: это и момент самозабытья в любви, и жертвование, и, например, море. Когда смотришь на волны, охватывает счастье от того, что они ничуть не изменились за последнюю сотню лет, что вода тебя точно переживет, и этот берег, и эти скалы, а возможно, и это дерево.

– А какие стихи из книги важны для вас? Процитируйте, пожалуйста.

– Дам, пожалуй, несколько отрывков из разных текстов.

Когда мы превратимся в имена,

от пены дней останется слюна,

от цезаря – салат или могила.

У наших храмов призраки звенят,

расстрелянных приводят октябрят,

но смерти не бывает, я спросила.

…

Где золотое, там и белое.

Надеть все чистое, уйти

туда, где бабы загорелые

не разбираются в IT.

И над судьбой своей наморщиться,

и тронуть кедами прибой.

Весна, патлатая уборщица,

не пощадила никого.

…

В желании сродниться есть тоска,

недвижная, как тело языка,

когда его касаются стрихнином.

Так ледоколы мнут рубашку льдин,

так ищут дочь, так нерожденный сын

скользит над миром пухом тополиным.

…

когда утрачиваешь речь

синицу языка

когда скользишь земле навстреч

у зимнего ларька

когда в плечах скрипит пальто

и времени слюда

ты понимаешь что готов

уйти из навсегда

…

И ты, сравнимый тем, что не сравним

с любой погодой, например, с дождями,

меня оставил. Воздухом одним

я научилась молча притворяться.

Будем считать, что это тизер. Возможно, в другие дни, в другое время я ответила бы по-другому.

– Когда слушал вас, припоминался опыт шестидесятников, в частности Вознесенского. «электрическая птица/ всё летит летит летит» (у вас); «на окно ко мне садится/ в лунных вензелях/ электрическая птица/ вместо тела фюзеляж» (у Вознесенского). Кто-то из этого поколения важен для вашей книги?

– Любопытно! Возможно, мы обнаружили тайную вылазку подсознания, потому что этот текст я у него не помню. Когда я пребывала в отроческих надеждах (а у себя на родине я начала публиковаться рано), я проглотила несколько книг Вознесенского запоем. Как любому поэту, любящему лирические игры, мне интересен Леонид Губанов. Считать ли в широком смысле шестидесятником Геннадия Алексеева или Леонида Аронзона? Да и куда определить зачитанного соцсетями Иосифа Александровича? Мне кажется, что интонационно на эту книгу больше других повлияли символисты, а точнее, мои нечеткие размышления о символизме и исторических синусоидах. Или, например, «голубые комсомолочки» Георгия Иванова.

– Еще вы пишете: «На холмах Грузии укутавшись в траву,/ К Олеше вырабатываю зависть». Это больше про что? Про дар метафоры? И почему зависть нужно специально «вырабатывать»?

– Кроме игры с цитатами из школьного учебника литературы и пахоты культурного палимпсеста здесь зашифрована (возможно, неудачно) самоуверенная мысль про ревность к классике как одной из основ духовного развития писателя. Мне кажется, ревность к гениальным предшественникам чрезвычайно производительна. Поначалу у тебя перехватывает дыхание от точности и красоты, потом ты пытаешься понять, где же спрятано волшебство, образно говоря, как устроена бабочка, потом ты понимаешь, что волшебство не воспроизводимо исключительно сочетанием приемов, а нужно еще нечто неизъяснимое. Ты болеешь чужим даром, линяешь чужими метафорами… Все это очень болезненно и правильно. Искусство для меня – в какой-то мере бокс: и в нокаут отправляют, и злость помогает адреналину проявиться. От спокойной же участи личные и общие катастрофы оберегают.

А настоящего, не символического Олешу с его романом я преданно люблю. Вероятно, родство ощущаю – вещи меня не любят, как и Кавалерова. «Зависть» у меня находится там же, где «Козлиная песнь», «Циники» или «Фиеста» – в особом кармашке за ребрами.

– Что в планах у журнала «Формаслов»? Как переживаете трудные для всех, в том числе и для литературы, времена?

– Обстоятельства меняются так быстро и так драматично, что наши рабочие планы уже несколько раз улетали ко всем чертям. То некую социальную сеть запретят, то некие законопроекты примут. То чума, то тарантелла. Сейчас «Формаслов» как издательство готовит несколько книг, но все ли выйдут и когда точно выйдут, предсказать невозможно. Журнал мы намерены выпускать, пока нам не отключат интернет или пока кто-нибудь из нас двоих не столкнется с «обстоятельствами непреодолимой силы», как иногда пишут в издательских договорах, то есть не сыграет в ящик. Так что переживаем нынешние времена тяжело. Да и осмотрительными быть приходится. Помните, как в песне из фильма нашего детства мушкетеры пели? «Но другом не зови/ Ни труса, ни лжеца».

– Но тем не менее не сдаетесь. Например, на странице вашего журнала недавно появилась информация об открытии литературной школы. Что входит в этот проект, чем он будет принципиально отличаться от других подобного типа?

– Спасибо, Борис, что спросили. Да, это наше любимое детище. С каким упоением мы над этим проектом работали, буквально ночей не спали… Литературная школа «Времена года» подразумевает единовременный доступ к одиннадцати видеолекциям, посвященным непростым писательским задачам – от создания персонажа до работы над собственным стилем. А уровень вовлеченности обучающегося уже зависит от формата: сейчас их несколько. (Возможно, мы еще поработаем над вариациями обучения.) У нас по-настоящему классный состав лекторов: Евгений Абдуллаев и Женя Декина, Иван Шипнигов и Софья Ремез, Надя Делаланд и Виктория Татур, Юрий Угольников, Иван Родионов, Татьяна Леонтьева… Кстати, первые две лекции можно посмотреть бесплатно, пройдя несложную регистрацию. В них мы с Аней рассказываем о частых ошибках начинающих литераторов и о правильном взаимодействии с редакторами толстых и тонких журналов. Подробности, конечно, можно разузнать на нашем формасловском сайте.