Где Кинг встречается с Платоновым

Африка есть некая экзотика и всегда вызывает интерес. Фото из личного архива Алексея Небыкова

В этом году вышел дебютный сборник малой прозы Алексея Небыкова «Черный хлеб дорог. Русский хтонический рассказ». О книге, творчестве, просветительской деятельности, альпинизме и многом другом с Алексеем НЕБЫКОВЫМ побеседовал Владимир САБАДАШ.

– Алексей Александрович, расскажите о вашем сборнике, о чем он и для кого?

– В мою книгу вошли рассказы, написанные в период с 2019 по 2023 год. Некоторые из них публиковались прежде в литературных журналах, но есть и совсем новые произведения. Я пишу о жизни и смерти, о поиске призвания, своего пути, а также о системной природе человека, о том, что он не является владыкой мироздания, а представляет собой лишь часть его. В книге есть и антиутопии, и притчи-иносказания, и метафизические истории, и детективные и даже один фантастический рассказ, а еще целый каскад русских хтонических, где потусторонний мир поднимается во весь рост и влияет на судьбы, планы и поступки людей.

Если говорить о художественном методе, то свои рассказы я развертываю через оптику страшных историй. Страх есть самое древнее из человеческих чувств, а страх неведомого, непознанного сильнее всего пробирает человека. Что касается аудитории книги, то я бы охарактеризовал своего читателя как человека неравнодушного, думающего, ищущего не развлечения, а пищи и обогащения для ума, привыкшего возвращаться к серьезным книгам, чтобы раз за разом на различных этапах собственной жизни черпать что-то важное из них.

– Вас называют «русским Стивеном Кингом». В чем конкретно проявляется эта схожесть: стиль, глубина смыслов, писательская харизма?

– Я думаю, все дело в страхе, в способности погрузить читателя в атмосферу ужаса. Хотя страх в моем случае лишь прием, способ донести некие вечные смыслы, истины, побудить читателя задуматься, проникнуться, оглянуться вокруг себя. А еще в удаче найти яркий сюжет и создать ощутимый художественный мир, видимо представить его – до озираний по сторонам после прочтения, до слез и переживаний, до некой личной проникновенности.

– Вы пишете в жанре рассказа. Говорить на вечные темы в прозе сложнее в малой форме, чем в крупной, романной?

– Я привычно пишу сразу несколько произведений: сейчас, например, рассказ, роман и пьесу. Иногда такая вариативность связана с усталостью от материала или, наоборот, с необходимостью для создания произведения большой массив сочинений изучить. На что может уйти немало времени. Так, если я пишу, о предательстве предположим, я должен все основные произведения и классиков, и заметных современных авторов изучить, чтобы сказать что-то свое, отличное или совсем высказаться уже по иному поводу. Бывает и так. А писатель должен ежедневно писать, иначе теряется некая связь с цифровым пером, требуется больше времени на раскачку. Поэтому часто рассказы завершаешь быстрее, чем произведения крупной формы.

– Писатель Андрей Рубанов в отзыве на обороте сборника «Черный хлеб дорог» написал, что «в лучших местах книги Андрей Платонов встречает Стивена Кинга». О Кинге мы поговорили, а в чем сходство с Платоновым, одним из крупнейших представителей литературы XX века?

– Полагаю, все дело в языке. Про прозу Платонова писали, что его произведениями можно наслаждаться и на уровне языка, и на уровне неизъяснимой сложности содержания. У Андрея Платонова уникальный и своеобразный язык, интересный и обогащенный смыслами стиль. С помощью средств языка писатель прибегал к приему остранения: выводил читателя из привычного «автоматизма восприятия». Экспериментировал со словообразованием: использовал конструкции с неправильным синтаксисом, заменял конкретное слово обобщающим, любил языковую избыточность (плеоназмы). В похожем ключе стараюсь работать и я: формирую особый строй предложений, использую непривычные постановки слов, подбираю редкие слова, создаю и собственные неологизмы. Например, такие: «Обужин» – одновременные обед и ужин; «Моноторит» – об идущем дожде; «Закричитала» – соединение крика и причитаний в едином глаголе.

В такой работе появляется особая в тексте глубина, а читатель подключается к сотворчеству, хотя от редакторов каждый раз сильно достается, вычеркивать подобные вещи они пытаются нещадно. На начальных порах вынужден был, конечно, с ними соглашаться – ставить скучные в публикациях слова вместо неизвестных. Но теперь все же стараюсь авторскую редакцию сохранить, в том числе и особую, необычную пунктуацию, важную для пауз в тексте и внутренних смыслов.

– В своем блоге вы пишете, что «название произведения, книги должно возбуждать интерес к прочтению, может быть и закодированным, интригующе-непонятным, давать ключ, настроение, краску читателю». Это наше кликабельное время «выдает» такую формулу или вековые традиции литературы? Как появилось название вашей книги «Черный хлеб дорог» с ударением в последнем слове на последний слог?

– Здесь и традиции, конечно, и наше перегруженное информацией время. Приведу недавний пример. Месяц назад закончился конкурс в мою редакторскую серию произведений малой формы «Время прозы» в издательстве «Вече». Мы отобрали 28 авторов и будем выпускать отличную книгу. Тема нашего сборника – маяки. И каждый десятый присланный на конкурс рассказ назывался «Маяки». Авторы просто брали и использовали первое пришедшее в голову название. И представьте, как бы выглядело оглавление такой книги? Если бы мы каждого десятого в сборник взяли…

Есть несколько ключевых в любом произведении вещей. Среди них название занимает важную роль. Лучше всего, чтобы оно передавало некую общую идею книги или сборника. И, конечно, автору стоит серьезно подумать над заглавием своего произведения, чтобы с первых секунд читатель подключался к тексту. Что касается названия книги «Черный хлеб дорог», то оно сразу по двум критериям выбивается из правил. Во-первых, не принято на обложке указывать ударение, мол, это не только непривычный для книги знак, но и сбивает ее поиск, классификацию в магазинах. Собственно, я принципиально ставил на обложке ударение, чтобы избежать ненужного ухода в ассоциации с дороговизной хлеба, а что касается поиска и расстановки в магазинах, то для этого используется не название, а авторский знак (первая буква фамилии и номер), в моем случае «Н-39», а цифровые поиски выдают мою книгу при любом написании слов названия или по цифровому номеру книги. Во-вторых, сборники принято называть по имени одного из рассказов в книге. А в моем сборнике рассказа «Черный хлеб дорог» нет. И это тоже отход от обычая, что делает книгу интереснее, так как, прочитывая все рассказы, читатель еще размышляет отдельно над названием, встраивает его в общий художественный строй и опять соучаствует в творчестве. В моем названии используется строка из стихотворения Бориса Поплавского, поэта непростой судьбы, стесненных и отчаянных обстоятельств, невероятно талантливого и одаренного, «рано сразу ударившийся мордой об лед жизни», как он сам напишет о себе. Есть в его поэзии некая сила отчаяния жить, обрести себя, ощущение несправедливости жизни и при том некоторое бесстрашие, с которым новые неодолимые препятствия встречаются. Отчасти эта нота звучит и в судьбах моих героев, а еще касается многих моих коллег-литераторов, которые всеми силами ищут признания, но не находят способов действительной реализации.

– Весной этого года на сцене музыкального театра «Геликон-опера» прошла премьера хоррор-оперы «Ждана» Алины Небыковой по мотивам одноименного произведения из книги «Черный хлеб дорог». По словам Алины, она «преобразовала фантастический текст, в котором каждый абзац является шедевральным, в звук». А вам понравилось это «преобразование»?

– Безусловно. Алина – один из самых талантливых современных академических композиторов. Благодаря ее завораживающей музыке произведение мое продолжает жить не только в слове, но и в музыке. Кроме того, Алина имела возможность познакомиться с черновиками, изначальным замыслом и другими не известными никому деталями, связанными с созданием рассказа «Ждана», поэтому ее творческое понимание текста представляется мне наиболее глубоким и точным. Вообще для автора большое счастье видеть свои произведения в произведениях других видов искусства – иллюстрации, музыка, танец и т.д. Все это дает иные прочтения, смыслы и новых читателей.

– Вы являетесь членом Федерации альпинизма России. Почему альпинизм и как он связан с творчеством?

– Роман «Герой нашего времени» – одно из самых сильных моих читательских потрясений. Мне всю жизнь хотелось иметь некую сопричастность к этому произведению, к герою Лермонтова Печорину. Эта привязанность реализовалась со временем в литературном портале «Печорин.нет», в его наименовании. А горы для Лермонтова, как известно, значили очень много: немало страниц он посвятил им в своем творчестве и еще в детстве, в десятилетнем возрасте, оказался на Кавказе, где преодолел болезнь и впервые по-настоящему влюбился.

В 2019 году, накануне открытия портала «Печорин.нет» и в год 205-летия Михаила Лермонтова, мы с коллегами искали интересный способ, чтобы заявить о проекте и напомнить читателям о великом писателе. Так появилась идея восхождения на Килиманджаро – Африка есть некая экзотика и всегда вызывает интерес. Наш расчет оправдался. О нашей акции и портале написали федеральные СМИ, а в моей жизни появились горы. С тех пор ежегодно мы совершаем восхождения и посвящаем их нашим русским писателям.

– Что и кого порекомендуете нашим читателям в качестве настольной книги?

– Настольной книгой сегодня могла бы стать Библия. Неспешное, вдумчивое прочтение и перечитывание способны занять целую человеческую жизнь. Совсем немногие в наши дни, к сожалению, обращаются к этой книге, пребывая в поиске своего пути. В основном знакомство случается по вторичным источникам, через массовую культуру, а истины Заветов хранят немало для современного читателя открытий и к познанию ключей. Вообще современный писатель вынужден постоянно читать произведения, имеющие отношение к теме, о которой он в настоящий момент пишет. Среди особенно запомнившихся недавних книг могу назвать: роман Генриха Белля «Глазами клоуна», очень проникновенный, жизненный текст о призвании, судьбе и итоге дней; пьесы Артура Миллера – «Человек, которому так везло», «Все мои сыновья», «Смерть коммивояжера», «Цена» – о семье, неправильных выборах, разочаровании – обо всем том, что делает нас людьми. Среди озорных, полетных и даже нахальных произведений могу посоветовать пьесу Генрика Ибсена «Пер Гюнт», роман Ильи Зданевича «Восхищение», а еще поэмы Гомера «Илиада» и «Одиссея».