0
3646
Газета Персона Интернет-версия

18.12.2024 20:30:00

В ожидании госпожи Чеховой

Для прозаика и драматурга Николая Железняка театр – это жизнь, а не наоборот

Тэги: проза, театр, париж, балканы, чехов

Николай Александрович Железняк (р. 1964) – прозаик, драматург. Родился в Новочеркасске. Окончил Таганрогский радиотехнический институт. Защитил кандидатскую диссертацию по социологии в Российской академии государственной службы. Работал деканом факультета театральной драматургии Высших литературных курсов им. И.А. Бунина, заведующим литературно-драматургической частью Театра под руководством Армена Джигарханяна, заместителем художественного руководителя Московского академического театра сатиры. В настоящее время – заместитель директора театра «ГЛАС». Автор романов «Гонки на лафетах», «Чемоданы», «Одинокие следы на заснеженном поле», пьес «Праздник похорон», «Квадратные колеса», «Большой проспект», «Фрида la Vida». Лауреат международного литературного Тургеневского конкурса «Бежин луг» (первая премия в номинации «Проза»), литературной премии имени Фазиля Искандера, премии Министерства культуры РФ по поддержке современной драматургии и других.

проза, театр, париж, балканы, чехов Происходящее на сцене существует только здесь и сейчас. Сцена из спектакля «Формула любви». 2024. Фото из архива Николая Железняка

Недавно у Николая ЖЕЛЕЗНЯКА, отметившего в уходящем году 60-летие, вышла книга «Град на крови: Роман-апокалипсис» (краткий отзыв на нее см. в «НГ-EL» от 12.12.24). Что и стало поводом для беседы ее автора с Ольгой РЫЧКОВОЙ.

– Николай, сразу хочу поздравить с новой книгой. Создание такого масштабного произведения, как роман, требует немало времени и сосредоточенности. Как вам удается совмещать не терпящее суеты служение прозаической музе с достаточно суетной работой в театрах? Или театр, наоборот, способствует этому, подбрасывая сюжеты и персонажей?

– Спасибо за поздравление! Да, наконец-то закончена долгая работа, теперь судить читателям. Что касается совмещения застольной работы над текстом с бурной театральной жизнью, то тут даже одно помогло другому. Роман пишется годы и развивается в процессе письма. Так вот в этот раз ткань его приняла окончательную форму только после того, как я пришел работать в театр, сначала завлитом. Ведь главные герои произведения – две супружеские пары, актеры и режиссер. И, столкнувшись с актерами, увидел и постарался понять их множественные внутренние лики, их игру жизнью. Но главное, придя в театр, я убедился, что именно Театр – жизнь. Никак не наоборот. Единожды попав внутрь, вы его никогда не покинете, не сможете, он всегда в вас. И был в вас всегда, как вы поймете. Ведь именно театр – единственное из всех искусств, претендующее на то, чтобы заявить: все происходящее на сцене происходит здесь и сейчас, единожды, как в жизни. Хлопок ладони актера – и этот жест уходит на наших глазах в прошлое. И тем не менее настоящее искусство недоступно даже на уровне исполнения. Простите за сложность (улыбается).

– Название «Град на крови», да еще с сочетанием «роман-апокалипсис», настраивает на определенный лад... Хотите сразу напугать потенциального читателя или предупредить?

– Скажу сначала о том, что название романа все же «Град на крови», а вот «роман-апокалипсис» – это подзаголовок, некая расшифровка, с которой я согласился, предложенная главным редактором издательства «Вече» Сергеем Дмитриевым. Есть в ней, конечно, что-то и от маркетинга. Куда без него. Ведь у человека мало времени на выбор.

Кстати, и повествование начинается с места в карьер, с первого убийства. Детектив и страсть движут сложным сюжетом. Начинаются события с запутанного убийства в Париже, но вращаются вокруг старинной зловещей легенды о замке, а в славянском произношении – граде – Снежник. Небольшой спойлер. Именно там один из героев Максим видит еще в детстве свою настоящую любовь, ведьму, что поманила в город мечты – Париж. Где, как известно, умирают поэты, рождаясь в провинции. За эту любовь Анна – жена Максима – и мстит ему, убивая в их парижских апартаментах с окнами в Люксембургский сад любовника, чтобы подставить мужа. Держать внимание читателя и зрителя трудно, здесь главное, чтобы перед ним постоянно возникал вопрос: «Что дальше?..» Иначе в зале неизбежно человек смотрит на часы, а читатель откладывает книгу. Так что пугать не хочу, но буду (улыбается), ведь стремительное действие романа наполнено страшными, но увлекательными событиями c самой первой страницы. И до последней…

Когда-то Федор Михайлович Достоевский говорил, что он ставит занимательность выше художественности. В данном случае я стараюсь совмещать и интригующее развитие сюжета, и тщательную проработку языка и образов. Надеюсь, мне простят сравнение с великим писателем. Кстати, добавлю, что есть в книге достаточная толика любимых Гоголя и Маркеса с их фантастическим бытовым реализмом. А если возвращаться к названию, то град – это, конечно, замок, построенный ради денег на крови и предательстве рыцарем основателем Дормандом Рыжим. Но есть более широкое понятие града, в другом значении слова – «общество». И здесь уже более глубокий или высокий – как кому понравится – пласт романа. И Максим, отматывая по ходу событий жизнь все глубже в прошлое до момента встречи любви, пытается понять, что привело его к тому, что он идет убивать. И как любовь повлияла на его судьбу. Апокалипсис подразумевает последующее обновление. Чтобы все повторилось вновь. Жизнь.

– Действие книги происходит и в Париже, и на Балканах. Вас лично что-то связывает с этими местами?

– Завязка вроде бы парижской истории двух супружеских пар – в их жизни и изначальном убийстве, а развязка – в старинной легенде о владельцах града Снежник. Веками в том замке происходят страшные события. Я в нем бывал. Только переместил его в Боснию, в Динарское нагорье, и провел его историю до основателя – странствующего рыцаря Дорманда Рыжего, связанного с нечистой силой. Я поместил замок в место разлома цивилизаций, на границу Западной и Восточной Римских империй, по которой позже прошло разделение между католичеством и православием. А позже, с приходом Турецкой империи, часть населения еще и приняла мусульманство. Отметилась там и Австро-Венгрия, какое-то время, до самовластия, даже управлявшая Боснией совместно с Турецкой империей. Так появилась, если очень вкратце, теперешняя Босния – страна с тремя религиями и одним народом и языком. Как бы его ни называли – сербский, хорватский, боснийский. Я часто бывал на Балканах, жил в нескольких странах, хорошо знаю Словению, Хорватию, Боснию, Болгарию, Грецию, Черногорию с их двойственным бурлящим менталитетом. Многие из них ранее были составными частями Югославии. Кстати, значительная часть жителей этой несуществующей ныне страны до сих пор считают себя югославами. Ведь в таком смешении культур всегда возникает объединяющая надстройка. Так что события романа в основном происходят в Боснии и в Париже. Этот город мне тоже хорошо знаком (улыбается). А Балканы – это первородный хаос, мистика и веселье, ужас и смех, все вместе, в одном сплаве. Как и музыка балканская – отражение народов и культур – разудалая и разухабистая. И все это созвучно мироощущению России.

– В нашем предыдущем интервью («НГ-EL» от 29.09.22) вы рассказали о своей пьесе «Фрида la Vida», в которой речь идет о любовном четырехугольнике: Фрида Кало, ее муж Диего Ривера, Лев Троцкий и его жена Наталья Седова. Что вдохновило на такой сюжет и какова судьба пьесы?

– Театр сатиры, где я работал, хотел поставить спектакль о знаменитой художнице Фриде Кало. Нельзя сказать, что я тогда хорошо был знаком с ее произведениями и судьбой. Но почитав о ней, был впечатлен жизненным путем этой женщины, пережившей девушкой автокатастрофу, повлекшую за собой множественные операции, инвалидность и бездетность. Но дух Фриды позволял ей жить, сгорая так ярко, что освещалось все вокруг. И создавать раздвигающие деревянные рамки, рвущиеся в жизнь картины. И время было бурным. Она была замужем, причем дважды, за художником-монументалистом, мятущимся коммунистом Диего Риверой, который при жизни был гораздо известнее ее. А в мексиканском доме Фриды и Диего три года прожил революционер, организатор Октябрьского переворота в России, трибун и теоретик, создатель Красной армии – той, что от тайги до британских морей, – Лев Троцкий. Изгнанник, преследуемый Сталиным, скитался по разным странам вместе с гражданской женой Натальей Седовой. И, пережив несколько покушений, закончил жизнь в Мексике, где был убит догнавшим из заснеженной России ледорубом. Я сплел пружину действия вокруг времени их совместного пребывания в одних стенах с Фридой и Диего в мексиканском Койоакане, пригороде Мехико. Тем более что там возник четырехугольник страстей. Даже пятиугольник, при участии сестры Фриды. Постановка тогда не случилась в театре. Но пьеса ждет своего часа. Яркого воплощения, где с первой сцены мы попадаем на знаменитый, веселый праздник смерти, чтобы радоваться жизни.

В период с прошлого интервью случились постановки по моим инсценировкам. Я сделал сценическую редакцию пьесы Александра Хинштейна, спектакль стал называться «#неРевизор», премьера состоялась 17 декабря на сцене театра Ермоловой. И появился любимый мной спектакль «Формула любви» по изначальному киносценарию Григория Горина, где я еще выступил креативным продюсером, а генеральным продюсером – Петр Кравченко.

– Осенью в Орле прошел семинар-совещание «Мы выросли в России – ЦФО» для молодых писателей, где вы вели секцию драматургии. Как вам такой педагогический опыт? И нашлись ли среди семинаристов те, к кому применима фраза из комедии Вуди Аллена «Пули над Бродвеем»: «Это молодой Чехов!»

– Не первый раз меня приглашают разбирать работы молодых драматургов, и неизменно я сталкиваюсь с очень интересными, думающими людьми. Знаете, самое важное, когда авторы, идя по фабуле, жизненной истории или фантасмагории, закладывают внутрь второй слой, а иногда и третий. Для вдумчивого зрителя. Вернее, даже для того, кто просто задумается. Ведь даже комедией можно вызывать просто хохот, а можно и исподволь на что-то обратить внимание того, кто заметит. А если даже и не заметит, то все равно подбором происходящих событий, деталей сделать высказывание. В общем, можно принижать и опошлять, а можно поднимать. И я рад, что молодежь стремится не просто написать, а думает: о чем, как, почему и зачем. Здесь, конечно, важен этап отбора организаторами, выделяющими одаренных. Это большой труд. А задача педагога – заставить задумываться, разбирая работы. Побудить переписывать, дорабатывать, искать и находить самые точные и главное – нужные повороты сюжета. Ведь пьеса – прикладной жанр, ее будут читать не читатели, а режиссеры. И их надо увлечь, понимая, что в выбранной истории ее развитие – это жесткая конструкция, заставляющая зрителя не отрывать глаза от сцены. И многое получается у ребят. Хотя оговорюсь, среди семинаристов много и тех, кто в более зрелом возрасте пришел к написанию драм, трагедий и комедий. Драматургия недаром считается самым сложным жанром литературы, где только в диалогах нужно раскрыть и действие, и персонажей, оживить мир. Так вот, в драматургию, что заметно в последнее время, стало приходить много женщин. Раньше литература была дворянской, потом разночинской, потом с всеобщей грамотностью стали писать все. И вот пришли подающие надежды женщины. Среди них мы, думаю, и увидим госпожу Чехову.


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Серафима Бирман - От «подворотни» до сцены

Серафима Бирман - От «подворотни» до сцены

Геннадий Гутман

0
476
Рок, опера и кабаре сибирской «Антигоны»

Рок, опера и кабаре сибирской «Антигоны»

Владимир Дудин

Античную трагедию представили в Иркутском музыкальном театре

0
1007
Он пишет праздник

Он пишет праздник

Александр Балтин

Евгений Лесин

К 50-летию литературного и книжного художника Александра Трифонова

0
3804
"Аида" с мажорным финалом

"Аида" с мажорным финалом

Марина Гайкович

Премьера оперы Верди в Ростовском музыкальном театре

0
3856

Другие новости