Петит

ДУХ В БУКВЕ

Первоначально эта конференция возникла из стремления ответить на два вопроса: как сейчас в России возможно и нужно переводить Священное Писание и следует ли сделать язык православного богослужения более понятным? Конференция получилась на пересечении проблем богословия, филологии и философии языка - тем более что и приняли в ней участие такие "статусные" филологи, как Сергей Аверинцев и Борис Успенский. Однако участники обсуждали не только эти, несомненно, насущные темы, а вышли за их пределы очень далеко. Диапазон - от спорного, но принципиального по постановке проблем доклада Натальи Трауберг "Перевод как духовное делание" до обсуждения языковых аспектов церковно-политических проблем (доклад Ольги Васильевой "Государство, Русская Православная Церковь и экуменизм"). Сборник распался бы на части, если бы не послесловие Семена Зайденберга. Связывая воедино разные сюжеты конференции, Зайденберг замечает: "Может быть, проблема языка и есть в какой-то мере невидимое основание большинства догматических проблем", потому что язык в Церкви антиномичен, по сути, Церковь говорит "словом человеческим, но┘ то, что никаким словом выражено быть не может". Философски эта мысль обоснована в важном докладе епископа Серафима (Сигриста) (США) "Слово. Тишина. Литургия" - о том, что слово в Церкви рождается из тишины, из великой нездешней тишины, и абсолютизировать посюстороннее слово - значит забывать об этой тишине.

ДРУГ В РИМЕ

Уже в ранних стихотворениях Бродский обращался к античным сюжетам и мифам. Да и "Письма римскому другу" - текст, ставший классикой, разошедшийся на цитаты, - при всем своем неистовом антитоталитаризме написан "по мотивам" римской и греческой поэзии. Для Бродского это было не условностью; в интервью 1983 г. он говорил: "Литература современная в лучшем случае оказывается комментарием к литературе древней, заметками на полях Лукреция или Овидия". В зрелом возрасте Бродский творил миф об Империи, напоминающей римскую, но с современной техникой, об Империи, существующей "после нашей эры", после истории.

Книга, вышедшая в новой серии при журнале "Звезда" (этот журнал в последние годы регулярно издает малоизвестные тексты Бродского и литературу о нем), начинается с большой статьи Ирины Ковалевой, где излагается целая концепция античности у Бродского: когда и какие мотивы в поэзии Бродского появлялись с отсылками к античности (от бегства и изгнания в ранних текстах до трагического мирового круговорота превращений в поздней поэме "Вертумн"), из каких авторов Бродский эти мотивы усваивал (в стихотворении "На смерть Т.С. Элиота" - намек на миф о рифме, взятый из стилизованного под античность стихотворения Пушкина), какое они имели значение для его поэтики до и после эмиграции. Начинается же статья с глубокой мысли о связи образов Римской империи и покинутого Бродским Петербурга. Далее - подборка стихов Бродского, основанных на античной образности, от раннего "Сонета" ("Великий Гектор стрелами убит┘") до стихотворения 1995 года "Aere perennius"; здесь же - переводы хоров из трагедии Еврипида "Медея", переводы, которые Бродский сделал по просьбе Юрия Любимова для театральной постановки. К стихотворениям - комментарии Ирины Ковалевой, объясняющие происхождение отдельных античных мотивов и их переосмысления у Бродского.