Константин Шишкин
В объятьях лотоса с тобою мы уснем.
Син Юнбок. Женщина у лотосового пруда. 1805. Национальный музей Сеула
Кто первым придет в голову, если попросят вас назвать великих поэтов Востока? Правильно: Абуабдулло Рудаки, Джалолиддин Руми, Саади Шерози, Алишер Навои, Омар Хайям, Абулкосим Фирдоуси. Кто еще? Японец Мацуо Басе и кореец Ли Чон Син. Речь сейчас, как видно из подзаголовка, пойдет о последнем. Нет нужды рассказывать его биографию, она широко известна даже школьникам и продвинутым детсадовцам. Все мы учились в школе, все учили наизусть и повторяли его строки: «Так небо яростно пугает/ Грозой и молнией страдальца,/ Как ты меня пугаешь, мой учитель». Или: «О как ты ночью некрасива,/ Ужасней только поутру». Или: «Я помню первое соитье/ Пятнадцать лет тому назад/ Других, наверно, и не будет».
Биография его, повторюсь, широко известна, авантюрна и трагична. Отмечу – за неимением места предельно пунктирно – только самые важные вехи. Родился и умер в Хансоне (современный Сеул). Писал преимущественно на ханмуне. Писал поэмы и сичжо (в переводе означает трехстишие). Каждый стих такого трехстишия разделен цезурой на два полустишия. Удостоен посмертно звания «блестящего литератора» – «Мунчхон». Старший современник Басе (умер в 1668 году, когда японскому поэту было 22 года, в принципе они даже могли встретиться, и есть версия, что встречались, причем, скажем так, не без романтики), Ли Чон Син очень интересовался... Россией.
Анна Ахматова, много переводившая классическую корейскую поэзию, переводила, разумеется, и его. Россия там не упоминается. Но тому есть причина. Исследователь и переводчик почти всех произведений Ли Чон Син Виктор Николаевич Малеев (1951–1993) неоднократно писал, что в советское время стихи корейского классика и не могли быть опубликованы в СССР. Странно? Ничего странного. Стихи Ли Чон Сина посвящены Смутному времени и конкретно – Марине Мнишек. Он написал про нее целую поэму «Сонджо и Марина». Король Сонджо (1567–1608) всегда занимал и тревожил душу поэта. Царицу (Ли Чон Син называл Мнишек чаще всего именно так – Царица, реже – Мариной) он сравнивал именно с ним. Хотя не обошлось и без откровенно эротических фантазий...
В СССР, сами понимаете, подобные трактовки были неуместны: польская аферистка, враг России и т.д. и т.п. Времена изменились, поэма «Сонджо и Марина» (в переводе Малеева) была напечатана. А совсем недавно в бумагах переводчика обнаружилось еще несколько текстов, посвященных Мнишек. Я имею в виду цикл «Девять плачей Марины Мнишек». Они написаны в как раз в упомянутом жанре сичжо. Предлагаем вашему вниманию те из них, что дошли до нас.
* * *
Марина, приходи ко мне на пруд,
В объятьях лотоса с тобою мы уснем.
Лазурным облаком не буду увлекаться,
Ведь ты Царица сердца моего.
Я ум свой прихотливый не включаю,
Когда у ног твоих божественных лежу.
«Лазурное облако» в корейской поэзии традиционно означает карьеру, в отличие от «белоснежного облака» – жизни среди природы, в любви и согласии.
* * *
Не верь, Царица, проискам умелых,
В интригах искушенных мудрецов.
Они умеют только за спиною
Злодейства строить, нож всегда вонзить
В тебя готовы. Орды полудиких
На древних не похожи так людей.
«Древние люди» – чаще всего имеются в виду мудрецы Конфуций и Мэн-цзы.
* * *
Возьми, Царица, свой заветный меч.
И пусть он будет, словно меч Сян Юйя.
Рази врагов, они страшнее ветра,
Но скоро подоспеет твой Сонган...
Третий стих, увы, утрачен, как, впрочем, и остальные Плачи. Сонган в переводе – «Сосна и река»; так поэт называет Ивана Болотникова. Более, увы, ничего не сохранилось из цикла. Но и найденное имеет ценность, которую невозможно переоценить.
