Разговор с Гамлетом

Пернатый – каждый! – искусный артист┘
Фото Екатерины Богдановой

Пожалуй, именно такой диалог и происходит между современной поэзией и читателем. Что ему, бедному читателю, занятому поиском хлеба насущного и вожделенно вздыхающему от стремительной динамики списка журнала «Форбс», поэтические страсти-мордасти. В наше время даже книгопродавцы с поэтами не разговаривают, потому как ни рукопись, ни вдохновенье на Лондонской бирже не котируются. Только вот Маяковский навеки прав: «Поэзия – пресволочнейшая штуковина, существует – и ни в зуб ногой!»

Когда чистая вода будет стоить дороже нефти, тогда поэзия вновь обретет свою ценность. Стихи, как кислород, – когда человек здоров, он воздуха не замечает, а когда у него астма, он начинает ценить каждый глоток. Таким глотком, я надеюсь, и является билингвальная серия «Славянская поэзия ХХ–ХХI. Из века в век», а подготовленный к выпуску десятый (польский) том занимает особое место в собрании поэтического творчества славянских народов. Польская поэзия – одно из самых значительных и глубоких явлений не только в славянском мире, но во всей европейской истории литературы, а представленная читателю подборка из антологии – презентабельный срез ее современного состояния.

Вислава Шимборская (р. 1923)

Попытка

Как же ты, песенка, смеешься надо мной,
мол, пошла я в гору, но не быть мне розой.
Розой станет роза и никто другой. Ты знаешь.

Я пыталась шелестеть листвой.
Стать мечтала розовым кустом.
Затаив дыханье –
чтоб ускорить время – я ждала минуты превращенья в розу.

Нет у песни добрых для меня вестей:
плоть моя единственна, перемен не жди,
ах, я одноразовая до мозга костей.

Перевод Вячеслава Куприянова

Станислав Гроховяк (1934–1976)

* * *

А осень в этот год пришла седая
Деревьям очертанья нагадала
И облакам скомандовала «стройся»,
Они идут по небу серым войском.

Кипит работа, на полях так шумно,
И хлебом пахнут мельницы и гумна.
Как будто и не пронеслись над нами
Полотна боли с черными крылами
Как будто бы не опускались руки,
И слово «мир» не стало просто звуком.

А там, откуда шлю тебе страницы,
Большую тишину прядут нам птицы.
Тростник растет из молчаливой ряски,
Кувшинка закрывает лоно сказки,
Тут поле – тополю, а тополь – перепутью,

Бор – лесу отдает молчанья суть, и
Как будто вправду чижики-синички
По небу пронесли Плат Вероники.
И словно бы за ближней рощей где-то
Обычный ручеек впадает в Лету.
Прости: иду сквозь села утомленный,
А мне дают холодные поклоны.

Перевод Анны Бессмертной

Эдвард Стахура (1937–1979)

Иди дальше

Для меня уже все потеряно, кончено?
Прорицатель, ты читаешь, как в книгах, по облакам,
Посмотри и прочти, что обо мне наворочено.
Пробей отверстие, приоткрой завесу, что там?
Плотная завеса, клубится все гуще;
Мое пророческое око видит за ней немного:
Пересекаются дороги, спутано прошлое и будущее,
Что было, что есть и что будет в итоге.
Страшная завеса, клубится все гуще,
Вьюга безумствует, день с ночью смешала.
Мчится табун лошадей, и горит пуща,
Дым поднимается, его только больше стало.
Я уже ничего не вижу, объятья вьюги тесны.
Иди вперед неуклонно, а мне оставь сны.
Ничего не потеряно и не закончено. Только вперед иди,
Горизонт недосягаем, а ты всегда позади.

Перевод Виктора Широкова

Александр Навроцкий (р. 1940)

Разговор с Гамлетом

Парень, здесь нет концов и начал.
Те же убийства, та же литература и вера –
оружие слабых.
Мы обделываем делишки
А выдвигая идеи убеждаем себя
угодливыми насмешками
подданных и их бесконечным терпением
к увеличению налогов.
От угрызений совести
хорошо помогает болтовня
о греческой демократии
или римском праве.
Спасать честь шпагой
сегодня смешно. Для этого
есть юркие дипломаты,
способные убедить кого угодно.
Поэтому все правильно –
твое место в аду.
Под нашими небесами
нет места
чокнутым метафизикам,
ищущим вечные истины.

Обстоятельства меняют
даже святых:
– Нужно быть с людьми, –
сказано Петром и Павлом.
– Мы любим тебя,
как старую сказку
из потрепанной книги,
когда-то и мы точили мечи,
и жаждали мести.
Гробы и слова?!
Кровавая жертва давно
стала фарсом
в захудалом театре.
Мы трагедий не играем.
А из твоей драмы
легко поставим
доходное шоу.
Так что иди
туда, где твое королевство
будет мерцать пред тобой,
как прекрасная звезда.

Перевод Сергея Гловюка

Станислав Бараньчак (р. 1946)

5.11.79: если бы не люди

Если бы не люди, если бы они
не существовали
так назойливо,
со своей перхотью, паранойей,
истрепанными портками,
антисемитизмом, словами,
проблемами на работе,
химической завивкой,
мужем, женою
склонностью к упрощениям и
одышке, если бы вообще
не нужно было знакомиться
с ними, протирающими
запотевшие
очки, размашисто
вытирающими
ботинки – сегодня ужасная
грязь, – утирающими
бессильную слезу, если бы
не открывали перед каждым
так сразу свои сердца,
оплывшие жиром, хранящие
надежды жажду,
и засаленные портфели
с потертыми на сгибах
бумагами – минутку
куда я дел эту справку, –
если бы
вообще их не было,
этих жутко
одинаковых и чересчур
нелепых
разных миров с повышенным
давлением, с завышенными
требованиями – эй, господин
хороший, вы должны мне
помочь, – слишком громко
галдящих на жизни кромке,
слишком очевидно
живых, слишком ощутимо
человеческих, с их ворохом
радостей и бед,
насколько легче было бы
сказать, что ничего
человеческого нет

Перевод Анны Бессмертной

Юлиан Корнхаузер (р. 1946)

Поэтический трактат

Я многое бы отдал, чтобы
Стихотворение это стало
коробкой спичек или лампой
на письменном столе,
квитком
из прачечной. Мечта об этом
и делает меня поэтом.

Перевод Елены Исаевой

Лешек Жулинский (р. 1949)

Неколыбельная

За полночь по-над садами тиха,
Тьма – одеялом, под нею, тесны –
И у собаки, и у петуха –
Крепкие, длинные,
сладкие сны┘

Лишь только
соловушке-парубку
Нету покоя. Творец-вокалист,
Он, сцену уступит жаворонку.
Пернатый – каждый! – искусный артист.

Пусть щурится солнце на облаке,
Утром оно бледновато с лица,
Падает в нервные обмороки,
Как будто без ласки любовница.

У птички утренней горло дрожит,
Непросто дается звонкая трель.
А солнце рвет путы, оно спешит
Пролить на проснувшихся акварель.

Но люди вповалку лежат-храпят,
Их головы пухнут, как в злой запой.
И каждый – раздавлен, зноем распят,
Вот-вот их смерть приласкает рукой.

А ну-ка, планета, крутись скорей!
Вставай, земшара прогнившая плоть!
С большим удивлением в новый день,
Как в спящие ульи глядит Господь.

Но мир неподвижен в блаженном сне.
Бока вздымаются, судорог нет.
И видится миру, что он, как все,
Вернуться не хочет на белый свет.

Перевод Александра Герасимова