Андрей Новиков
О муже и поэте
Андрей считал себя в первую и главную очередь редактором. Он часто повторял знакомым: «В нашей семье поэт – Лиля». Я-то понимала, что он просто очень любил меня.
Андрей обладал невероятной скромностью, не свойственной поэтам. При этом знал цену своим стихам. В нем это как-то уживалось: робость и уверенность в себе. Я не знаю другого человека, который бы так самозабвенно любил не только поэзию, но и поэтов. Будучи главным редактором журнала «Современная поэзия», с радостью публиковал малоизвестных авторов. Для некоторых именитых ныне поэтов это была публикация. У Андрея был безупречный поэтический вкус. Я научилась у него многому.
Перед моим очередным приездом в Москву он написал: «Я очень жду тебя и твоего вечера в субботу. Мне думается, он станет хорошей большой вехой в твоем и нашем движении вперед. И мне радостно, что у нас уже так много замечательных планов на первую половину года. Я очень дорожу тобой, душа моя, очень люблю тебя. У нас все должно (будет!) становиться все лучше и лучше. И настоящее и будущее…»
Никто не будет любить меня, как Андрей. Никто не напишет таких стихов, как Андрей.
Лилия Газизова
Андрей Новиков
Акросонет
Лето с тобой начинается
в феврале.
Иней на стеклах, деревья
в овечьих шубах.
Легкие краски – ранней зимы
акварель.
И кажется, даже холод идет
на убыль.
Имя твое лилово, челка твоя
рыжа.
Глянешь глазами карими –
нежный омут.
А дальше – одним рассветом
с тобой дышать.
Знать, что не может быть
по-другому.
И по-весеннему льется с кустов
сирень.
Зной предвещает жаркого лета
забавы.
Обруч месяцев шлет свои
точки-тире.
Время от нас ничего не сможет
убавить!
Осенью так же будем ходить
в серебре.
И целоваться расслабленными
губами.
ТРИПТИХ
Не домой,
не на суп,
а к любимой
в гости,
две
морковинки
несу
за зеленый хвостик.
Маяковский
Февраль. Лиле
В раю нет места яблоку
упасть,
Известная история глупа,
Случилось так, как не могло
случиться.
В раю цветет моркови дивный
сад,
Морковь способна делать
чудеса,
Свидетелем тому –
ВладимВладимыч.
А я тебя – возьми и укради,
И ну по темным улицам
водить,
Тем, что расстроил пышноусый
Йося.
Мороз крепчал, но было
не до сна,
Неделя пролетела, как весна.
В тоске по ней такое остается:
…Бледнеть от отмороженной
зимы,
И вспоминать, как мерзли
вместе мы,
И рифмовать Остудина
с простудой.
Прибежище – случайное кафе
И в воздухе – внезапных чувств
аффект,
Все, как вчера, но не дойти
дотуда…
Сидеть в Москве, писать тебе
стихи,
По радио – Бюль-Бюль оглы
и Хиль,
Что за диджей волну такую
гонит?!
Закрыть глаза и слушать,
и молчать,
Унывна одноглазая печаль,
Голодный сон один ее поглотит.
Двумя я городами окремлён,
В разлуке не становишься
кремнем,
Когда прижмет, суровый
камень плачет.
Я ощущаю истину во мне,
И ты не холодна, но что ценней
–
Не просишь от меня особых
качеств.
Кончать себя за прошлое
корить,
И по ночам с луною говорить,
И отдаваться бешеной
мороке…
Всего сто тысяч шпал ведут
туда,
Мне их пройти – не требует
труда,
Дай мне ума не изменить
дороге.
По дороге в Казань. Лиле
Скажи мне, Лиля, ведь
недаром
Казань, спаленная пожаром,
Ивану отдана.
Меня к ней тянет, как к
невесте,
но, размышляю, в этом есть ли
ее вина.
Мне много лет покой не снился,
но жить в борьбе со здравым
смыслом –
не сильный кайф.
Ночами я чего-то ждал все,
и неизменно продолжался
мой личный кампф.
Но все прошло зимой холодной,
Как будто стерлись эти годы,
И я уже
не помню, что со мною было –
измена слуха, зренья или
кривой сюжет.
Ведь жизнь кончается
не часто,
и не поедет мой несчастный
больной пежо
в края, куда мне путь заказан.
Но я Казанью не наказан,
а поражен.
Считает шпалы скорый поезд,
а я в бреду – теперь нас двое.
…Лишившись сна,
мне до утра писать украдкой
и верить в то, что все в порядке
с тобой у нас.
И утра больше ждать нет
мочи,
где город тот, в котором очи
твои горят…
Потом прервусь на
полустрочке.
В глазах – рассвета рваный
почерк,
Вставать пора.
Сидеть, в окно тупить
о сроках,
От нетерпения дорога
Еще длинней.
Не время праздновать победу,
не брать Казань я ныне еду,
а сдаться ей.
И это все о ней
Твое имя, как колокольчик.
Твой приписной адрес – начало
лета.
Ты носишь браслеты и под
перчатками кольца.
У тебя инициалы
«Литературной газеты».
Ты, как Сфинкс, непонятно
красива,
его улыбка неуловимо
прекрасна.
Я – «Little boy», ты моя
Хиросима.
Ты – княжна, что в плену
у Разина.
Любить тебя лучше всего
в апреле,
Целовать, гладить волосы
твои терракотовые.
Пересекаются наши
параллельные.
Неизменно.
Кто ты?
