0
2027
Газета Поэзия Интернет-версия

28.09.2017 00:01:00

Холодея от любви и жалости…

Тэги: поэзия, иван бунин, владислав ходасевич, николай заболоцкий


поэзия, иван бунин, владислав ходасевич, николай заболоцкий Поэты Света Литвак и Виктор Коллегорский. Фото Екатерины Богдановой

Как давно мне хотелось написать о поэзии Виктора Коллегорского? 30 лет назад, когда впервые познакомилась с ним и его стихами, или 20, когда встречала редкие публикации на страницах журналов. Или сегодня, когда держу в руках две его книги: «Волошинский сентябрь. Стихотворения. Верлибры. Лимерики» (М., 2015) и «Внимая ангельскому пенью. Стихи о русской поэзии» (М., 2017).

Грустно и горько сознавать: эти маленькие тонкие книжечки, в 40 страниц, тиражом 100 экземпляров, изданные Союзом литераторов России в книжной серии «Визитная карточка литератора», вряд ли способны в полной мере представить Мастера, достойного «Избранного», и – увы! – вот ирония судьбы, – уже не нуждающегося в «визитной карточке»…

И все же, все же, все же…

Перед нами действительно мастер, который даже «в малости» дает урок стихотворным графоманам и нам, читателям, внезапно ощутить, что такое мастерство поэта. Оно – в отношении к слову: «Поэт совершает обряд словосочетания,/ если слова сочетаются по любви/ Рождается стихотворение». «Так просто», – подумает иной современный читатель, ждущий от инженера человеческих душ в новую эпоху каких-либо технически усовершенствованных подходов к слову – в духе модных инноваций. Но перед нами кажущаяся простота.

Так ли уж легко достижим обряд словосочетания? 

Еще в свое время Владислав Ходасевич проницательно заметил: «Талант без труда есть талант, зарытый в землю. Обработка своего таланта есть для писателя долг порядка религиозного. Искусство есть озарение обработанное, умелое». 

Не слишком ли прозаично это звучит? Нет, ведь именно так – нравится это нам или не нравится, хотим мы этого или не хотим – достигается – уже на языке Бунина – «та неуловимая художественная точность и свобода, та даже расстановка слов, тот выбор их, которыми руководствуется невольно только художник…»

В этом случае мы можем получить еще и наслаждение от мастерства. Стихи Коллегорского дают нам возможность ощутить это забытое нашей современностью чувство. Работающий в самой что ни есть традиционной форме – регулярный стих, выверенный размер, точная рифма, – он тонким слухом и зрением безошибочно находит и умело создает новые образные смыслы. В «Царском Селе» (так названо третье стихотворение из «Триптиха Петербургского»), где, казалось бы, по-прежнему царствует «вечности застывшая минута/ По мимолетной прихоти Творца», нас внезапно остановит и удивит «сырое великолепие дворца». Откуда взялся здесь этот странный эпитет? Что он означает? Прихоть поэта? Но у мастера нет случайных обмолвок. Студентка из Германии, присутствовавшая на моем семинаре в Литературном институте при разборе этого стихотворения, предложила, на мой взгляд, точное прочтение образа: эпитет «сырой» вызывает ассоциации с проточностью времени, волны которого не могли не омыть это намоленное место русской культуры, «…откуда пили ласточки и музы» (Дмитрий Кленовский).

«Гений места» поэт и его создание, будь то «стихотворение как целостный живой организм или отдельная образная клетка его, входят, по Виктору Коллегорскому, не в понятие книжной поэзии, как ее с отрицательным оттенком называли в 70–80-е годы, а в состав вечно животворящей Культуры.

Отличительная особенность художественной «походки» этого автора заключается в той трогательности – иначе не назовешь, – с какой он перебирает, перетирает, находит, сохраняя для нас, каждую малость (не мелочь!) из-под тысячелетнего слоя словесных глыб. Так возникает перед нами Беатриче Данте «в платье цвета пламени живого». Так оживает «воробышек» Лесбии – возлюбленной Катулла: «Воробышек, и нам дай райского пшена,// Открой нам, как назвать, какими именами/ Возлюбленную так, как больше ни одна/ Не будет никогда возлюбленною нами./ Пока не распростер свой гробовой венец/ Владыка дней Сатурн на грозном небосклоне,/ Пока не охладел к возлюбленной певец,/ И нежится птенец у Лесбии на лоне».

Можно ли считать это «книжной поэзией»? Нет, просто поэзией: вкус нигде – на протяжении двух катренов – не изменяет автору, а тонкая эротика, разлитая в тексте, счастливо спасает стихотворение от пошлости и иронии – злейших врагов современности; и после прочтения сохраняет стойкий аромат антологичности…

Имеется важный смысл в том, что живопись Рембрандта и Пикассо является такой же частью природы, как и раскраска на крыле бабочки, считает философ. Не о том ли нам говорит и поэт в своем давнем, 82-го года, стихотворении «Жимолость», к сожалению, не вошедшем в «Волошинский сентябрь»:

Кисти неизвестного 

художника,

Кисть сирени, стрелка 

подорожника,


Трав пучок, еще какой-то 

малости,

И сжималось сердце вдруг 

от жалости.


И казалось, а не впрямь ли 

живопись

Не сюжет, не жанр, а просто

жимолость,


Не глаза боярыни Морозовой,

А боярышник, в цвету, весь 

в пене розовой.


Каждый кустик молит: 

«Назови меня!»

Как Творец его, томится он 

без имени,


Погружаясь, медленно 

в забвение,

И, забывшись, ищешь 

утешения,


Холодея от любви и жалости,

В живописи, в жимолости, 

в малости.

Нетрудно заметить, что автор «Жимолости», «Ночной грозы» берет уроки у Заболоцкого, наиболее близкого ему (вслед за Тютчевым, Буниным, Ахматовой). Иметь такого учителя – трудная задача. Но еще труднее остаться самим собой. Коллегорскому это удается. Его «Ночную грозу» не спутаешь с «Грозой» Заболоцкого. Строки «Где-то прячется дождь, что никак не желает пролиться,/ И к ногам, как сухая горошина, катится гром» – все-таки коллегорские. Тот же узнаваемый нами сразу же принцип «малости» и «скрытности», выражающий отношение этого автора к жизни.

Современному читателю поэзии, приученному критикой к тому, что каждый текст автобиографичен (вопрос о том, какая автобиография, – не ставится), стихи Виктора Коллегорского могут показаться слишком закрытыми, лишенными «родимых пятен» своей биографии, слишком филологичными. Но это не так. Перед нами иное понимание присутствия автора в художественном тексте. Оно основывается на тайне и ближе классическому, традиционному.

И все-таки в последних стихах Коллегорский приоткрывает читателю эту тайну, не боясь показать открыто свое лицо : «Но душа не подвержена тлению,/ И, пока существует она,/ С ней и слово избегнет забвения,/ И пребудет во все времена». Прибыло лирическое – а вместе с ним и человеческое, слишком человеческое.

Поэт не может уйти от горькой мысли: создание творца, в котором торжествует благополучный хеппи-энд, так часто расходится с его собственной жизнью, исполненной горя и тревог, и с душой, которой предстоит долгий путь мытарств: «Вороне где-то Бог послал кусочек сыру,/ И муха денежку нашла,/ И лишь душа, скитаясь по эфиру,/ Земных даров себе не обрела».

Да, нам не дано предугадать, как наше слово отзовется, но то, что слово Виктора Коллегорского заслуживает сочувствия читателя сегодня, сейчас, – это безусловно.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Зарплатная гонка оказалась не всем по зубам

Зарплатная гонка оказалась не всем по зубам

Анастасия Башкатова

Промышленность скорректировала приоритеты: сохранение имеющихся работников вместо расширения штата

0
1226
"Гражданская инициатива" продолжит выборные кампании и в будущем году

"Гражданская инициатива" продолжит выборные кампании и в будущем году

Дарья Гармоненко

Лидер партии Андрей Нечаев и координатор платформы несистемщиков Борис Надеждин остаются партнерами

0
747
Центробанк описал свои антикризисные достижения по заветам Михаила Жванецкого

Центробанк описал свои антикризисные достижения по заветам Михаила Жванецкого

Михаил Сергеев

Сотрудники мегарегулятора подробно рассказывают, как рубль оказался среди наихудших валют в мире

0
1387
СИЗО – лучшая база для сбора доказательств

СИЗО – лучшая база для сбора доказательств

Екатерина Трифонова

Право арестанта на общение с родными зависит от его показаний и следователя

0
1047

Другие новости