Я колобок больной и старый

Как я поддался этим чарам?.. Вот такой подарок Александр Вулых преподнес Вадиму Степанцову на пятидесятилетие. Фото Андрея Щербака-Жукова

Шематон

(В плену галантного века)

Волшебно я коснусь

волшебными перстами

Твоей тугой груди, и, чинно

замерев,

Волшебные уста соприкосну 

с устами

Сладчайшей из принцесс, 

волшебнейшей из дев.

Наян и шематон, шалберник 

и повеса,

Повсюду про меня такое

говорят,

Но это чушь и гиль, всего лишь

слов завеса,

Не зря твои глаза так

пламенно горят.

Отдай мне первоцвет 

и первые экстазы,

Отдай, отдай сейчас, 

ведь века через два

Нас будут называть «сопля» 

и «скотобаза»,

И это будут, верь, не худшие

слова.

Забудь, про все забудь, 

покуда век галантный

Ласкает флейтой слух и негой

застит взор.

Волшебные персты

развязывают банты,

Чтоб воздуху вдохнул

кудлатенький трезор.

И вправду, он похож 

на маленького мопса,

Позволь-ка, я его потереблю 

за нос?

Трезор пустил слюну и, чуть

дрожа, улегся.

И дивный ураган в Элизий 

нас вознес.

* * *

Опрокинул в себя я стакан

Ароматной лесной 

земляники

И, зажмурясь, ладонью закрыл

Переполненный сочностью

   рот.

Я попал как карась на кукан,

Зачарованный прелестью 

Ники,

И смотрю на нее, как дебил,

В ожиданье любовных щедрот.

Тула, Тула, притулье мое,

Перелески, пригорки, поляны!

Думал, я никогда не влюблюсь,

Слишком много на сердце

рубцов,

А едва лишь взглянул на нее –

И заныли все старые раны,

И шепчу я: отдайся, Никусь,

Не обидит поэт Степанцов.

Не обидит салагу матрос,

Соловей не обидит лягушку,

Тузик грелку сначала порвет

И полюбит потом на века.

Дай же мне полизать тебя 

в нос,

Дай потрогать твои

завитушки,

А потом этот пламенный

рот

Пусть вопьется в уста

старика!

Любовь прокурора

(жалостный романс)

Богатый еврейский парнище

Открыл на Москве ресторан,

Готовил он разную пищу

На радость хорошим людям.

Ходили к нему прокуроры,

Полковники и доктора,

Богатые также актеры

И карточные шулера.

Известные были актеры

И карточные шулера.

Там было нарядно и шумно,

Там каждый был весел и пьян,

Ходил там мартышечник 

с бубном

И был электронный кальян.

Оркестр из семи балалаек

Играл там семь сорок 

и твист,

Хорошеньких всех негодяек

Кудрями пленял баянист.

Хорошеньких всех негодяек

Пленял красотой баянист.

На Красную Горку однажды,

На горе свое и позор,

В певицу по имени Няша

Влюбился один прокурор.

Спускал на подарки зарплату,

Стал взятки с просителей

брать,

В его префектуре откаты

Взвинтились как еж 

твою мать.

В его префектуре откаты

Взвинтились ну прям 

твою мать.

Полгода лазоревым цветом

Цвела их любовь в кабаке,

Вдруг тело его в туалете

Нашли с пистолетом в руке.

Лежит с головою пробитой,

Кровища и мозг по стенам,

Про Мастера и Маргариту

Торчит из кармана роман.

Про Мастера и Маргариту

Роман оттопырил карман.

Примчались омоновцы 

в масках,

Приехал седой генерал,

И в Няшиных сереньких

глазках

Печали он не увидал.

Вальяжная публика скоро

Забыла дорогу в кабак,

А Няша на День Прокурора

Теперь выступает за так.

А Няша на День Прокурора

Всегда выступает за так.

Радость отцовства

Я колобок больной и старый,

От всех ушел и убежал.

С лисицей, жилистой,

поджарой

Красивых деток нарожал.

Они, как папа, – в форме шара,

Но в рыжей шерстке, 

как маман.

Как я поддался этим чарам?

Как дал себя вовлечь в обман?

Шныряют детушки 

по лесу,

Едят лягушек и мышат,

Они б и папу съели к бесу,

Но зубки портить 

не спешат.

Я стар, я черств, я тверд 

как камень,

И тем лисицу я пленил.

У ней не клеилось 

с волками,

Медведь ей тоже 

был не мил.

Пусть врет – а я не осуждаю.

Все бабы лживы и хитры.

Сижу на пне и наблюдаю,

Как скачут рыжие шары.