Царь любви

Константин Скворцов. Лирика. – М.: Звонница МГ, 2019. – 398 с.

Вот баллада «Золотой зверобой…»:

Золотой зверобой,

и горячее поле душицы.

И обвивший смородину

сказочный алый

цветок.

И родник под скалой,

тот, который доныне

мне снится,

И сиреневый полог тумана

вдали от дорог…

В напевном размере пятистопного анапеста – строки в этом стихотворении разделены чаще всего на два и три ударных слога – она повествует о запоздалой встрече, предчувствовавшейся на фоне прекрасного романтического ландшафта, но состоявшейся в провалах между городскими домами…

Стихотворение «Звезда»:

Я и не думал никогда,

Что в небесах, ко мне недобрых,

Появится моя звезда,

Из миллионов ей подобных!..отсылает к песне Бутусова «Моя звезда всегда со мной…», несет столь же сильную магическую значимость, но в несколько ином философском тембре.

Украшением обманчиво небольшой, карманной, но собравшей под обложкой более трех сотен стихов книжки можно назвать собрание сонетов. Венок сплетен изящно, конец последней строки почти всегда является началом первой. «Есть в каждом Слове верность и измена./ Недаром же так скрытно и так смело,/ Так вожделенно светится оно» – завершение сонета № 6. Начало сонета № 7: «Так вожделенно светится оно,/ С таким желаньем плотью стать и явью,/ Что я, произнося его, расплавлю/ Весенний лед. И станет жизнь иной». Венок скрепляют сонеты № 75 и 105, выделенные курсивом и полужирным очертанием, повторяющие мотивы предыдущих. В сонетах встречается очень личная лирика, Константин Скворцов понимает и не страшится того, что любовь, к несчастью, преходяща, но изо всех сил стремится удержать, зафиксировать ее, изменив координаты времени, попав в его, времени, сердце, как в «око тайфуна», – пусть оно продолжает разрушительное течение вокруг, но не для героев сонета: «Как жаждем мы с тобой одной судьбы/ Хотя б на миг под этим вечным небом». Поэт бросает свет на частное пространство, стрелка счетчика искренности дрожит у границы красного сектора, но именно это является признаком того, что стихи живые, хочешь ты или нет, они пробьются в душу.

И это естественно: наши смутные догадки о прекрасном поэт отливает в зримые, волшебные, отчасти символистские образы:

Одно на этом свете

оправданье:

Поет на ветке неумолчный дрозд.

Напился меду, наклевался звезд

И ждет возлюбленную

на свиданье.

«Я – царь любви. Я царствовал и правил…» – величественный манифест в сонете № 35, возглавляющем сонеты прочие. В нем – то нежное эхо ушедшей, прерванной любви, то мудрая память о ней, но неизменно изысканно выстроенная вертикаль. Отточенный ритм, тайна цезур этого сонета создают впечатление даже несколько преувеличенного классического совершенства.