От железной жизни устала опора ЛЭП

А снег идет, понурый, как лесник… Винсент Ван Гог. Сад священника в Нейнене в снегу. 1885. Музей искусств Нортона Саймона, Пасадена

Книга «Музыка и мазут» Любови Колесник выделяется своим живым нервом, живым чувством, протестом против обезличивания. Все реалии в ее стихах зримые, порой правдиво жесткие, ретроспекция в прошлое не игра со временем, а выстраданность личной биографии. При чтении стихов вспоминаются советские поэты, особенно часто – Ярослав Смеляков, из современных – Марина Кудимова. И конечно, аллюзии из классики – от «Подъезжая под Ижоры» до «Пошли, Господь, свою отраду...». Однако «облак дымный» Тютчева обреченно превращен в «светло-серый облак плотный» – заводские выхлопы, а романтический вектор Серебряного века опасно изогнут, это техногенная змея, кусающая свой хвост. Романтическое цветение обречено:

Вот сумеречный сад,

в котором выть да пить.

Клубника зелена и начинает

гнить

– не отцвела еще, не вызреет

уже,

ботва, как пьяный черт,

валяется в меже.

Исповедальная открытость замкнута не на собственное лирическое эго – на коллективное «я» «исчезающей провинциады», где все улицы ведут в тупик, «промзоны короб жестяной», «гостиница рядом с тюрьмою», «в подворотнях пиво и героин», «слева помойка, справа голубь сидит на вожде». Проходят, точно утратившие витальную энергию, негативы доцифровой эпохи: нищий старик несет корзину, а «в корзине стынет пустота», жутковатые дети, ведомые тенями, «люди страшные и разные» – а «ФИО строителей коммунизма» «из книг истаивает, как призрак…»

Любовная тема тоже драматична, и нередко ее линия упирается в тупик:

Я думаю, откуда ты возник,

а снег идет, понурый,

как лесник,

и крест висит, распластанный

над Тверью.

Ты врешь – я верю.

Любовь Колесник. Музыка и мазут: [Стихотворения] – М.; СПб.: Т. 8 «ИздательскиеТехнологии» / «Пальмира», 2020. – 128 с. – (Серия «Пальмира – поэзия»)

Современность у Любови Колесник тягостно резонирует с прошлым: «Здесь экскаватор водит крепостной,/ и барин наземь харкает из «прадо». В пути «из Питера в Москву» закономерно возникает образ Радищева, а эмоциональное, почти надрывное обращение к Юрию Гагарину рисует четкую картину неокапиталистического социума, где «ум, честь и совесть горят в голубом газу», а люди обращены в «шестерки, шестерни, гвозди» (помните тихоновское: «Гвозди бы делать из этих людей...»?). Некоторые стихи новой книги уже были опубликованы в предыдущей – «Мир. Труд. Май», о которой можно прочитать в «НГ-EL” от 29 03.18. Заводская тема актуальна и здесь. Трудовые будни обретают метафизический абрис в стихотворении «Иду фотографировать насосы...»:

Киваю молча, щелкаю

затвором

на брак железа и людскую

тьму.

Тьма ширится.

Нас подытожат скоро

по метрике, неведомой ему.

Завод – редкий гость в современных стихах. И раскрывается тема не просто современно, не только предметно, но и с неожиданным экзистенциальным лиризмом: «я слышу плавниковый шелест/ смотрю на тропку к проходной/ людской поток идет на нерест/ и не встречается со мной». Лиризм Колесник особый: она одушевляет то, что, кажется, одушевить невозможно: в стихах живыми становятся и поезда: «Полнолуние над лежбищем электричек,/ прикорнувший в отдалении товарняк», и опора ЛЭП: «В Конаковском районе, засиженном москвичами,/ на природном лоне, вдали от сует и скреп,/ где тоску сжигают водкой, томят печами,/ от железной жизни устала опора ЛЭП». Органичны в стихах и романсовость, и песенные рефрены, ностальгически контрастирующие с картиной сегодняшнего дня тем оптимистическим порывом, что когда-то звучал – но оборвался: «Выйду вон на станции Змеиной –/ не шуршит в полях велосипед./ Некому нести букет повинный,/ потому что виноватых нет». Отозвалась в стихах и есенинская струна: «Не жалею, не зову, не каюсь,/ дни идут, размеренно темны...»

Любовь Колесник – поэт трагедийного эмоционального спектра. Иногда чувствуется влияние страстной драматичности Цветаевой, но чаще – трагедийность прикрывается иронией. Правда, веселее от этого не становится: «Я все придумала, придумала! Я не рождалась никогда» – вот исход из лирики. Никто из поэтов не смог обойти тему смерти. Любовь Колесник афористично соединила детство и смерть: «Детство покидает тебя, когда/ умирает первый твой хомячок». Цикл гражданского звучания «Ржевская битва» был представлен в книге «Мир. Труд. Май». Процитирую предыдущую рецензию: «Это память, ставшая генетической отметиной, боль о невернувшихся, слышимый до сих пор «вдовий отчаянный вой»: «Никто не знает имен этих серых трав,/ имен солдат, их выкормивших собой». Неверно было бы воспринимать Любовь Колесник только как обостренно честного социально реагирующего поэта. Ее поэзия – шире. И новый сборник об этом свидетельствует, а название «Музыка и мазут» отражает сочетание постиндустриального образного ряда, свободу стихотворной техники и полнозвучие мелоса.