Сиюминутность, впаянная в строку

Полина Орынянская. Мое средневековье. – М.: Стеклограф, 2020. – 62 с.

Все настоящие поэты идут в своем творчестве от жизни. Потому что идти больше не от чего. Есть поэты-трагики, есть поэты-юмористы, есть поэты-философы. Орынянская скорее из последних. Но это не та философия, которая выражена каким-нибудь стихотворным афоризмом, наподобие «Умом Россию не понять…» Тютчева, не какой-нибудь голой декларацией или умствованием, выдаваемым за поэзию.

Хотя, честно говоря, жизнь как философская конструкция мало кого интересует. Главное таинство поэзии, подмеченное еще Ахматовой: как из окружающего, из того же быта, рождаются стихи. Орынянская – поэт повседневности, сиюминутности, если хотите – бытовой пейзажности…Она умеет рисовать картинку, создавать настроение, умеет вписать свои стихи в течение времени, наконец. «Я возвращенец из полтыщи мест/ в свой заводской поселок, в двухэтажки,/ где сохнут во дворе штаны-рубашки,/ а выйдешь со двора – так сразу лес».

Поэт принимает жизнь какая она есть (как не вспомнить Владимира Кострова: «…Жизнь такова, какова она есть, и больше никакова…»): не возмущается, не критикует, не плачет, не проклинает, а понимает, принимает с легкой печалью, с какой мы часто благодарно провожаем уходящее лето… Сборник оставляет ощущение теплоты. Ничего удивительного. Из 57 стихов – 29 о лете, летней поре, летнем настроении. Лето у автора уже уставшее; лето, как сад, еще зеленый, но уже присыпанный пылью начавшегося увядания; лето, как символ жизни, двинувшейся, увы, все-таки к закату… Такая оптимистическая печаль… «Уходит август на покой –/ пока неспешно и с оглядкой./ Дымится нехотя и зябко/ туман над медленной рекой».

Когда слышишь слово «средневековье», то в голове невольно всплывают замки, рыцари, крестовые походы и прочие прелести истории. А вот личное средневековье – это все же количество прожитых лет, исходя из гипотетических ста. Потому что заявленные Данте 35 лет («Божественная комедия»: «Жизни срок дойдя до середины…») все-таки коротковаты для современного человека. Хотя и 50 лет для нашего современника пока смещены на шкале времени от середины жизни. Книга Орынянской приводит в равновесие это недоумение от такого срока и нежелание воспринимать его как выход на финишную прямую. Да, иллюзии уже утрачены, но силы жить еще остались. И это делает поэту честь, она не играется со временем, не кокетничает с возрастом. Что есть, то и есть. «Зеленью пахнет, сыростью и теплом./ Травы торопятся в каждой щели взойти…/ Лето становится коротко и мало,/ будто с годами садится его сатин».

Мир сборника – это мир сохранившихся ветхозаветных советских двориков с песочницами под «грибками», раскрашенными как пограничные столбы; парой-тройкой старых корявых деревьев неясной породы; простеньких скамеек у подъездов; самодельных клумб из поставленных на уголок красных кирпичей под окнами; на одной стороне двориков – ряд двухэтажных домов с треугольными эркерами по фасаду или без, на другой – разнокалиберные сараи, предназначенные под дрова и разную рухлядь… Мир городских окраин, предместий, рабочих поселков, райцентров, дач, садов… Много природы, простых людей и невысоких строений.

Но все же какой поэт без темы дороги, пути, странствия? И хотя лирическая героиня и декларирует укорененность в свою Йокнапатофу, но иногда, судя по стихам, ветер странствий подхватывает и ее. Это не абстрактное: «Я завтра уйду опять/ В туманную даль…», а вполне конкретные поездки – веселые и бесшабашные… «Давай покажем миру фиг./ Уже докуривай, погнали!/ Там полусонный проводник/ (помят, с похмелья, маргинален)/ притащит нам звенящий чай/ и намекнет на что покрепче./ Гуляй, рванина, вычитай/ из трезвой жизни этот вечер!»

А возвращение домой выглядит у поэта, как путешествие во времени и пространстве жизни. Как не вспомнить тут Юрия Кузнецова с его: «Край света – за первым углом…»

К кому и к чему возвращается героиня? Да все к тому же – к своим корням, своему дому, устоявшемуся быту… «Слишком просто для мечты – тепло и свет./ Сыплет день закатные медяшки/ в нашу кухню в старой двухэтажке…/ Знаешь, для меня важнее нет/ маминых фиалок на окне,/ старенького дедова буфета…»

Важный показатель качества стихов – возможность каких-то строк стать цитатой или эпиграфом. Орынянская не скупится на примеры. Ну, вот хотя бы на такие: «Сиюминутность, впаянная в строку,/ как муравей в кусочек янтаря». Или: «Тут всё – покорность року и судьбе,/ и жизнь – судьбе и року вопреки...»

Неужели все прекрасно и замечательно в «Моем средневековье»? Если покопаться, то можно найти кое-какие технические огрехи. То вдруг вынырнет сонет, написанный вверх тормашками... То в мирной череде катренов неожиданно втиснется в один из них пятая строка – и думаешь: это поиск какой-то новой формы или автор просто не справился с текстом? То заскрипит звукопись…

Но хорошего поэта лучше хвалить, чем бить по рукам. Стихотворение – не роман, где любой недочет портит картину. Со стихами проще. Что-то не так? Пометили галочкой неудачную строку и читаем дальше, общая картина сборника от этого не меняется. Кто-то правильно сказал: чтобы лицо смотрелось красивым, в нем должен быть хоть какой-нибудь мелкий дефект. Хотелось бы, однако, пожелать Полине Орынянской, чтобы таких необязательных ущербных деталей в ее стихах было как можно меньше. Средневековье-с все же!

Псковская область