Травинка против листьев

Мальчик-бурлак, будущий президент… Иллюстрация из книги «From Canal Boy to President: The Boyhood and Manhood of James A. Garfield». 1881

Самый знаменитый сборник американский поэзии – «Leaves of grass» Уолта Уитмена – до сих пор известен в России под неправильно переведенным названием. «Листья травы» – недопустимый буквализм.

Если не брать 100-летнюю традицию именно такой передачи заглавия, то русское ухо режет сочетание листьев и травы. Это взаимоисключающие понятия. В русском языке у травы нет листьев. Я, естественно, не беру траву с точки зрения ботаники. В науке у любой травы имеются и листья, и все прочие аксессуары цветкового растения. Но мы про обыденную речь. Никто не скажет «лист травы», тем более «листья». Листья – это принадлежность деревьев и кустарников, у которых они четко отделены от ствола и веток. Зеленая же трава как бы представляет собой неразрывное единство стебля и листа в форме побега.

О чем идет речь в оригинале? Вот цитаты из Уитмена: «I believe a leaf of grass is no less than the journey-work of the stars». Корней Чуковский, самый известный в России переводчик Уитмена, передал первоначально это так: «Я верю, что былинка травы не меньше движения звезд». Спустя годы он вернулся к этой строке и справил на: «Я верю, что листик травы не меньше поденщины звезд». Другой пример: «And limitless are leaves stiff or drooping in the fields». Первоначальный перевод Чуковского: «И что бесчисленны листья в полях – и твердые, и сморщенные». Затем он поменял на: «И что бесчисленные листья – и молодые и старые» и, как видим, убрал «поля», ибо понимал, что какие листья там? В полях растет именно трава.

Думается, что первоначальный перевод в первом случае – «былинка», ближе к оригинальному значению. У Уитмена речь идет о былинках, а лучше сказать, о травинках. Он выделяет из травы частное. Травинка, схваченная внимательным взглядом поэта, противопоставляется траве как общей массе. Уитмен уточняет: «I lean and loafe at my ease observing a spear of summer grass», то есть он наблюдает не за травой, а именно за отдельно взятым стебельком. Поэтому правильный перевод сборника Уолта Уитмена будет «Травинки» (это дело вкуса, конечно, «Былинки» тоже неплохо). Соответственно первую цитату можно перевести как «Я верю, что травинка» и далее по смыслу. Во втором случае – «И нету счета травинкам в полях, устремленным вверх или поникшим». Кстати, в случае «a spear of summer grass» Чуковский переводит то как «былинку летней травы», то как «летнюю травинку». Иными словами, когда нет смущающего «leaf», Чуковский не колеблется.

Я заинтересовался: а как же Константин Бальмонт, которого Чуковский критиковал за переводы из Уитмена, передал название? Оказалось, что «Побеги травы», безо всяких «листьев». И это еще один подходящий вариант, только несколько книжный, ибо в разговорном языке никто «побеги» не употребляет. Слово скорее из словаря агрономов и садоводов.

Сложные отношения Бальмонта и Чуковского хорошо известны. О них подробно рассказывается в статье Барри П. Шерра «Языковые игры орлов: Уитмен в переводах Чуковского и Бальмонта», опубликованной в журнале «Иностранная литература», № 10, 2007. Американский исследователь пишет: «Сугубо отрицательное отношение к этим переводам (Бальмонта. – М.А.) установилось почти с самого начала, и решающую роль здесь сыграли резкие нападки именно со стороны Чуковского… Чуковский предъявил Бальмонту обвинение… в плохом владении языком оригинала («В трех строках перевода он сделал пять грубейших ошибок…»)».

Я решил посмотреть свежим взглядом переводы самого Чуковского и обнаружил немало любопытного. «Мальчик-бурлак мелким шагом идет бечевой вдоль канала» – вот они, ужасы американского капитализма, мальчонку заставляют тащить баржу! Но в оригинале: «The canal boy trots on the tow-path». То есть «мальчик-ездовой едет рысью по дорожке для упряжек». Таким «canal boy «был, например, президент Джеймс Гарфильд, рекламная книга о котором так и называлась «From Canal Boy to President: The Boyhood and Manhood of James A. Garfield». И в ней рассказывается, как будущий президент управлял упряжкой мулов, которые и тащили баржи. То есть переводчик не понял, что «trot» означает «ехать рысцой», и заставил пацаненка тянуть непосильную тяжесть!

«Пускай пингвин с клювом-бритвой уносится к северу на Лабрадор». Но пингвины не живут в Северном полушарии! Хотя Чуковский дожил до советских экспедиций в Антарктиду, породивших моду на пингвинов, и мог об этом узнать. В оригинале: «In vain the razor-bill’d auk sails far north to Labrador». «Razor-bill’d auk» – это гагарка. А «Razor-bill’d» – не ее описание, а часть названия.

«The western turkey-shooting draws old and young». Сперва Чуковский перевел так: «На Западе охота на ястреба привлекает старых и малых». И добавил в сноске: «В подлиннике turkеу – индюк; но несомненно, что автор разумеет здесь turkey-buzzard – особую породу американских ястребов, имеющих отдаленное сходство с индюками». На самом же деле «turkey-buzzard» – это гриф-индейка, птица, питающаяся падалью. И никакой массовой охоты на нее нет. Чуковского, видимо, что-то смущало, и через много лет он переписал так: «Охота на фазанов на Западе привлекает молодых и старых». Но фазаны в Америке не живут. Зато диких индеек – в изобилии, и на них и охотятся.

«The Wolverine sets traps on the creek that helps fill the Huron» – «Житель Ууверайна ставит западни для зверей у ручьев, которые наливают водою Гурон» и примечание: «Ууверайн (Wolverine) – городок в Мичигане близ озера Гурон». Но Wolverine – это прозвище жителей Мичигана, то есть «Мичиганец ставит западни». А Вулверин (никак не Ууверайн!) – деревня, только-только основанная к концу жизни Уитмена. И это только то, что бросилось в глаза при беглом взгляде на перевод нескольких стихотворений.

Если уж говорить о русском Уитмене, то наиболее близким соответствием ему, на которое стоило бы опираться переводчикам, были горьковские песни о Соколе и Буревестнике:

What is this that frees me so

in storms?

What do my shouts amid

lightnings and raging winds mean?

Что делает меня таким

свободным в бурях?

Что значат мои крики среди

молний и бушующих ветров?

Ну и, конечно, «глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах» – уж не эта ли строка навеяла Чуковскому его пингвина? Но Максим Горький не пошел по такому пути и не стал «русским Уитменом» – возможно, напрасно.