Галина Щербова
|
|
Философская система, созданная в книге, сопровожденная авторскими рисунками. Иллюстрация из книги |
Конечно, более безопасен путь, когда автор рецензии устраняется от личных оценок и исследует подборку или книгу, применяя критерии филологической науки, истории литературы, оттуда определяет соответствия и отступления и так приходит к итоговому выводу об индивидуальных чертах поэта или выявляет параллели с уже имеющимися авторами и произведениями. Так поступают профессиональные критики, не поэты, им особенно легко быть объективными в силу позиции извне... И все же гораздо интереснее, что человек думает, а не то, что он знает. Все же знания вторичны по сравнению с мыслью, даже просто с мнением, возникшим из впечатления, переживания, ощущения. А как еще читать стихи?
Многостраничная серьезная работа Козырева состоит из нескольких разделов: «Проповедь птицам», «Вереск цветет», «Сад камней», «Красное на черном», «Переоценка ценностей» с переводами сонетов, «Ясность». Название книги прозрачно указывает на космическую медитативную основу, в которой предполагается неторопливость созерцания и осмысления. Но здесь же – аллюзия на «Камень» Мандельштама, обещающая преемственность.
…И каменный непрочный
манускрипт
Ждет, кто его переведет
на русский.
Святая стертость
побледневших лиц,
Смиренье глаз и букв, ушедших в камень… («Сибирский часослов»)
…С выщербленной душой,
обезбоженная, пустая,
Ты силой своей безликой
с сотворения мира горда.
Какие печали ты на наш
мир насылаешь,
На каменные заводы, на серые города? («Каменная баба»)
Раздел книги с одноименным названием «Сад камней» обращает на себя особое внимание. Он начинается школьно-ностальгическим «Пропись в клеточку», где разворачивается лента жизни от настроений детства: «…Мы за клетками парт в клетках классов сидели рядами», приводящая к неутешительному итогу: «Каждый в клетке сидеть обречен до скончания века...» Сад камней здесь предстает уже не местом созерцания, а местом выживания. Названия стихов говорят сами за себя: «Призаводское», «Омское метро», «Девяностые», «Соцреализм», «Пустыри»…
Книгой подведен итог определенному этапу творческого пути поэта. Пласт стихов, составляющих ее, вовлекает читателя в систему сложных, протяженных осмыслений. В первой половине сборника размещены длинные многостраничные стихи, настоящие поэмы, требующие видимого сюжета, композиции, но нет, это фактически поток сознания, идущий с разной скоростью и с разным напряжением, в волнах которого можно порой выловить внезапные озарения, изысканные метафоры, замечательные характеристики. Неожиданно и впечатляюще: «…над головой трескается и плывет куда-то / Северное Ледовитое небо…» («ветер, дым, хруст…»). В «Белых стихах» концовка построена на глубоком убеждении: «…Я знаю, без тебя весны не будет». В «Тишине»: «Простой, как простыня, просторный полдень…» Большое напряженное стихотворение «Как души, озираясь с непривычки…» – несущийся поезд, тревожные мысли пассажира, глядящего на картину ночных пожаров: «И май горел, как рыжая солома, / И дым вставал со всех концов земли». И снова тревожный взгляд в темноту: «А за окном пульсировала ночь. / Огромное, безвыходное лето» («Метаморфозы»).
В несколько ином ключе «Лето в городе»:
Бредят жаркие улицы,
Спят, покоя не зная.
Окна в зданьях то жмурятся,
То протяжно зевают.
Стихотворение «Потом, потом, когда-нибудь…» трогает свежестью припоминаний, указывая на их непреходящую остроту и реальную опасность:
…И в прошлое посмотришь ты,
как после сна, подняв ресницы…
Так смотрят на добычу птицы
с недостижимой высоты.
|
|
Андрей Козырев. Сад камней. Стихотворения.– Омск: Омскбланкиздат, 2024. – 226 с. |
Словотворчеством поэт поглощен и в стихотворении «Воробьиная ода»:
Неужели тебя мы забыли?
Для меня ты всегда всех живей –
Спутник детства,
брат неба и пыли,
Друг потех и забав, воробей!
Ты щебечешь о небе, играя,
Неказистый комок высоты –
Сверху – небо, внизу –
пыль земная,
Между ними – лишь ветка
да ты!
Воробьиною кровью живее,
От мороза дрожа, словно дым,
Я, как ты, ворожу, воробею,
Не робею пред небом твоим.
И зимой, воробьясь вдохновенно,
Не заботясь, как жил и умру,
Я, как ты, воробьинка
вселенной,
Замерзая, дрожу на ветру…
Но пока ты живешь,
чудо-птица,
На глухих пустырях бытия
Воробьится, двоится,
троится
Воробейная правда твоя!
Стихотворение «Скелет в шкафу» как бы из той же группы легких предметных стихов, но уже ироническая поэзия:
…Как прыгают на черепе очки,
Как пляшет в тонких пальцах
чашка чая.
Как это важно, если ты поэт,
Не знающий в работе
утомленья,
Чтоб хоть один
веселенький скелет
Жил у тебя в шкафу –
для вдохновенья.
В книге затронуто множество тем: о поэте и поэзии, о любви, портреты современников, город, родина, прошлое и будущее, история. Не миновала автора и тема войны:
…Буря и натиск,
плен и блокада,
Камень и пепел, солнце в пыли.
Новую песню Дантова ада
Мы написали, но – не прочли. («Снегирь»)
Ярко стихотворение «Верно, беспримерными по силе…» об исторической мощи предков, где дано поразительное по дальновидности представление о России как о матрешке: «…Но в России есть еще Россия, / А внутри нее – еще одна». Здесь и ловушка для врага по примеру «захабов» в древнерусских крепостях, и постоянное возрождение наподобие птицы Феникса, и беззаботная игра.
В переводах сонетов Шекспира и Теодора Агриппы д’Обиньи, французского поэта и историка времен позднего Возрождения, чувствуется ярость первоисточника. И мы доверяемся переводчику, его прочтению и трактовке оригиналов так же, как доверяемся прочтению отраженного в его стихах мироздания.
В стихах Козырева сознание превалирует над чувственностью, мысль над образностью. Угадывается что-то родственное поэтическим трактатам древности, вдумчиво повествующим о стихиях, о строении мира, о божественном. В последнем разделе «Ясность» автор напрямую обращается к Богу, вступает с ним в диалог, переживает моменты приближения, угадывания созвучия с Ним. В стихотворении с тем же названием, «Ясность», завершающем книгу и, очевидно, вобравшем в себя ее смыслы, утверждается надежда на созидательный диалог с Богом, надежда на будущее, которое олицетворяет собой весна. Стихотворение начинается словами: «Весна нас ждет…», далее рисуются картины пробуждения и дается портрет Создателя, без которого нет жизни, невозможно творчество:
…В ней сдобный пар
над черною землею
Волнуется, колдует и дрожит.
Наш Бог – импровизатор,
он весною,
Непрошенной, веселою и злою,
Как творческой удачей,
дорожит.
Другие стихи того же раздела показывают грани взаимодействия с Ним: «И вот – ты одинок, как Бог» («У камина»); «…И вещий сумрак возлагает / Свои ладони мне на лоб» («В храме»); «…веря в Бога, как веруют в хлеб воробьи на снегу» («Стихи в декабре»). В стихотворении «Сочельник» затянувшееся равнодушие, медлительность превращаются в неподвижность, что зафиксировано через неожиданный образ рядового бытового предмета: «…И моя табуретка, набычившись, в грязный паркет / Снова корни пускает». Любопытен стихоэксперимент «Бог», где образ Создателя формируется множеством эпитетов. Невольно вспоминается песенка на музыку Василия Соловьева-Седого: «…Деточка, веточка, кошечка, козочка… / Где ты слова-то берешь?»
Книга Андрея Козырева «Сад камней» сложна, в ней много авторского осмысления окружающего мира, метафизики, обращения к высшим сферам, к Богу, немало стихов, которые можно отнести к духовной поэзии. Стороннику простых вещей, кратких ритмических или афоризмов непросто вникнуть в гулкий, иногда невнятный космос поэтического мирочувствия, услышать поэзию в сложных построениях разума. Неспроста изложение часто ведется свободным стихом, так как ритмизованная рифмованная система становится непреодолимым препятствием для формулировки высказывания.
В книге создана философская система, сопровожденная авторскими фантастически-сюрреалистическими рисунками и фотографиями, некоторые из которых вписаны в овал. Или же это очертания яйца, трактуемого в христианстве как символ гроба и воскресения. А закончить надо словами, которые можно принять итоговыми: «Мы дальше от Него, чем Он от нас».
комментарии(0)