Фантомные цели российского самоопределения

	Борис Кустодиев. Купец в шубе. Из серии "Русские типы". 1920.

НАДО отдать должное сыну одного из самых ярких советских философов последней трети XX века. Его статья "Русский мир. Возможные цели самоопределения" не может не вызвать резонанса в душах людей, искренне озабоченных сегодняшним бедственным положением нашей страны и особенно туманностью ее перспектив в глобальном аспекте. И мы бы с благодарностью разделили пафос статьи Петра Щедровицкого, если бы нашли в ней ключ к пониманию реальных трудностей национально-государственной идентификации России. Однако геоэкономические и геополитические рамки такой идентификации, построенные автором, кажутся нам расплывчатыми и малопригодными для дальнейшей методологической работы.

Начнем с действительной пружины концепции П.Щедровицкого. Эта концепция в первую очередь есть реакция на всеобъемлющее (политическое, экономическое, культурное, информационное, идеологическое и пр.) давление западного мира на интеллектуальный и моральный климат сегодняшней России, реакция на то, что упомянутый в статье В.Лефевр обозначил (в частной беседе) емким и точным термином "вестершизм". Россия не может не порождать силу противоположной направленности, и эту силу пытаются найти уже много лет в различных вариантах "русской идеи". А поскольку П.Щедровицкий хорошо вооружен методологическим инструментарием, то свой вариант "формирования новой культуры геоэкономического наступления" он обосновывает на более высоком уровне, чем прочие публицисты.

Главная конструкция его "Русского мира" есть слепок с реального "Западного мира", мира англоязычного, заполнившего собой большую часть геополитического и геоэкономического пространства. Нам тоже хочется, чтобы Россия нашла подобающее ей место в этом пространстве. И пусть "руссошизм" будет не менее гадким явлением, чем "вестершизм", но на пути к нему можно сделать шаги по пути действительно прогрессивного исторического развития России и найти реальные рамки национального самоопределения. Здесь, правда, нужно искать другие аргументы, и мы попробуем по пунктам изложить свои возражения.

1. "Признание существования русского мира позволяет нам говорить о русском капитале, совокупности... потенциалов, выразимых в языковом мышлении и коммуникационных (гуманитарных) ресурсах русского языка", - пишет автор. Это неверно в принципе. Можно говорить о капитале, используемом в русском мире, о качестве этого капитала и т.д. Однако капитал не имеет национальных характеристик, национальными бывают только условия его функционирования, и они могут быть лучше или хуже по сравнению с другими. Капитал сегодня принимает, помимо прочего, индивидуальную оболочку, но качество этой оболочки зависит от способностей и профессионализма индивидуума, а не от его национальной принадлежности. Даже "энергия воли" скорее индивидуальна и институциональна, чем национальна.

Далее. "Капитал - это способность производить богатство за счет создания продукции и снижения ресурсозатрат на каждую единицу последней". Это, увы, XVIII век, а не XXI. Капитал есть способность производить добавленную стоимость в растущих масштабах, несмотря на то что каждая единица этой стоимости быстро обесценивается во времени. Отсюда важность человеческого капитала, ориентации на будущее, создания будущего и т.п.

Поэтому и ключевая цель должна быть сформулирована иначе: не "всемерно повысить производительность русского капитала", а увеличить объем и улучшить качество капитала, находящегося в распоряжении русского мира.

2. П.Щедровицкий прав, когда видит главную опасность в концентрации усилий для достижения ложных целей, для осуществления идеалов, уходящих в прошлое. И, конечно, закономерен поставленный им вопрос: какие цели в новом мире перемен должны ставить перед собой русские люди, чтобы сохраниться как этнос, как культурная общность, как социальная, экономическая и политическая сила? Однако так ли очевидно, что "русские люди" - это "думающие и говорящие на русском языке"? Как быть с другими, живущими в России и разделяющими ее судьбу, для которых русский язык не является родным? Это совсем не простой вопрос в контексте построения "русского мира" даже с самыми подвижными (или перестраиваемыми) его границами.

На другую грань этого же вопроса: можно ли в эпоху глобализации мыслить в терминах отдельных наций и государств? - ответ утвердительный: да, только чуть в ином ключе. Глобальное сообщество - это всего лишь единый мировой рынок, участники которого конкурируют между собой за обладание всеми мировыми ресурсами (от нефти до знаний). Для достижения успеха возникают межнациональные коалиции и союзы (транснациональные корпорации, Европейский союз), которые тем не менее сохраняют национальную привязку просто в силу того, что нации и государства остаются в этом глобальном мире центрами притяжения (или отталкивания). Преимущества получают те государства и организации, которые способны производить больше "добавленной стоимости". Они притягивают денежные потоки и человеческие таланты. Пример: США.

3. Нам представляется, что теоретические представления автора об обществе и механизмах его развития существенно неточны. Так, мы читаем: "Человеческое общество представляет собой рефлексивную полисистему, в которой идеи и представления, которыми пользуются люди для осмысления своего прошлого и проектирования будущего, реальнее, чем фактическое положение дел. Представления есть реальность, а знания суть идеи-силы, влияющие на способы самоопределения и взаимодействия людей. В конечном счете именно технологии мышления и понимания человеком самого себя (своего места в мире) и закрепляющие их идеологии, получившие массовое распространение, становятся ведущим фактором исторического взлета и падения обществ и государств" (курсив автора).

Это какой-то марксизм наоборот, рассуждающий в терминах большей или меньшей реальности. Давно известно, что идеи - великая сила, но столь же верно и то, что даже на технологическом уровне идеи несамодостаточны. Необходимы институты (институциональная среда), способные объединить идеи с другими ресурсами, с человеческими действиями. И если подходящая для новых идей среда не создана, идеи обречены независимо от степени их реальности. Более того: в наступающем мире перемен не может быть успешной неизменная идея, все слишком быстро меняется. Необходима поэтому не столько новая фундаментальная идея, сколько институциональный механизм, генерирующий свободное порождение новых идей.

4. Невозможностью формирования единой всеобъясняющей и всесильной идеи опровергается другой фундаментальный тезис статьи: главное - это "способность управлять глобальным производством". Глобальным производством нельзя управлять, оно функционирует в режиме саморазвития, непредсказуемой эволюции. Не существует людей и знаний, способных предвидеть будущее, но имеются люди и знания, способные быстрее избавиться от иллюзий и ошибок и получить на этом преимущество. В этом и состоит ограниченная важность "управленческих команд" и т.п.

5. Переход к новой ступени человеческой цивилизации "будет связан с переходом от процесса производства средств деятельности к производству человеческих качеств, самого человека и глобальных технологий управления жизнью". Последнее, к счастью, неверно - не хватало нам только глобальных технологий управления жизнью. Индивидуум становится все более и более свободным, несмотря на обилие технологий, позволяющих им управлять. Все зависит от качества институциональной среды. Но автор прав в том, что капитал и труд становятся другими. Сначала капитал - это просто совокупность производительных вещей. Затем важнее всего стала его денежная форма. Теперь добавилась информационная составляющая, но не в форме безличного знания, а в индивидуальной оболочке. Отсюда человеческий капитал, интеллектуальный капитал и т.д. Такие же изменения претерпевает и труд.

6. Автор пишет: сегодня "индустриальное, промышленное и экономическое развитие в гораздо большей степени опирается на культурные и социокультурные институты, чем на технические нововведения". Само противопоставление неверно. Институты тем ценнее, чем в большей степени они способствуют нововведениям, которые в постоянно меняющемся мире обеспечивают глобальное конкурентное преимущество.

7. Наконец, об инновационной экономике. Тут требуются уточнения. Конечно, "русский мир может сыграть важнейшую роль в процессах становления и развертывания инновационной экономики". Однако основой, "форвардом" инновационной экономики является не военно-промышленный комплекс, как считает автор, а прозрачная для общества несовершенная конкуренция свободных индивидуумов. Именно она порождает массовый, но в то же время индивидуализированный спрос, превращая инновационную экономику в "производство знаков и знаковых систем". Таким индивидуализированным спросом невозможно манипулировать, разве что очень короткое время. В конечном счете именно свободные индивидуумы, а не управленцы определяют то, что именно и в каком количестве надо производить.

И еще. "Инновационной экономике необходимо инновационное образование. Именно в этой сфере русский мир имеет существенные заделы и прорывные технологии". Мы не обсуждаем вопроса, насколько существен этот задел (не так много доказательств в защиту этого тезиса). Важнее другое. Образование (как и наука) - далеко не единственный необходимый фактор успешной инновационной экономики. Важно создать цепь: талант - образование - их применение - достойный уровень личного дохода, самоуважения и индивидуальной свободы. Если эту цепь не создать, то результатами нашей системы образования будут пользоваться другие. Опыт США показывает, что привлекательность образа жизни важнее системы образования (хорошие мозги сами придут).

8. Согласимся с тем, что инновационная экономика - это материальный фундамент развития российского общества и его государственно-национальной идентификации и что этнокультурный стержень этого процесса всецело будет зависеть от развития "сферы производства и воспроизводства человека". Однако это всего лишь абстрактная формула. Ведь самоопределение России и выстраивание - точнее, выращивание - "русского мира", его "согласованность" с глобальными геополитическими и культурными процессами будут определяться уровнем развития гражданского (в общеупотребительном значении) общества в нашей стране. В конечном счете судьба русского этноса будет зависеть именно от этого уровня. Это иной акцент в рассуждениях о национальном самоопределении. Развитое гражданское общество (хотя бы в силу необходимости обеспечения достойного качества жизни своих членов) неизбежно опирается на инновационную экономико-технологическую базу, но оно нуждается еще и во многом другом. Поэтому проблема самоопределения - это проблема не в последнюю очередь психологическая.

Гумилевская пассионарность обозначает героизм этноса, но в нынешней реальности глобального мира каждый этнос сужается до размеров национальной элиты. И пока в России не будет сформирована элита, не обязательно связанная с властью и психологически настроенная на действенный героизм во имя народа или хотя бы себя самой, пока она не обретет действенные, в том числе виртуальные, инструменты воздействия на гражданское общество, нам придется долго ждать столь желанной самоидентификации.

В общем, надо создавать не "русский мир", а работать над проектом "русские в глобальном мире".