Не надо морщить лоб

Сталин и Горький. 1931 г.

СТАТЬЯ Вадима Баранова "Как из Горького-"дипломата" сделали жесткого сталиниста" (ответ на мою статью "Великий гуманист", предваряющую публикацию переписки Горького и Сталина, журнал "Новое литературное обозрение", # 40, 1999) не дала, к сожалению, повода для достойной полемики. Я не против дискуссии, совсем наоборот, - ждала серьезного обсуждения темы. Но в данном случае просто не приходится спорить: ответ уже напечатан - это моя статья "Великий гуманист". Так что любой может ознакомиться и с документами, и с концепцией, построенной на основе этих документов.

И все же ответить надо.

В статье "Как из Горького..." (буду ее так называть для краткости) нет ни одного абзаца, который не представляет собой причудливой смеси действительно бывшего, полуправды, лжи и ошибок. Можно было составить список десятков ошибок, но простое их перечисление не имеет смысла. Они допущены не по незнанию, а продиктованы желанием скрыть то, что стало известно о Горьком, но очень не нравится. Для этого автор прибегает к давно известному способу - манипуляциям: совершенно сознательно искажает, перекручивает фактический материал.

Выпад Баранова против концепции статьи "Великий гуманист" основан на утверждении, что в ней "вообще не упоминаются самые важные" три письма Горького. Ясно сказано только то, что "не упоминаются" три письма, но совсем не ясно, - какие именно. То ли это письма: "в защиту Бухарина и его союзников (ноябрь 1929 г.)", "2 августа 1934 г." и "начало марта 1936 г.". То ли "три его письма (1929, 1935 и 1936 гг.). Те, что оказались вне поля зрения публикаторов". О каком-то письме Горького 1935 г. автор сказал и больше не вспомнил. Письма "2 августа 1934 г." и "начала марта 1936 г." рассмотрены в статье "Великий гуманист" и в комментарии к публикации "Переписка М.Горького и И.В. Сталина" ("Новое литературное обозрение", 1999, # 40). Письмо, представленное как "в защиту Бухарина и его союзников (ноябрь 1929 г.)", Горький написал 29-го числа. Оно снабжено фактографическим комментарием и включено в публикацию "Жму Вашу руку, дорогой товарищ". Переписка Максима Горького и Иосифа Сталина. Публикация, подготовка текста и комментарии Т.Дубинской-Джалиловой и А.Чернева" ("Новый мир", 1997, # 9). В ноябре 1929 года Горький писал Сталину еще 27-го числа. В этом письме нет ни слова о "Бухарине и его союзниках". Рассуждая о ноябрьских письмах, Баранов подает их как одно - от 27-го числа. Поэтому и называет туманную дату - "ноябрь 1929 г.". О письме Горького от 27 ноября сказано в той же "новомирской" публикации.

Существует два источника. Один - статья "Великий гуманист", в которой разобран весь комплекс документов: и сама переписка, и сопутствующие материалы. Каждый исследователь знает, что нельзя один источник вырывать из общей источниковой базы, ибо в отдельности он может указывать на прямо противоположное тому, что обнаруживает, когда рассмотрен вместе с другими (элементарное правило источниковедения). Второй источник - публикация переписки Горького и Сталина. Она напечатана в журналах "Новый мир" (1997, # 9; 1998, # 9) и "Новое литературное обозрение" (1999, # 40). Обращаю внимание - у публикации два автора: Т.Дубинская-Джалилова и А.Чернев (в статье "Как из Горького..." говорится то о "публикаторе", то о "публикаторах"). В нее действительно не вошли некоторые письма. По той причине, что периодическая печать предполагает первую публикацию, а не перепечатку раннее введенного в оборот материала (как исключение мы включили письмо Горького от 7 ноября 1934 года, опубликованное в газете "Вечерняя Москва" (1994, 10 мая) по черновой копии без даты и подписи. Еще несколько писем успели напечатать другие авторы в разных изданиях, когда "наши" уже были в типографии). Вадим Баранов все сплющивает в единый материал и к нему умышленно вызывает недоверие: дескать, автор не обратила на что-то внимание. А речь ведет о другой работе - моей статье "Великий гуманист".

Материал "Как из Горького..." заставляет говорить о методе (и культуре) ведения научной полемики. Технологию действия покажу на примере письма, которое подано под датой 27 ноября 1929 года. Именно его автор считает "исключительно важным". Таким, без которого "невозможно правильно понять умонастроение и психологическое состояние Горького на рубеже 20-30-х годов". Так ли это?

Автор нашел "эпицентр" письма: "Это забота (Горького. - Т.Д.-Д.) о том, чтобы соображения внутрипартийной борьбы, развернутой Сталиным, не оказали резко отрицательного влияния на ухудшение психологического климата в партии, не вызвали роста растерянности и пессимизма у молодежи". Теза подкреплена цитатой: "К сожалению, пессимизмом (у Горького: "и скептицизмом". - Т.Д.-Д.) часто заболевает молодежь наиболее вдумчивая, та, что училась на опыте, на книгах и речах старых большевиков. Теперь она видит, что учителя ее один за другим отпадают от партии, объявляются еретиками, - это не может не смущать ее<...>. На воспитание молодежи партия влияет не так сильно, как могла бы, - отчасти это объясняется трениями в самой партии<...>". Купюры - Вадима Баранова. Он сделал выводы: говоря о "еретиках", Горький имел в виду "Радека, Угланова, Томского и, конечно же, Бухарина", а не назвал их лишь потому, что это "было и без того ясно". Однако Горький "поднимает забрало" - рекомендует "на важные редакторские посты Радека и Воронского, обвинявшихся в принадлежности уже к иному, троцкистскому, уклону".

Письмо Горького от 27 ноября 1929 года отведено "освещению советской действительности" в отечественной, а также в "эмигрантской и, вообще, буржуазной прессе". По его мнению, оно "основано почти целиком на фактах отрицательного характера, публикуемых нашей прессой". Он писал: "Но я знаю также, что односторонность нашего отношения к действительности, нами же создаваемой, оказывает весьма вредное влияние на нашу молодежь". Горький сам подчеркнул эту фразу - не надо же объяснять, для чего это обычно делается.

Писатель рассказал о многих "фактах отрицательного характера", создающих "односторонность". Спросил: "Зачем я это говорю и что предлагаю?". Ответил: "Необходимо обратить более серьезное внимание на культурно-политический рост молодежи. Прежде всего необходимо установить более объективное освещение текущей действительности".

Вторая часть письма - это составленный Горьким перечень "практических предложений": наладить издание новых журналов - "За рубежом", "Война", книги "История гражданской войны", разных других книг и брошюр, много внимания он уделил работам по "пропаганде безбожия". В связи с проектом "За рубежом", он писал, что "кроме Карла Радека" не видит "никого, кто мог бы хорошо организовать такой журнал". Вслед за тем продолжил: "Разумеется, я за проект Воронского издавать журнал "Война"<...>". В обоих случаях он упомянул их "уклон", но об этом - чуть дальше.

Разберем систему доказательства. Утверждение: вот - "эпицентр" письма автор "обосновал" цитатой. Однако она - один из фрагментов, в которых Горький назвал "факты отрицательного характера", по сути - один из примеров, приведенных им в доказательство "одностороннего освещения прессой советской действительности". Такие факты - другие примеры - есть и в цитате, но Вадим Баранов эту часть текста сократил, "увел в отточия". Восстановлю одно из сокращений: "С ходом жизни она (молодежь. - Т.Д-Д.) знакомится по газетам. Если в любой день прочитать две, три газеты, - масса сообщаемых ими фактов головотяпства, жульничества и т.д. вполне способна вызвать в человеке неустоявшемся и не очень политически грамотном - и пессимизм, и панику".

Так достигается необходимое: вырывается из контекста цитата, из нее убираются неугодные строки - смещается акцент, меняется смысл. Как будто что-то доказывается, а на самом деле путем уловок автор вводит в заблуждение: "главная боль горьковской души" - это "ухудшение психологического климата в партии". Боль души - это, конечно, аргумент, но требует серьезной доказательной базы. О чем же "болела душа" Горького, если судить по его письму? Баранов сам предложил цитату, в которой между купюрами оставил строки: "На воспитание молодежи партия влияет не так сильно, как могла бы, - отчасти это объясняется трениями в самой партии" (слово "отчасти" почему-то не сократил).

Никакое забрало Горький не поднимал - о Радеке и Воронском сказал Сталину: "Уклон" Радека не может найти места в этом деле, ибо рамки дела очень ограничены, задача журнала - крайне проста и ясна". Поддержав "проект Воронского", писал: "Не знаю, чем кончилась Ваша беседа с Воронским, но опять-таки вопрос об "уклоне" и в этом случае не кажется мне вопросом, который может решить издание журнала "Война" отрицательно. "Уклоны", как я вижу, отлично выправляет наша рабочая действительность". Последняя фраза - с подтекстом.

К этому времени Радека и Воронского "вернули к партийной жизни": они были исключены из партии "за принадлежность к троцкистской оппозиции", первый - в начале декабря 1927 года, второй - в феврале 1928-го. Радек летом 1929 года заявил о разрыве с троцкизмом в письме в ЦК ВКП(б). Воронский тоже покаялся - сперва в письме Серго Орджоникидзе, наркому РКИ и председателю ЦКК ВКП(б), затем - Емельяну Ярославскому, секретарю ЦКК, который встретился с ним по поручению Сталина. В начале ноября 1929 года Воронскому разрешили вернуться в Москву из "мягкой" ссылки (находился в Липецке Тамбовской губернии).

Никто не спорит с Вадимом Барановым, что "Шекспир все-таки важнее, чем комментарии к нему". И "Евгения Онегина" читать интереснее, чем статьи о поэме. Однако без исследования Юрия Лотмана "Пушкин" теперь уже трудно обойтись...

Ни в одном из ноябрьских писем 1929 года Горький не "защищал Бухарина и его союзников". Повторю, предложена версия, что в письме от 27-го числа писатель не мог "в открытую выразить свои чувства". Хотя еще в августе его потрясли "грубейшие поношения Бухарина" в "Правде": "Такого еще не случалось в партийной печати!" Против Бухарина "развернулась невиданная, тщательно отрежиссированная кампания".

Значит, сталинская борьба с оппозицией началась в августе 1929 года? И не было "невиданных" кампаний против Троцкого, "объединенной оппозиции"? И не громила сталинская печать уже с апреля 1928 года "правую оппозицию", называя Бухарина не иначе как "двурушник", "фракционер"? И не был Бухарин еще весной 1929 года снят с поста главного редактора "Правды", а 3 июня - отстранен от руководства Коминтерном? События, поданные как "невиданные", с которыми Горький столкнулся впервые, были последними во внутрипартийной борьбе. Мы имеем дело не просто с ошибкой, которая видна абитуриентам исторических факультетов. С помощью манипуляции (смещение датировок) автор перестраивает исторический контекст, рисует виртуальную картину исторической обстановки.

Реально произошло следующее. 26 ноября 1929 года "Правда" опубликовала покаянное "Заявление тт. Томского, Бухарина и Рыкова". 29-го Горький откликнулся на событие в небольшом письме Сталину: "Страшно обрадован возвращением к партийной жизни Бухарина, Алексея Ивановича (Рыкова. - Т.Д.-Д.), Томского. Очень рад. Такой праздник на душе. Тяжело переживал я этот раскол". Больше по этому поводу он ничего не написал. Он постфактум констатировал: "Очень рад", "Тяжело переживал" - все. (Хотя радоваться, по большому счету, было нечему - с поражением этих "уклонистов" началось сталинское единовластие.)

Долгое время в нашей стране основной способ научной полемики был такой: не нравятся взгляды оппонента - тут же он обвиняется в некомпетентности, отходе от линии партии, принадлежности к идеологически враждебному лагерю.

Именно так действует Вадим Баранов. Стало понятно, что по всем швам трещат дорогие сердцу мифы "советского горьковедения". Спорить с фактами с помощью других у него нет возможности. Вот и пишется (и печатается) статья с полным набором лживых ярлыков.

Автор притворяется, что ему "не приходит на память фамилия г-на Бема". Делает это, чтобы заявить: "кто он такой вообще...", "почему он, собственно говоря, получил право так судить о писателе..." (гнев вызвали строки Альфреда Бема "Предательская рука Горького легла на плечи русской литературы", которые я взяла эпиграфом к статье "Великий гуманист"). Право Бема судить давно пресекли сотрудники НКВД - в мае 1945 года приехали за ним - и он пропал; что с ним сделали, до сих пор неизвестно. Баранову его взгляды тоже не нравятся, и он клевещет: "Свои "Письма" о современной литературе (читай: о советской литературе или, как писал Бем, о "литературе в пределах советской России". - Т. Д.-Д.) он не брезговал печатать в прессе, которая даже в эмигрантской среде считалась крайне правой (если не сказать злобно-оголтелой)". Бем действительно эмигрировал, с 1922 года жил в Праге. Но это - не его вина, родины его лишили большевики. В мой же адрес следует негодование и укор: "Вот такую компанию выбрала...", "Скажи мне, кто твой друг..."

Я не жду "воронок" - такие поклепы свое отработали. Изжила себя и система подтверждения ссылками на авторитеты: Библия, классики марксизма-ленинизма и проч. Это - методология схоластического спора, она не может являться основой для современной научной полемики. Такому другу, как Альфред Бем, я была бы рада. Сочла бы за честь оказаться в его компании. Бем действительно крупный филолог. Не надо "морщить лоб", чтобы "вспомнить", кто "вообще он такой". Достаточно заглянуть в справочники, особенно иностранные, теперь доступные, в которых страницы занимает библиография его работ о классической и современной литературе как зарубежной, так и советской, за которой он внимательно следил. Вадим Баранов и в этот раз "ошибся" - написал, что Бем известен "преимущественно работами о Достоевском". В равной степени широкую известность ему принесли работы о Льве Толстом, пятитомная серия библиографии "Обозрение трудов по славяноведению". Мне нравится Бем как критик. В начале 1930-х годов он в открытую сказал (что тоже - в его пользу) о губительном значении для русской литературы сталинской культурной политики. Его оценки, в частности деятельности Горького как "патриарха" советской литературы, через десятилетия подтвердили документы.

Бем по убеждениям был эсером, то есть социалистом. В Чехословакии он активно участвовал в создании эсеровский группы "Крестьянская Россия", был соредактором одноименного сборника, выходившего в Праге. Он никогда не печатался в "крайне правой", "злобно-оголтелой" прессе - такой считалась, например, красновская "Русская правда". Все статьи о современней литературе Бем опубликовал в кадетской газете "Руль" и в таком же либеральном издании "Молва" - "Меч" (было переименовано в 1934 году).

Все деятели гуманитарных наук, чей расцвет творчества совпал с советской эпохой, несут в той или иной степени ответственность за создание идеологических мифов. Однако абсолютное большинство горьковедов (не берусь говорить о других) подспудно возлагало огромные надежды на то время, когда архивы рассекретят документы. Когда можно будет не таясь писать то, что думаешь. После крушения тоталитарного строя архивы открыли и очень быстро стало ясно, что документы скрывали не зря. Они действительно таили информацию, взрывающую советское миропонимание. И тут возникла ситуация, в которой каждый лично должен решить, что ему дороже: научное исследование или сохранение старых представлений, с которыми расстаться совсем не просто и очень неприятно. Что ему иметь целью: научное познание или спасение привычных воззрений, несмотря на то что они рассыпаются под давлением фактов.

И, наконец, последнее, но не последнее по значимости. Изучение новых материалов, безусловно, влечет за собой как побочный эффект полную дискредитацию и культурной политики, и нравственных взаимоотношений, и методику ведения полемики, и т.д., - всего того, что входит в понятие "советская идеология". Та картина, которую воссоздает исследование, опирающееся на документы, полностью отбивает желание возвратиться в социалистический рай. И с этим нельзя не считаться. Подобные исследования убийственны для тех, кто все надежды связывает с частичной реконструкцией или реставрацией старых порядков. У них остается единственный путь - путь Баранова, а это значит - с помощью любых ухищрений сохранить прежнее представление о Горьком-политике в "сталинский период", свести на нет работу оппонента. Каждый выбирает свой путь. И несет ответственность за свои действия.