Виктор Красильщиков Вряд ли стоит сомневаться в актуальности тех проблем, которые затронул мой коллега по ИМЭМО Николай Работяжев в своей статье "Владимир Путин и его роль в русской революции". Не вызывает особых возражений и данная им оценка феномена Путина, тех социально-психологических механизмов, которые позволили кремлевским политтехнологам вознести пусть и высокопоставленного, но еще летом 1999 г. мало кому известного чиновника на вершину государственной власти. Автор статьи справедливо констатирует очевидную попытку нового президента России укрепить систему этой власти, в том числе и с помощью усиления авторитарных тенденций во внутренней политике.
Однако никак нельзя согласиться с одним из главных тезисов Работяжева - о том, что нам, похоже, не удастся избежать сингапурского варианта.
Не вдаваясь в подробности насчет количества парламентских мест, получаемого правящей в Сингапуре Партией народного действия (ПАП), - не всегда оно составляет постоянную величину, - необходимо специально подчеркнуть: режим "управляемой демократии", явное доминирование институтов исполнительной власти над законодательной, государственный контроль над СМИ, ограничения на критику властей, с которой выступают "чересчур инакомыслящие" граждане, - все это лишь внешние, к тому же не всегда обязательные атрибуты авторитарного режима. Суть дела заключается в том, каков тот или иной конкретный авторитарный режим, какие функции он выполняет, какова его социальная база, в каком направлении он эволюционирует. Между тем именно эти вопросы и обходит стороной Работяжев, прогнозируя дрейф России под руководством Путина к сингапурскому варианту.
Условно все авторитарные режимы можно разделить на два типа (что, между прочим, было сделано у нас в ИМЭМО в середине 90-х гг.): охранительные, реакционные, и реформаторские, то есть те, которые проводят модернизацию общества и экономики. Или, другими словами, "плохие", "вредные", и "хорошие", "полезные".
Почти во всех странах бывшего третьего мира, которые во второй половине XX столетия сумели осуществить успешную модернизацию и заметно приблизиться к лидерам мировой экономики, существовали именно "плохие" авторитарные режимы (редкое, хотя и важное исключение являет собой Индия, изначально развивавшаяся как демократическое государство). Политическую систему подобного рода следовало бы назвать авторитаризмом развития. Наиболее яркие примеры - азиатские "тигры", новые индустриальные страны Восточной и Юго-Восточной Азии, включая, конечно, и Сингапур. Эти режимы, во многом, кстати сказать, воплотившие на практике ленинские идеи нэпа и государственного капитализма, концентрировали внутренние ресурсы и привлекали иностранные инвестиции для ускоренного создания новых отраслей промышленности и инфраструктуры, развивали образование и медицину, поощряли технологические разработки и инновации. Столкнувшись в свое время с деятельностью подпольных компартий маоистского толка и их вооруженных формирований (так было, в частности, в Малайзии), лидеры "хороших" авторитарных режимов ясно осознавали непреложную истину: маоисты заводятся там, где простой народ живет плохо. Практическим ответом маоистам стали не только репрессии против них, но и достигнутое благодаря модернизации экономики резкое, в несколько раз, сокращение доли бедных, а кое-где, как в Сингапуре, на Тайване, в Южной Корее, почти полное искоренение бедности и тем более нищеты. При этом расходы на массовое образование увеличивались даже более высокими темпами, чем росла стремительно развивавшаяся экономика этих стран. В Южной Корее уже в 70-е гг. жалованье учителя начальной школы было равно жалованью капитана в армии, которая в обстановке холодной войны и конфронтации на Корейском полуострове являлась своего рода привилегированной кастой. В Сингапуре, порядками в котором пугает нас Работяжев, в 80-е гг. был принят закон, направленный на повышение качества демографического состава населения: если ребенка рожала женщина с высшим образованием, ей полагалось специальное пособие, тогда как "простолюдинкам" при рождении детей нужно было платить дополнительный налог. При этом авторитаризм развития последовательно проводит политику выравнивания шансов: в том же Сингапуре практически любой человек, включая выходцев из малообеспеченных семей, при надлежащих способностях и усердии может получить хорошее образование. Так что, видимо, недаром сингапурские школьники в 90-е гг. стали блистать на международных олимпиадах по точным и естественным наукам, а сама страна начала экспортировать в США свои учебники и даже готовые методики обучения математике. А известно ли, кроме того, уважаемому Николаю Владимировичу, что на концерты симфонической музыки сингапурские школьники приходят с партитурами исполняемых произведений? Наводит на некоторые размышления и тот факт, что любой человек, включая студентов и школьников, может, предъявив свой паспорт, присутствовать на заседаниях сингапурского парламента. Единственная просьба - не встревать в дебаты и не приходить в шортах. Наконец, нельзя не упомянуть и прекрасно работающий общественный транспорт в Сингапуре, включая три линии метрополитена, по архитектуре и устройству станций чем-то напоминающие московское метро. Впрочем, в сингапурском метро не разрешается ни жевать бутерброды, ни распивать напитки, даже простую воду, - за это налагается штраф 500 местных долларов (около 300 американских). Зато есть уверенность, что вас случайно не обольют пивом и не измажут мороженым, тогда как наше метро при разгуле "демократии а ля рюс" превратилось в заваленную мусором распивочную. Я уже не говорю о том, что в Сингапуре вы можете ночью гулять по улицам с туго набитым кошельком - ни хулиганы, ни грабители к вам не пристанут.
Возможно, кто-то скажет: былые достижения "хороших" авторитарных режимов Азии не уберегли их от кризиса 1997-1998 гг., который вскрыл всю порочность корпоративно-бюрократического капитализма с "социалистическими вкраплениями". Да, конечно, та модель функционирования экономики и политического устройства, которая когда-то обеспечила "азиатское чудо", к середине 90-х гг. исчерпала себя. И правящие элиты этих стран, в общем, сделали правильные выводы из последних событий. В частности, правительство Сингапура - а оно, пожалуй, пошло дальше всех других "тигров" в послекризисных преобразованиях - не только занялось обновлением экономических структур, чтобы повысить их эффективность, но и существенно, с 1,5 до 1,7% ВВП, увеличило расходы на научные исследования и технологические разработки, поскольку сегодня без этого невозможно поддерживать экспортную экспансию на рынках постиндустриальных стран Запада.
Можно долго перечислять как достоинства, так и изъяны авторитаризма развития. Необходимо, однако, отметить, что такой авторитаризм закладывает куда более прочные условия для перехода к демократии, чем иные "демократические революции". Подтверждением тому служит произошедшая весной этого года смена власти в китайской провинции Тайвань. Там гоминьдановский режим, авторитаризм развития сам постепенно взрастил предпосылки для мирной победы демократической оппозиции, что по существу знаменовало собой завершение процесса догоняющей модернизации на острове. Кстати сказать, переход от "авторитаризма развития" к демократии исторически является куда более легким делом, чем превращение "плохого", охранительного авторитаризма в авторитаризм "хороший", модернизаторский. Один из редких и наиболее известных примеров такого превращения - эволюция франкистского режима в Испании в 1959-1973 гг.
Что же касается России, то неизбежность и необходимость у нас авторитаризма (в жестком или смягченном варианте - другой вопрос) не подлежит сомнению. Беда нашей страны, однако, заключается в том, что формирующийся под руководством Путина авторитаризм, скорее всего, не будет авторитаризмом развития. Во-первых, потому, что для этого у него нет широкой социальной базы - активного, сознающего свои интересы в глобализирующемся мире современного среднего класса, хотя эмбрионы оного и существовали в СССР к началу "перестройки". Сегодня же они размыты, деморализованы и в своем большинстве, как ни печально, не пригодны к выполнению возлагаемых на них ходом истории задач по профессиональным и морально-волевым качествам. В России нет и соответствующей бюрократической и предпринимательской элиты - большинство наших чиновников обладает психологией временщиков, а предприниматели, за редким исключением, озабочены не долгосрочной стратегией развития России, а набиванием карманов "сразу и сейчас" (недавно я услышал по этому поводу весьма едкие фразы от водителя такси в Барселоне). Во-вторых, авторитаризм развития может эффективно функционировать лишь постольку, поскольку опирается на желание и умение хотя бы части народа напряженно работать и зарабатывать, а также на его уверенность, что государство и суд защитят, в случае чего, право собственности на заработанное добро. В России ничего подобного, к сожалению, не видно. Ведь Зюганов в 1996 г. проиграл Ельцину не только из-за оголтелой антикоммунистической пропаганды и вопиющего жульничества со стороны ельцинской команды. Инстинктивно народ почувствовал, что в случае победы Зюганова в стране может начаться новая модернизация-индустриализация, и тогда - "гуд бай, халява", придется, чего доброго, как следует работать. А вот Ельцин говорил то, что от него хотели услышать, - обещал всем и каждому по чудо-щуке, которая, как в сказке про Емелю, все сама сделает. Правда, в августе 1998 г. щуки мигом нырнули в прорубь финансовой глобализации, а одураченные Емели годом позже обратили свои взоры к молодому "спасителю Отечества". Уверенности же в том, что государство защитит права собственности, как ни у кого не было, так и нет. В-третьих, путинский режим не будет авторитаризмом развития также и потому, что он, судя по всему, собирается продолжать ту социально-экономическую политику, которая проводилась при Ельцине. Новации касаются лишь частностей, а обещаемое наведение порядка будет иметь место только в рамках уже сложившейся системы. Независимо от намерений самого президента создаваемая им система власти и управления призвана сохранить ту модель экономики, которая существует сегодня. Это означает, что путинский авторитаризм будет носить охранительный, реакционный характер. Его задача - не развитие России, а закрепление статус-кво с массовой бедностью, беспризорными детьми и полуголодными учителями, отсталостью и зависимостью страны от Запада.
Наконец, последнее соображение, основанное на личных впечатлениях. Однажды в Сингапуре я увидел по телевизору рекламу компакт-дисков с записями сочинений русских композиторов. Встречалось ли вам что-нибудь подобное на каналах НТВ или ОРТ?
Так что вопреки мнению Работяжева приходится признать: сингапурский вариант нам, увы, не грозит.
