Мартин Шаккум БЫВАЮТ публикации, интересные уже самой глубиной постановки вопросов, даже независимо от выводов, к которым приходит автор. Статья Виталия Третьякова "Плохая неделя", без сомнения, именно такова. В ней рассматривается важнейший для современной России вопрос: каковы те вызовы, на которые президент Путин должен дать безотлагательный ответ?
ЛОГИКА И ФАКТЫ
Цепь умозаключений, выстраиваемых автором, на первый взгляд представляется логически безупречной.
Виталий Третьяков пишет: "Путин победил, потому что показал, что он видит самые острые проблемы страны, знает, как их решать, поставив цель, последовательно и бескомпромиссно, несмотря на критику и неприятные побочные эффекты, идет к ее достижению".
Далее автор констатирует: на имевшие место в течение "плохой недели" важнейшие вызовы, такие, как конфликт между Андреем Илларионовым и правительством по вопросу выплат долгов Парижскому клубу, "дело Бородина", проблемы военной реформы и реструктуризации РАО "ЕЭС", противостояние холдингов "Медиа-МОСТ" и "Газпром-медиа", возможность продажи акций НТВ Теду Тернеру и т.д., президент Путин не дал ясного ответа и не сформулировал в связи с ними собственной позиции.
"Молчать, давать неясные ответы, бесконечно откладывать решения, не снимать с должности тех, кто явно действует вопреки принятому решению, - вот это для президента недопустимо", - считает Виталий Третьяков.
Из этих предпосылок делается, казалось бы, очевидный вывод: коль скоро президент, от которого ожидали воли, решительности и ясной позиции по важнейшим проблемам страны, этих качеств не продемонстрировал, его рейтинг неизбежно начнет падать, и (цитирую) "ближайшие социологические замеры наверняка зафиксируют это".
Но что же мы видим? Последний опрос, проведенный ВЦИОМ, показал, что деятельность Путина одобряют уже 76% россиян - абсолютный рекорд за всю историю его президентства.
Этот феномен, безусловно, требует своего объяснения, от степени корректности которого в немалой степени будет зависеть точность анализа дальнейших перспектив политики президента Путина, а значит, и судеб России.
Таким образом, нам необходимо проанализировать позицию президента и связанные с ней тактические преимущества и потенциальные угрозы в тех конкретных ситуациях, о которых речь шла выше. Но вместе с тем возникают и более общие вопросы: насколько вообще способен Владимир Путин к принятию ответственных решений по стратегическим проблемам развития страны? Нет ли опасности воспроизведения ситуации, имевшей место в период правления Михаила Горбачева, когда от лидера ждали решений, которые он так и "не успел" принять?
"НАШ" ПРЕЗИДЕНТ
Мне представляется, что выбор, сделанный народом в марте 2000 г., был обусловлен не только тем, что тогда Владимир Путин подошел к решению острых проблем страны и продемонстрировал решительность и волю.
Секрет политического успеха Путина, как мне кажется, заключается еще и в том, что впервые чуть ли не за всю историю российских реформ во главе страны появился лидер, чей менталитет совпадает с мироощущением подавляющего большинства российских (в недавнем прошлом - советских) граждан. В отличие от либеральных реформаторов, которые в глазах рядового россиянина то ли персонажи бразильско-мексиканских мыльных опер, то ли люди с других планет, Путин представляется "своим", "советским"; он жил в нашей стране, а не заехал к нам ненадолго по пути из Гарварда в Боливию. Его мышлению совершенно не присущи характерные для отечественных либералов представления о "третьемирскости" России, ее вторичности, ориентации на механическое заимствование готовых зарубежных моделей.
ПРИЗРАЧНОСТЬ МОБИЛИЗАЦИИ
И еще об ожиданиях, связанных с приходом Путина. На мой взгляд, его президентство - это в какой-то мере реакция на "революционную" эпоху, когда непредсказуемый лидер "решал все", будучи сам перманентным источником нестабильности.
Вслед за горбачевско-ельцинской "революцией" (или контрреволюцией, если брать за точку отсчета Октябрь 1917-го) должен был наступить период нормализации.
Эпоха Ельцина была эпохой слома, разрушения, затронувшего все аспекты жизни страны.
Задача Путина - возвращение к нормальной, предсказуемой жизни, прекращение затянувшегося "переходного периода". Само понятие "переходного периода" ужасно: это та самая эпоха перемен, в которую мудрые китайцы не желают жить даже злейшим врагам. Этот термин, как замечает один современный автор, - индульгенция для шулерства и смены правил на каждом шагу, вроде "обнуления" вкладов или августовского дефолта.
Реализации ожиданий, связанных с завершением "переходного периода" и наступлением нормализации, на первом этапе пребывания Путина у власти во многом способствовали конъюнктурные факторы развития экономики: последствия девальвации рубля, высокие цены на нефть и другие предметы российского экспорта, что создавало в обществе ощущение стабильности. Однако сегодня эти факторы уже практически исчерпаны.
Отсюда некоторые делают вывод о необходимости перехода к мобилизационной экономике. Представляется, однако, что никакие мобилизационные модели сегодня, скорее всего, работать не будут, в том числе и потому, что они немыслимы без некоего морально-политического единства нации.
Попробую проиллюстрировать. Валерий Чкалов, Михаил Водопьянов, Константин Рокоссовский, Игорь Курчатов, с одной стороны, и простой советский рабочий, студент, ученый - с другой, - это все граждане одной страны.
Олигархи, правительство, советники президента, политтехнологи, с одной стороны, и жители Приморья - с другой, - это люди разных стран ("две нации", по Ленину).
Соответственно не просматривается и мобилизационная идеология, приемлемая для большинства населения.
РЕШЕНИЯ, КОТОРЫЕ "ОБА ХУЖЕ"
Проблемы, по которым Виталий Третьяков предлагает Путину как можно быстрее определиться, скорее всего, не имеют однозначно позитивного разрешения вне контекста некой глобальной стратегии развития страны. Сегодня состояние российской экономики крайне нестабильно, и любое негативное внешнее воздействие может оказаться для нее роковым. Отсюда следует, что решения по экономическим вопросам, принимаемые президентом, должны быть предельно взвешенными и осторожными; ему следует избегать публично присоединяться к крайним точкам зрения. Поистине суетливость здесь не к добру.
Возьмем те же долги Парижскому клубу. Как должен был поступить президент? Публично поддержать Илларионова? Это означало бы заслужить одобрение западных кредиторов, но при этом подставить себя под огонь критики экономистов самого разного толка, депутатов, политиков, которые непременно стали бы доказывать, что долги можно было частично списать, реструктурировать и т.д.
Одобрить действия правительства? В данной ситуации это выглядело бы еще более нелепо: ведь правительство не заложило в бюджет платежи даже тогда, когда стало ясно, что переговоры с Парижским клубом проваливаются, а вслед за этим еще и публично оскандалилось, заявив, что не в состоянии платить и что престижем России допустимо пожертвовать. Солидаризоваться с подобной позицией означало бы для президента дискредитировать себя в глазах западных партнеров.
В этих условиях Путин заявил: международные финансовые обязательства надо выполнять, но при этом недопустимо снижать социальные выплаты и уровень жизни российских граждан. Как это сделать? А это уж пусть решает правительство, которое всю эту кашу заварило. Не получится? Что ж, тогда президент сделает выводы - возможно, и кадровые.
Еще более странным было бы для президента вмешиваться в дело Бородина. Как известно, между правительствами Соединенных Штатов и Швейцарской Конфедерации существует Договор об экстрадиции, по которому стороны обязаны передавать друг другу лиц, разыскиваемых в соответствии с ордером о задержании. Ордер в отношении Павла Бородина был выписан женевской прокуратурой еще 20 января 2000 г. В этих условиях Россия не может предъявлять претензий американской стороне, которая лишь выполнила соответствующий пункт договора.
Конечно, данный вопрос следовало бы урегулировать со швейцарскими властями заблаговременно, тем более что речь шла о государственном чиновнике столь высокого ранга. Непонятно также, почему российский МИД не предупредил Павла Бородина о том, что с ним может случиться в США, - ведь существование ордера, выписанного швейцарской прокуратурой, ни для кого не было тайной. Но при чем здесь президент? Для урегулирования такого рода инцидентов в России есть соответствующие службы - пусть они этим и занимаются.
Если бы президент публично призвал к освобождению Бородина, его не поняли бы на Западе: там такие вопросы решают судебные власти, да и в самой России кое-кто заклеймил бы его как "покровителя коррупции".
Если же Путин, напротив, заявил бы, что американские и швейцарские власти действуют правильно, его неизбежно обвинили бы в "низкопоклонстве перед Западом", возрождении сервильной внешнеполитической линии Козырева.
Совершенно нецелесообразным, противоречащим принципам рыночной экономики и разделения властей было бы для Путина вмешиваться в спор хозяйствующих субъектов, скажем, на предмет передачи акций "Медиа-МОСТа" "Газпрому" или взаимоотношений холдинга Гусинского с Генпрокуратурой. Если верить Альфреду Коху, президент рекомендовал "Газпрому" сохранить журналистский коллектив и менеджмент НТВ. Можно ли требовать от него большего, особенно с учетом той позиции, которую занимает само НТВ и руководство холдинга по отношению к Путину? Когда, например, тот же Владимир Гусинский в интервью испанской газете "Эль Мундо" называет нынешний "режим" "преступным" и "фашистским"?
ОПРЕДЕЛЯТЬСЯ ВСЕ-ТАКИ ПРИДЕТСЯ
По большому счету Виталий Третьяков прав: президенту действительно предстоит определиться. В противном случае мы рискуем оказаться в ситуации, которая сложилась в эпоху Горбачева, когда новый стиль политического руководства в сочетании с мерами по наведению порядка породил серьезные ожидания, которые, не будучи реализованными, обернулись массовым разочарованием в новом лидере.
Но президенту предстоит определиться не по тем важным, но все же частным проблемам, о которых речь шла выше.
Главный вопрос - достижение стабилизации без привлечения мобилизационных моделей. Разумеется, стабилизация не тождественна консервации тех подходов и тенденций, которые присутствовали в экономической, социальной и политической жизни ельцинской эпохи. Это не сохранение статус-кво, когда олигархи "расширяются" за счет государства, а государство "сворачивается" и граждане нищают.
В принципе к проблеме стабилизации возможны два подхода. Первый из них я бы назвал квазилиберальным: отношения между государством и бизнесом строятся на принципах взаимного невмешательства.
В рамках реализации данной модели бизнесмены постепенно цивилизуются, приучаются платить налоги, выделяют все больше средств на социальные программы и благотворительность. А государство ждет, когда олигархи, выражаясь словами булгаковского героя, "сами все предложат и сами все дадут".
Бывает ли такое? Почему бы и нет. В частности, на состоявшейся недавно встрече президента с предпринимателями речь шла о создании фонда в 3 млрд. руб. для поддержки военнослужащих и членов их семей.
Однако в контексте современных мировых процессов такая модель взаимодействия представляется архаичной; ведь именно она привела к целой волне революций в Европе в начале XX века, а затем и к Великой депрессии в самой благополучной стране мира - США в 1929-1933 гг.
Вторая модель заключается в создании цивилизованной рыночной экономики, благодаря чему среди прочего сократится теневой сектор и возрастут бюджетные поступления. При этом государство получит возможность финансировать социальные программы через бюджет, не прося милостыню у олигархов.
Такой подход в большей степени коррелирует с современными мировыми тенденциями, поскольку в большинстве развитых стран мы наблюдаем не только быстрый рост ВВП, но и увеличение доли бюджета в ВВП.
В этом случае, однако, государству предстоит решить несколько проблем. Первая - обеспечение сбора налогов, прежде всего с экспортных отраслей, где бюджет ежегодно теряет миллиарды долларов из-за занижения контрактных цен и сокрытия прибыли, а также вследствие неэффективной политики правительства в этом вопросе.
Вторую проблему можно было бы обозначить так: банки для экономики или для их владельцев и менеджеров?
Речь идет об обеспечении прозрачности банковской системы, разделении государственных и частных финансовых потоков, что во всем мире является важнейшим способом борьбы с коррупцией и теневой экономикой. Существующий документ МВФ - Кодекс надлежащей практики по обеспечению прозрачности денежно-кредитной и финансовой политики - устанавливает ряд важных критериев в этом направлении, и нам необходимо по крайней мере к ним приблизиться.
Наконец, третья проблема, по которой президенту предстоит определиться, - это установление единых правил игры для всех субъектов экономического развития и политического процесса, что включает, в частности, реформу прокуратуры, судебной системы и правоохранительных органов, которые должны стать механизмами защиты прав человека и обеспечения его безопасности, а не орудием конкурентной борьбы между различными олигархическими группами, как это нередко происходит сегодня.
В целом же речь идет о создании эффективной рыночной экономики и о формировании - на ее основе - гражданского общества, о преодолении вопиющего социального неравенства и фрагментарного расслоения общества. И только когда эти цели будут достигнуты, можно будет говорить о социальной мобилизации, например, для решения такой глобальной задачи, как выход России на мировые рынки наукоемкой продукции гражданского назначения (именно об этом говорил в одной из своих статей Владимир Путин).
ПРЕДЕЛЫ "НЕВМЕШАТЕЛЬСТВА"
Сегодня неготовность президента Путина незамедлительно высказываться по той или иной острой и болезненной проблеме не означает отсутствия у него позиции по ней. По свидетельству некоторых лиц, встречавшихся с президентом в последнее время, Владимир Путин проявляет глубокий интерес к вышеперечисленным проблемам и по ряду из них имеет вполне четкое мнение, которое, однако, зачастую не спешит озвучивать.
Вместе с тем совершенно очевидно, что стратегия "невмешательства" имеет объективные пределы. Ухудшение экономической ситуации и растущее давление со стороны Запада скорее всего вынудят президента занять более ясную позицию по ключевым проблемам экономики и принять достаточно радикальные - возможно, болезненные - решения. Опасность заключается в том, что к этому моменту многие конфликты могут оказаться слишком "запущенными", и тогда принятие таких решений будет способно привести лишь к тому, что ситуация выйдет из-под контроля.
Недостаточная способность лидера к принятию решений в сложных обстоятельствах, в принципе, способна обернуться крайне негативными последствиями. Однако, как показала, в частности, федеративная реформа, нет достаточных оснований предполагать отсутствие соответствующих качеств у президента Путина.
И все же нельзя не отметить, что сегодня существует и определенный соблазн уклониться от принятия решений - просто из желания сохранить высокий рейтинг. Конечно, рейтинг, а точнее, доверие народа к президенту, - важнейший политический ресурс. И было бы странно разбрасываться этим ресурсом направо и налево, не обретая ничего взамен. Однако, как показывает опыт Горбачева и отчасти Ельцина, когда проблемы накапливаются, а решения не принимаются, этот рейтинг может "обвалиться" в очень короткие сроки. При всей важности рейтинга как политического ресурса его "магия" не должна завораживать; в противном случае вряд ли вообще удастся приступить к решению серьезных и болезненных проблем страны.
