Анатолий Костюков Группка московских студентов, как уже писалось, надумала провести всероссийский референдум о продлении срока президентских полномочий. Возможно, это насторожило президента РФ Владимира Путина. Ведь его могли заставить корячиться на троне еще 10 лет, и поэтому он срочно послал в Думу проект нового Закона «О референдуме». После того как закон примут (кто бы сомневался!), организовать всенародный плебисцит будет так сложно, что у злонамеренных студентов точно ничего не получится.
Есть, правда, и иные мнения насчет того, зачем президенту понадобился новый закон, но они звучат еще менее убедительно. Так, первый вице-спикер Госдумы Любовь Слиска уверяет, будто цель предлагаемых ужесточений и ограничений – «воспрепятствовать сомнительной практике инициирования референдума в рекламных целях». Слиска прозрачно намекает на двухгодичной давности инициативу КПРФ (больше просто не на что), однако той попытке удалось воспрепятствовать путем поправок в старый закон. Зачем же печь новый?
Председатель ЦИКа Александр Вешняков тоже говорит, что усложнение процедуры – это защита от разного рода чудаков, которых хлебом не корми – дай поприставать к народу с дурацкими вопросами. Если это не про студентов, то, наверное, опять про коммунистов. Иначе совершенно не понять, на какую «сомнительную практику» ссылаются эти знающие люди. За все 13 лет существования независимой РФ у нас было всего два референдума – в апреле и в декабре 1993 года. Оба проводились по инициативе центральной власти. Самодеятельных попыток тоже было две (до КПРФ пробовала учинить плебисцит «ДемРоссия»), и обе они были успешно отбиты.
Все, кому надо, давно знают: всенародный плебисцит – инструмент власти, а не общества. Действующий с 1995 года закон таков, что воспользоваться правом на референдум способны только два субъекта общественной инициативы. Во-первых, президент – при условии, что на его стороне думское большинство и Конституционный суд. Во-вторых, политическая партия, располагающая двумя третями голосов в Думе и поддержкой Конституционного суда. Прочие энтузиасты могут насобирать под своим требованием хоть три миллиона подписей, хоть 30 – дальше Центризбиркома они не пройдут. Коммунисты, затевая свой референдум, прекрасно понимали, что провести его им не позволят. Просто они хотели, чтобы власть хотя бы немного понервничала. К их удивлению, она занервничала так, что случилась форменная истерика, но это проблема скорее медицинская, чем правовая.
Тем не менее потребовались новые ограничения и устрожения. Зачем? Какая нужда приперла? Кто просил? Недавно общественность задавалась теми же вопросами над законопроектом о митингах и шествиях. Тогда тоже решительно никто не понял, зачем властям понадобилось вытеснять митинги на пустыри и свалки, если и на площадях никто митинговать не хочет. Впоследствии выяснилось, что этого и сам президент не понял. Похоже, он своих законопроектов не читает, а потом вместе со всеми удивляется: надо же, какую глупость я подмахнул!
Мне, впрочем, неведомо, как это у них там получается и кто кого подставляет. Но интересно, что все подобного рода «недоразумения» и «подставы» образуют логически стройный ряд. Так складывается, что, обновляя законодательство, регламентирующее функции базовых институтов демократии, нынешние законотворцы то и дело проявляют немотивированную свирепость. Их все время подмывает что-нибудь ужесточить, усложнить, ограничить, запретить. Перегибов в обратную сторону не помнится ни одного. Судя по всему, концептуальная установка на делиберализацию уже трансформировалась в поведенческий инстинкт и зачастую материализуется в откровенно маниакальных формах. Изобретатель очередного табу даже не задумывается, зачем оно ему. Сегодня, может быть, и незачем, но в принципе, на всякий случай, лучше перегнуть, чем недогнуть.
А между тем на очереди – очередная правка избирательного законодательства. Решено, что Госдуму нужно выбирать только по партийным спискам. Экспертное сообщество как услышало, так вздрогнуло. Для всех спецов это – снег на голову, никто не готов сказать, каких последствий надо ждать. Некоторые эксперты не понимают даже, какая от этого польза Кремлю. А главный вопрос: с чего вдруг? Кого не устраивала нынешняя, пропорционально-мажоритарная система? Избирателей? Губернаторов? Коммунистов? Либералов? ПАСЕ? ОБСЕ? Почему же они до сих пор молчали? Пока Вешняков не объявил о грядущей реформе, никто ведь и слова не сказал, что действующая система выборов плоха. Все, кроме Вешнякова, в один голос говорили, что ни к черту не годится избирательная практика (правила агитации не соблюдаются, результаты голосования подтасовываются, избиркомы лежат под исполнительной властью...), но это совсем другая песня. Если бы президента и ЦИК волновало то же самое, они предложили бы менять не систему выборов, а правила комплектования избирательных комиссий, например, или процедуру отмены фальсифицированных результатов голосования. Но нет, высокопоставленные законотворцы берутся решать проблему, о наличии которой известно только им. Это уже само по себе аномалия и достаточный повод, чтобы насторожиться и ожидать от них какого-нибудь непредвиденного вероломства.
Кстати, раз уж речь о выборах, не пора ли сделать выборным Совет Федерации? Вот об этом действительно говорят на всех углах. Даже спикер Миронов – за выборный СФ. Но этих голосов кремлевские законотворцы не слышат. По-видимому, их уши устроены так, что реагируют только на «внутренний голос», на ультразвуки, излучаемые чревом самой власти. А это чрево вещает только об одном: не откладывай на завтра то, что можно запретить сегодня.
