Владимир Иорданский Трагедия в Беслане обнаружила две стороны нашей жизни: доходящее до самопожертвования мужество простых солдат и офицеров – и беспомощность организаторских способностей власти. На этот раз мы все могли видеть происходившее в небольшом осетинском городке своими глазами, и сначала мы верили тому, что нам говорили представители власти. Верили, что захвачено всего 340 заложников, верили, что с минуты на минуту начнутся переговоры, верили, что все под контролем. Но затем у нас возникло недоумение. Что за толпа безоружных и плачущих людей собралась перед школой, образуя еще одну массу потенциальных заложников и в любом случае возможных жертв? Мы видели беспорядочно мечущихся солдат. Потом перед нами возникло лицо советника президента, который дал понять, что, оказывается, в здании школы бандиты удерживают более тысячи двухсот человек – большей частью детей, но и учителей, родителей школьников, их пап и мам. С каждым мгновением то, что мы видели, становилось страшнее.
Сейчас вместо честного, откровенного разговора начинается изготовление той лапши, которую будут нам вешать на уши, чтобы уйти от ответственности. Мол, менять начальников не след, потому что есть трудности со вторым эшелоном руководителей. Надо же такое придумать! Мол, милиция не задержала три машины «воров», потому что они ехали по проселочной дороге. Следует ли это понимать так, что хорошо, что не целая дивизия приехала в Беслан этой проселочной дорогой? Один грузовик из трех поспешил исчезнуть из окрестностей школы. И его до сих пор не обнаружили?
Только один осетинский генерал поступил так, как того требовала офицерская честь: подал в отставку. Поначалу ее вовсе не приняли. И понятно. Иначе странно выглядели бы другие генералы, пусть невидимые, но куда более ответственные.
Сейчас много и шумно говорят о создании комиссии, которая-де прольет свет, внесет ясность в произошедшие события. Думается, дело пустое! В России исторически создавали комиссии, когда хотели скрыть правду в горах бумаги, утопить в словесных потоках. И новая комиссия пошумит, пошелестит, а потом совсем затихнет. Тем все и кончится.
Но действительно скверно будет другое: если в наших бюрократических дебрях потеряются те пожертвования, которые собраны и у нас, и за рубежом. А такое, к сожалению, весьма возможно. Уже ползут грязноватые слухи, что-де денежные пособия не доходят до пострадавших в Беслане, застревая где-то на полпути. Если такое действительно случится, то позор может лечь на всех нас, на всю Россию. Ведь за каждым отосланным детям Беслана рублем, фунтом, евро или долларом – сострадательное движение души, и люди надеются на абсолютную нашу честность. Этих ожиданий никак нельзя обмануть.
Весь механизм приема и передачи пришедшей в русские банки денежной помощи должен быть сделан абсолютно прозрачным, постоянно контролироваться и властью, и представителями общественных организаций; отчеты о распределении полученных средств регулярно публиковаться. Тех же, кто хотя бы попытается погреть руки на этом сердечном порыве миллионов людей во всем мире, – судить.
Меня, да и миллионы других граждан России, глубоко взволновал порыв сочувствия, порыв солидарности с нашим горем, донесшийся из-за рубежа. Там был сделан огромный шаг к пониманию наших проблем, к пониманию нашей непростой, противоречивой и трудной истории. Может быть, наши отношения станут более ясными, лишенными двусмысленностей и недоговоренностей, предвзятости, а временами и опасливой взаимной подозрительности.
Я верю сотням тысяч итальянцев с горящими свечами в руках прошедших по улицам Вечного Города. Верю в искренность жителей израильского города Ашкелона, когда они говорят, что ждут детей Беслана с их родителями в своих больницах, в своих семьях, на своих пляжах. Меня глубоко тронул жест англичан, собравших несколько десятков тысяч фунтов стерлингов в дар пострадавшим в Беслане семьям.
И все же Запад не был бы Западом, если бы его власти не использовали страшные события в России для своих политических игр. Искренность его официальных кругов иной раз вызывает сомнения. В одних случаях, как в США, надвигаются ответственные выборы и доброжелательное внимание к русскому народу может принести дополнительные очки; в других, как в Германии, подчеркнутая симпатия к пережившей тягчайшие испытания Осетии призвана ослабить напор оппозиции, кое-как смягчить остроту внутреннего противоборства. Политическое лицемерие всегда оставляет горький осадок. И надолго.
